Брусиловский прорыв: последняя победа Российской империи

Но при этом он так и не привёл к желанному краху Австро-Венгрии. Вот уже век не утихают ожесточённые споры как о значении этой операции, так и о самом Брусилове. Попробуем разобраться, как русская армия после целого ряда кровавых неудач смогла наконец добиться крупной победы и почему победа на одном фронте не привела к победе в войне.

Перед битвой

Купленный дорогой ценой опыт прошлых попыток наступления, например у озера Нарочь, показал слабые места русской армии. И весной 1916 года за их исправление взялись всерьёз. Численность пополненных войск на участке планировавшегося наступления даже превысила штатный состав. Поэтому за счёт «сверхкомплектных» солдат при каждом полку создали роты пополнения — которые вскоре очень пригодились.

Солдат старших возрастов изъяли из боевых частей и направили в тыл. Подразделения постоянно обучали навыкам современной войны, в том числе тому, как преодолевать колючую проволоку и захватывать вражеские окопы. На полигонах, копирующих участки австрийских позиций, пехота и артиллерия тренировались действовать совместно. Команды «гранатчиков» учились метать гранаты на практике. Однако при обучении пехоты всё-таки были упущены некоторые важные детали – например, необходимость держать правильное направление в атаке и быстро обустраивать захваченные окопы. Позднее это не раз приведёт к большим потерям.

Оборона австро-венгерской армии состояла из двух-трёх полос, находящихся на расстоянии до пяти и более километров друг от друга. Наиболее сильной была первая полоса, состоявшая из двух-трёх линий траншей и дополнительных узлов обороны. Окопы противником копались выше человеческого роста. На каждый взвод выделялось по лисьей норе глубиной до 5–6 м. Расчёты орудий, пулемёты и наблюдательные пункты, станции связи часто защищались железобетонными перекрытиями.

Промежутки между узлами обороны простреливались из орудий и пулемётов. В некоторых местах устраивались отсечные позиции — если противник (т.е. русские) прорывал первую полосу, он попадал в огневой мешок. Перед первой позицией были расположены две-три полосы колючей проволоки — на 4–10, а то и 15 рядов кольев или рогаток. Нередко по проволоке ещё и пускали ток, а впереди закладывались самовзрывающиеся фугасы. Местами были выкопаны рвы с проволочной сетью на кольях. Полевые железные дороги позволяли австрийцам быстро доставлять боеприпасы и подкрепления.

Такая оборона с виду была непреодолимой. Но в ней всё-таки было несколько слабых мест. Лучшие австро-венгерские части в это время наступали на итальянском фронте. А полевая фортификация не поспевала за изменениями тактики. Оборона планировалась как пассивная. Основные усилия сосредоточивались на укреплении первой полосы, а остальные готовились слабо и небрежно. Поэтому захват уже первой полосы становился для обороняющихся очень опасным. Места для установки пулемётов выбирались шаблонно. Многие плохо замаскированные позиции легко определялись с воздуха.

Национальный состав австро-венгерской армии на русском фронте был очень пёстрым: здесь перемешивались мадьярские, сербско-хорватские, мадьяро-румынские, немецкие, чешские, польские, хорватские полки и батальоны. Ко всему прочему, солдат ещё и плохо кормили, выдавая им всего по 200 г хлеба в день.

Замысел русской наступательной операции, предложенный начальником штаба Верховного главнокомандующего Алексеевым и доработанный Брусиловым, основывался на практической невозможности долгой маскировки больших масс войск и артиллерии. Поэтому каждой армии и корпусу Юго-Западного фронта выделялся свой участок прорыва. При этом в целом Юго-Западный фронт должен был лишь помогать Западному – именно там предполагалось нанесение основного удара.

Позиции противника перед наступлением тщательно разведывались – как с передовых наблюдательных пунктов, так и с воздуха. Командиры частей и подразделений, от дивизии до взвода, лично изучали расположение противника, характер его укреплений и подходов к ним. Офицеры сапёрных и артиллерийских частей отдельно изучали состояние проволочных заграждений, пути подхода войск, огневые позиции и положение наблюдательных пунктов. По результатам проведённой разведки в части направили планы вражеских окопов с нумерацией всех целей.

Сапёры аккуратно готовили плацдармы для атаки (включая ложные) — параллельные траншеи и ходы сообщения, заканчивающиеся исходными ровиками. Такие плацдармы давали пехоте возможность скрытно подобраться почти к самой колючей проволоке. В передовых окопах были устроены площадки для метания ручных гранат. Непосредственно перед наступлением специальные команды подрывников и разведчиков аккуратно вынимали вражеские мины, резали колючую проволоку или подрывали её бомбами Новицкого и удлинёнными зарядами.

На отдельных участках фронта плотность русской артиллерии достигала 40–50 орудий на 1 км. Каждая артбатарея получила чётко определённую задачу, например бить «по окопам и ходам сообщения к югу от высоты 125,1 до 8-конечного креста». Все цели помечались на общей схеме. Лёгкие батареи должны были уничтожать проволочные заграждения, пулемётные точки и бомбомёты, тяжёлые пушки и гаубицы — фланкирующие бетонные постройки и пулемётные гнёзда. На каждую батарею выделялся неприкосновенный запас снарядов в специальных земляных погребах — до 950 гранат и 300 шрапнелей. На каждое орудие, даже 152-мм гаубицу, приходилось до тысячи снарядов. От каждой батареи в передовые окопы были отправлены наблюдатели.

Учтя плохую работу связи в предыдущих боях, теперь телефонные линии прокладывали двойными — по низеньким колышкам, по стенкам окопов и ходам сообщений, по желобкам (хотя ещё надёжнее было бы закопать поглубже). В дополнение к телефонным проводам использовали и толстую неколючую проволоку, присланную для заграждений. А в качестве изоляторов годились горлышки от бутылок. Готовились посты летучей почты, конные посыльные, мотоциклисты и самокатчики.

