Многим знакомо имя Бернарда Мейдоффа: громкое расследование деятельности его компании имело место в 2008–2009 годах. Особо искушённые в истории вопроса даже могут вспомнить Чарльза Понци, чья фирма под названием «Компания по обмену ценных бумаг» прогорела в 1920 году в Бостоне. Но корни этого явления кроются не в XX, и даже не в XIX веке, а в старой доброй Англии времён Исаака Ньютона и Джонатана Свифта — первой четверти XVIII столетия.
Долги и политика
Начало XVIII века выдалось для английского бюджета очень тяжёлым. Совсем недавно отгремели последние залпы войны Аугсбургской лиги (1688–1697 годы), и вот подданные короны вновь отправились сражаться — теперь уже на войну за Испанское наследство (1701–1714 годы). Примерно за 200 лет до этих событий французский король Людовик XII спросил у своего маршала, итальянца Джан-Джакомо Тривульцио, что тому потребуется для завоевания Миланского герцогства. Военачальник ответил словами, со временем ставшими крылатыми: «Для войны нужны три вещи — деньги, деньги, и ещё раз деньги». Новый глобальный европейский конфликт действительно влетел британской короне в копеечку: к концу первого десятилетия XVIII века внешний долг страны достиг 35 млн фунтов стерлингов, то есть вырос в четыре раза по сравнению с довоенными показателями — и это при годовом бюджете в 4 млн фунтов. Высоким лордам впору было хвататься за голову. Несмотря на очевидные успехи на полях сражений, очень многие в Лондоне пришли к мнению, что из войны нужно выходить, пока королевство окончательно не обанкротилось.
В 1710 году партия тори, ведомая Генри Сент-Джоном, виконтом Болингброком, и канцлером Казначейства сэром Робертом Харли, путём многоходовых политических комбинаций сумела отстранить от власти партию вигов — сторонников продолжения войны. Лидером последних был Джон Черчилль, герцог Мальборо — фаворит королевы Анны и главнокомандующий британскими войсками на континенте. Едва придя к власти, тори начали готовить проект сепаратного мира с Людовиком XIV. Выход Великобритании из войны стал лишь вопросом времени.
Роберт Харли предложил свой проект реструктуризации государственного долга. Его суть заключалась в следующем: предлагалось включить в проект готовящегося мирного договора пункт об «асьенто де негрос» — исключительном праве на ввоз чернокожих рабов во все порты испанской Южной Америки. Это исключительное право должна была получить торговая компания, которая взамен брала бы на себя ответственность по долгам правительства на сумму не менее 10 млн фунтов. Правительство же должно было выплачивать компании 6% годовых. И Харли знал, какая компания возьмёт на себя такие обязательства.
Дело в том, что изначально сэр Роберт обращался за кредитованием в Банк Англии, учреждённый в 1694 году и находившийся под контролем вигов. Однако дело не выгорело из-за политических разногласий. Это вынудило Харли внимательно рассмотреть предложение, поступившее от Джорджа Касуолла, купца, финансиста и биржевого брокера, и Джона Бланта, бывшего лондонского стряпчего, тоже ставшего брокером. Именно они стали учредителями созданной в 1711 году «Компании Южных морей», с помощью которой Харли и рассчитывал погасить государственный долг. Во многом это решение имело политическую подоплёку: канцлер Казначейства хотел с помощью компании пошатнуть позиции вигского Банка Англии и Ост-Индской компании, которые ранее занимались поддержкой внешнего долга страны.
Был, правда, один человек, который не собирался позволить англичанам наживаться на торговле чёрными рабами, — король Испании Филипп V. Условия мирного договора, подписанного в Утрехте в 1713 году, существенно отличались от тех радужных перспектив, на которые рассчитывал лорд Харли. Испанцы согласились предоставить английской компании исключительное право на ввоз рабов сроком на 30 лет, но число этих рабов было ограничено 4 800 душами в год. При этом Филипп намеревался обложить 4 000 из них налогом, а вдобавок брать одну десятую часть от выручки.
Строго говоря, это был грабёж. Но для правительства тори, которое поставило на этот амбициозный проект свою политическую репутацию, обратной дороги уже не было. Первый корабль с грузом рабов отплыл только в 1717 году, а уже на следующий год Великобритания и Испания вновь оказались в состоянии войны. Это дало Мадриду повод конфисковать всё имущество «Компании Южных морей» в испанской Южной Америке.
Возведение пирамиды
Вскоре после заключения Урехтского мира дорожки лорда Харли и Джона Бланта разошлись: недовольные условиями мира виги подняли в парламенте волну протеста. 27 июня 1714 года Харли был вынужден уйти в отставку. Вскоре, 1 августа, скончалась королева Анна, и трон перешёл к ганноверскому курфюрсту Георгу, вместе с которым во власть снова пришли виги. Харли и виконт Болингброк были брошены в Тауэр по обвинению в измене из-за заведомо невыгодного мира с Францией. Новым лордом Казначейства стал Роберт Уолпол.
«Компания Южных морей» хоть и лишилась покровителей в правительстве, но даже не думала прекращать свою деятельность. До отправки первого невольничьего корабля было ещё три года, а предприятие уже развернуло бурную деятельность по привлечению пайщиков и выпустило акции, обеспеченные её договором с правительством. Джон Блант и другие директора компании не скупились на рекламу и активно использовали тогдашние «медиа-ресурсы»: в частности, на компанию за гонорар работали писатели Дэниел Дэфо и Джонатан Свифт. В лондонское общество «вбрасывались» проплаченные слухи о сказочных богатствах и перспективах компании, и таким образом искусственно создавался требуемый ажиотаж. Но подлинный звёздный час «Компании Южных морей» наступил в 1719 году.
К тому времени проблема внешнего долга ещё не была решена. Уолпол разработал проект реструктуризации, но раскол в партии вигов не позволил в полной мере реализовать антикризисную программу. Время шло, а положение дел не улучшалось. В 1717 году король Георг I, открывая очередную сессию парламента, обратился к лордам с такими словами:
«Вы все ощущаете невыносимый вес национальных долгов, которыми страна обросла в своё время по необходимости, из-за долгой и затратной войны, и теперь томится под кредитным бременем. Но ныне ситуация счастливо изменилась, и если никакие новые тревоги не побеспокоят нас, вы должны устремить все ваши помыслы на поиск какого-то способа постепенно сократить долг нации».
Это было весьма недвусмысленное послание правительству, в котором король требовал реальных результатов.
Было очевидно, что Уолпол, опиравшийся на Банк Англии, не справлялся с возложенной на его команду задачей. В 1719 году Джон Блант предложил лордам амбициозный проект, предусматривавший объединение ресурсов «Компании Южных морей», Банка Англии, государственной казны и Ост-Индской компании с целью создать гигантскую финансовую структуру, которая могла бы обслуживать государственный долг. Виги по понятным причинам не захотели объединять капиталы неизвестно с кем, и проект был отвергнут.
«Компания Южных морей» предложила другой проект — куда менее масштабный, но сольный. Дирекция компании готова была взять на себя более половины государственного долга под 5% годовых до 1727 года и под 4% — в последующие годы. 22 января 1720 года это предложение в Палате общин озвучил канцлер Казначейства Джон Айлэби, который открыто лоббировал в парламенте интересы компании, получая за это крупные взятки. Виги во главе с Уолполом решили дать бой, и Банк Англии внёс на рассмотрение аналогичный проект. В ответ на это компания увеличила свое предложение на 7,5 млн.
Яростные дебаты продолжались весь февраль, против Айлэби и его сторонников выступила коалиция из Уолпола, лордов Норта, Грея, Коупера, а также Арчибальда Хатчинсона, герцога Уортонского. Уолпол справедливо указывал на то, что главным инструментом компании является искусственное повышение спроса на акции путём распространения соответствующих слухов и привлечения для рекламы известных в государстве лиц. При этом, как утверждали виги, компания не располагала необходимыми фондами, чтобы в полной мере выплатить дивиденды всем вкладчикам. Проще говоря, это была пирамида, которая подпитывалась за счёт привлечения новых средств, выпуская ничем реально не обеспеченные бумаги. Однако эти разумные, в общем-то, слова не были услышаны парламентом. И это неудивительно — ведь «Компания Южных морей» потратила на взятки и ценные подарки лордам 1,3 млн фунтов, что позволило ей заручиться необходимой поддержкой. Предложение Бланта и Айлэби было принято.