Прорыв

4 июня в четыре часа утра началась артиллерийская подготовка. Снаряды методично перепахивали окопы и проволочные заграждения противника. Однако ночью австрийцы, несмотря на огонь пулемётов и ружейных батарей, стреляющих каждую четверть часа, смогли набросать в проделанные проходы железные решётки и рогатки, а также поставить напротив них пулемёты, огнемёты и траншейные орудия.

На следующее утро русская артиллерия преподнесла австрийцам пару сюрпризов. Огонь начался в пять часов и прекратился около семи. Русские открыли огонь из пулемётов и винтовок — обороняющиеся бросились из второй линии окопов в первую, отражать атаку. Но атаки не было — а огонь пушек через 10 минут возобновился. И снова прекратился в 8:30 на 15 минут. В результате австрийцы, вынужденные вылезать из убежищ, понесли, по показаниям пленных, во много раз большие потери, чем в первый день артподготовки.

Часть русских солдат бросилась в атаку, даже не дожидаясь конца артподготовки. Они ворвались во вражеские окопы, но не были вовремя подержаны основными силами.

40-й корпус за первый день наступления прорвал всю первую полосу, взяв в плен 90 офицеров и 6000 солдат, захватив множество орудий и пулемётов. 39-й и 8-й корпуса взяли первую линию окопов. Но атаки 32-го корпуса были отбиты, только на следующий день под прикрытием огня артиллерии его бойцам удалось ворваться в окопы.

6 июня австрийская оборона рухнула. Всего за три дня боёв только 8-й армией было взято в плен 922 офицера, 43 625 солдат и захвачено 66 орудий, 150 пулемётов, 50 бомбомётов, 21 миномёт. А за 11 дней боёв русские продвинулись на 70–75 км в тыл противника — и продолжали наступать.

Могло показаться, что крах Австро-Венгрии уже близок. Но окончательного разгрома её армии, несмотря на заявленные потери свыше четверти миллиона только пленными, не произошло. Добившись впечатляющего успеха в центре, русские войска перенесли усилия на фланги. В совокупности с понесёнными лучшими частями потерями и отсутствием поблизости крупных резервов, а также утратой связи это привело к тому, что уже в июле австрийские и переброшенные германские части смогли восстановить фронт и удерживать его.

Новые поспешные атаки русских вновь несли на себе печальные следы предыдущих, менее успешных, наступлений – плохая разведка, отсутствие связи между пехотой и артиллерией, а также между соседними частями, громадный расход снарядов «в никуда», недоведение атак до конца, отсутствие концентрации наступающих частей и резервов. Итог оказался вполне закономерным: наступление превратилось в позиционную мясорубку на истощение. В боях на реке Стоход с величайшим трудом воссозданная русская гвардия погибла окончательно. А впереди были новые неудачные операции — и февраль 1917 года.

Кто виноват и что делать

После окончания мировой и гражданской войн мнения о Брусиловском прорыве разделились. В начале 40-х годов для советской военной науки операция была примером действий хорошо оснащённой отечественной армии, причём действий успешных. Поэтому замысел Брусилова по одновременному удару на нескольких участках фронта считался весомым вкладом в мировое военное искусство. Благо сам прорыв действительно был удачным — а других аналогов успешных действий отечественной армии в подобных условиях просто не было. Хотя некоторые решения Брусилова всё ещё критиковались, в том числе и путём сравнения его решений с действиями иностранных полководцев. Так, маршал Фош в 1918 году для разгрома германской армии концентрировал силы и создал большие и глубоко эшелонированные резервы. Но затем наступил период полнейшего и безальтернативного догматизма, когда действия Брусилова оценивались исключительно в положительном ключе.

В то же время, для белого движения Брусилов и его офицеры (Зайончковский и Клембовский), пошедшие служить большевикам, выглядели едва ли не воплощением сатаны. А уже в 90-х и 2000-х годах действия Брусилова не раз подвергались заслуженной критике.

Однако при оценке его решений следует принять во внимание, что многие важнейшие узлы довоенной дорожной сети (Вильно, Брест, Лида, Барановичи, Ковель) были к тому времени потеряны, подвижной состав железных дорог уже дышал на ладан, и на переброску одного корпуса требовалось порядка 8–10 суток. Состояние автотранспорта и шоссейных дорог было ещё хуже. В таких условиях решение наступать сразу всеми корпусами фронта на всём его протяжении выглядит несколько логичнее.

Если обратиться к отчётам советских частей, в 1944 году воевавших в тех же местах, бросается в глаза сходство оценок театра боевых действий с отчётами периода Первой мировой:

«Местность от г. Тарнополя до р. Висла на всем протяжении сильно пересеченная, изобилующая болотами и массой небольших речек и ручьев». (1944 год)

«Эти реки в своем нижнем течении изобилуют топкими, во многих местах совершенно непроходимыми болотами. Отсутствие достаточного количества сквозных путей исключало возможность широких действий для крупных соединений, в том числе и конных масс. Сплошные лесные, без признаков какого-либо культурного лесного хозяйства, и болотистые пространства, в большинстве труднодоступные, вне дорог, затрудняли поддержание связи и исключали какое-либо взаимодействие войск». (1916 год)

Следует учесть, что опыта современной (не образца 1914 года) манёвренной войны у царской армии 1916 года просто не было. Особенно это касалось крупных масс конницы, которая вообще за войну показала себя не лучшим образом. Поэтому не всегда справедливой выглядит современная критика «странных» на современный взгляд решений штабов, как и действий подчинённых им войск.