Лихорадка и крах
Ещё до того, как проект компании был утверждён парламентом, весь Лондон оказался охвачен невиданным возбуждением. Роберт Харли, к тому времени вышедший на свободу, так охарактеризовал происходившее в столице в своём письме дочери в марте 1720 года:
«Город буквально сходит с ума по «Южным морям», некоторые теряют, но большинство срывает куш, и не бывает других разговоров, кроме как об этом».
В мае сын лорда Харли записал:
«Безумие биржевой игры просто немыслимо. Эта дикость выходит за рамки моего понимания, она подчиняет все сердца, языки, умы, словно это сумасшедший дом, в котором разом оказались все стороны — виги, тори, якобиты, паписты и прочие».
Дирекция компании активно подогревала ажиотаж и не скупилась на рекламу. В марте акция номиналом в 100 фунтов стоила уже 200, в июне — 500, а в августе и сентябре — около 1 000. Газета «Вустерский почтальон» сообщала, что некий владелец пристани заработал 15 тысяч фунтов, продав свои акции «Компании Южных морей», а кантон швейцарского Берна получил целый миллион на торговле её бумагами. Далее газета сообщала, что «миссис Олдфилд и миссис Портер, известные актрисы, оставили сцену, поскольку заработали себе состояния на акциях компании». Всю страну будто накрыла эпидемия лихорадки. Все, начиная от ремесленников и заканчивая лордами, торопились вложить деньги в ценные бумаги, а знатные дамы закладывали семейные драгоценности, чтобы купить больше акций.
Однако, как это всегда бывает с пирамидами, скачок сменился падением. В июне того же 1720 года был принят королевский акт, согласно которому любые компании, торговавшие ценными бумагами, должны были проходить освидетельствование и получать специальное разрешение — хартию. Парламент вновь забурлил. Противники деятельности «Компании Южных морей» подняли резонный вопрос о её способности рассчитаться со всеми вкладчиками. Как уже говорилось, основная деятельность компании — ввоз чернокожих рабов в испанскую Южную Америку — не приносила много прибыли. Из этого следовало, что все её активы — чистой воды мыльный пузырь, а акции ничем не обеспечены.
По столице поползли соответствующие слухи, и вскоре горькая правда стала достоянием широкой общественности. В сентябре стоимость акций упала до 150 фунтов за штуку, а тысячи людей по всей стране ринулись в офисы компании обналичивать свои вклады. Поэт Александр Поуп записал в своём дневнике: «все знали, что этот день придёт, но никто не был к нему готов, никто не ожидал, что он подкрадётся словно вор в ночи».
Это был конец. К октябрю банк «Компании Южных морей» объявил себя банкротом и закрыл все свои представительства. Тысячи людей из самых разных сословий были разорены. Поэт и драматург Джон Гэй подсчитал, что его вклад на сумму более 20 тысяч вернулся к нему в размере 600 фунтов. Лишился своих вкладов писатель Джонатан Свифт. Физик Исаак Ньютон, понимавший сущность пирамиды, сначала вывел оттуда 7 тысяч фунтов, но затем решил ещё раз рискнуть, полагая, что успеет до краха, и в итоге потерял 20 тысяч.
Всё произошедшее, конечно, не могло остаться без пристального внимания правительства. Уже в декабре парламент инициировал тщательное расследование деятельности «Компании Южных морей». Дело осложнялось тем, что часть директоров компании, включая её казначея Найта, успели покинуть острова. Бежавший во Францию Найт прихватил с собой и бухгалтерские книги.
Тем не менее следствию удалось установить случаи мошенничества в деятельности компании и арестовать Джона Бланта, Джеймса Крэггза-старшего, главного почтмейстера компании, и Джеймса Крэггза-младшего, её секретаря. Все они отправились в тюрьму, где оба Крэггза в итоге скончались, а их имущество было конфисковано. К ответственности был привлечён и канцлер Казначейства Джон Айлэби. Его действия были названы «самым вопиющим, опасным и позорным случаем коррупции». Айлэби был исключён из палаты общин и помещён в Тауэр.
Нашлась, впрочем, одна сторона, которая лишь выиграла от всей произошедшей авантюры. По иронии судьбы, ею оказалось британское правительство, которое обменяло львиную долю своих долгов на ничего более не стоившие бумажки и таким образом сократило внешний долг страны до полумиллиона фунтов.