Колонизация Южной Родезии

Так, Великобритания хозяйничала в Египте и Судане на север и в Капской колонии на крайнем юге. Португалия владела Анголой на Атлантическом побережье и Мозамбиком на побережье Индийского океана. Обширные владения Германии имелись на юго-западе и северо-востоке Африки.

В связи с такой необычной конфигурацией земли в глубине материка, долгое время никого особо не интересовавшие, неожиданно приобрели особое значение. Государство, установившее контроль в центральных районах Африки, получало возможность рассечь континент надвое сплошной полосой своих владений. В случае Великобритании — с севера на юг, Португалии — с востока на запад, Германии — с юго-запада на северо-восток. Переживавшая не лучшие времена Португалия едва ли могла рассчитывать на победу в этом соревновании, и основное соперничество за сердце Африки шло между Англией и Германиией. В 1882–1885 годах интересы двух великих держав столкнулись в Бечуаналенде (современная Ботсвана), стране небогатой ресурсами, но, по мнению английского олигарха Сесиля Родса, имеющей ценность, как «Суэцкий канал, ведущей вглубь материка». Такое значение Бечуаналенда было очевидно не только для англичан. Капитан русского корвета «Скобелев», шедшего в Кронштадт из Тихого океана и получившего от Главного морского штаба секретный приказ завернуть к берегам Германской Юго-Западной Африки, докладывал в штаб следующее: «Теперь является вопрос, какие выгоды может ожидать Германия от колонии такой пустынной, лишенной путей сообщения, воды и всего необходимого, и в чем состоит ее значение? Дело в том, что Германия, по всей вероятности, не думает ограничиться только землею Людерица и надеется, при помощи покупки земель или каким-либо другим путем, проникнуть в Среднюю Африку, которая давно уже служит предметом внимания и стремлений других европейских народов, и там основать колонию».

В Бечуаналенде Германия действовала опосредованно, поощряя экспансию южноафриканских буров на север, а англичане приняли в конфликте более открытое и непосредственное участие, и поле боя осталось за ними. Но это был лишь первый этап схватки. К северовостоку от земель бечуанов, в междуречье Лимпопо и Замбези, лежали обширные земли племени матабела.

Страна эта находилась под единой властью вождя по имени Лобелунгула, отец которого был одним из полководцев самого Чаки — великого правителя зулусов, довольно успешно сражавшегося с англичанами. Английский капитан Паттерсон, познакомившись с Лобелунгулой в 1878 году, рассказывал о нем следующее: «Будучи молодым человеком, да и какое-то время потом, даже уже став королем, он был тесно связан с белыми людьми, и даже привык носить их одежду. Он построил себе каменный дом, приглашал их в свою страну, обеспечивал им безопасность. Но затем с ним произошла перемена. Вернувшись к гардеробу из нескольких лоскутов обезьяньей шкуры, он, по-видимому, возвращается и к аналогичной манере мышления, отвергает все новшества, ограничивает торговлю, отказывает миссионерам в поддержке и не защищает белых людей от нападок и оскорблений… Окруженный людьми, которые еще больше него ненавидят цивилизацию, он теперь стал человеком, с которым мы вряд ли можем связывать большие надежды». Вообще-то характеристика, данная Паттерсоном королю матабела, далеко не точна. Лобенгула не стремился носить сюртук и накрахмаленный воротничок, он больше не доверял белым, но, будучи человеком очень неглупым, отнюдь не отвергал любые новшества с порога. Хотя сам король так и не освоил грамоту, при нем постоянно находился штат секретарей-европейцев, которые записывали его распоряжения и доводили их до сведения подданных. Не отказывался он и от европейского оружия, но не терпел того, что мы назвали бы низкопоклонством перед Западом, и любил повторять, что белые, конечно, мудры, но вот лечить малярию не умеют.

Для европейцев ценность страны, лежащей в междуречье Лимпопо и Замбези, заключалась не только в ее географическом положении. В отличие от бесплодного Бечуаналенда, владения Лобенгулы были цветущей землей. Тот же Паттерсон описывает их так: «Страна богата природными ресурсами, имеет отличные, хорошо орошаемые почвы, прекрасный климат, ее растительный мир очень разнообразен… Пышно цветут хлебное дерево, пальмы, оливковые деревья и все виды плодовых деревьев». Но даже не это главное. Немногие европейские путешественники, побывавшие в тех краях, видели там величественные руины городов, самый крупный из которых туземцы называли Великим Зимбабве. И, что особенно важно, там же находили следы древних рудников, видимо, золотых. С некоторых пор в умах европейцев утвердилась мысль, что именно здесь, в сердце Африки, находилась упомянутая в ряде древних сочинений, в том числе и в Ветхом завете, страна Офир, откуда финикийцы привезли золото для украшения Соломонова храма. Однако времена конкистадоров уже прошли, открытый честный грабеж был уже не в моде, и мировое сообщество требовало соблюдения всех прав и всяческой законности.

В июле 1887 года трансваальский эмиссар Пит Гроблер сумел заключить с королем матебела договор о мире и дружбе и добился ряда привилегий для буров в его владениях, а в начале следующего года в Булавайо, столицу Лобенгулы, прибыло посольство от Геркулеса Робинсона, верховного комиссара английской Южной Африки. Реальным организатором и вдохновителем этой затеи был всесильный магнат Сесиль Родс, которого называли некоронованным королем Кейптауна. Посольство возглавил миссионер Джон Моффет, пользовавшийся у африканцев определенным моральным авторитетом.

Вероятно, именно моральный авторитет Моффета, который к тому же приходился тестем самому Дэвиду Левингстону, способствовал тому, что обычно настороженно относящийся к европейцам Лобенгула охотно пошел на переговоры, и в феврале 1888 года собственноручно поставил крестик под предложенным договором. В нем говорилось, что «мир и дружба будут вечны между Ее Британским Величеством, Ее подданными и народом аманднбелов». Сам по себе этот договор еще не был столь важен ни для одной из сторон. Следующим этапом должно было стать получение концессии на добычу полезных ископаемых на землях, подвластных Лобенгуле. Но тут дело слегка притормозилось — не благодаря вмешательству третьих стран, а в силу соперничества между англичанами. Концессию жаждали получить и Родс, и некая компания Гиффорда — Коустона. Представитель последней Эдвард Моуд был отправлен в Булавайо и чтобы обхаживать Лобенгулу. Родс подготовил альтернативное посольство.

Моунд покинул Кимберли и начал путь на север в июле, посольство Родса, возглавляемое Чарльзом Раддом, — в середине августа, но когда англичане добрались до владений Лобенгулы, их ожидал неприятный сюрприз. Вновь вспомнившей о бдительности король распорядился не пускать в страну белых иначе, как по своему личному разрешению. Радд отправил в Булавайо посла, но продолжил путь, не дождавшись его возвращения. Воины матабела не решились им воспрепятствовать. По дороге они встретили возвращавшегося посланца, который вез отказ в разрешении на проезд. Это не остановило Радда и его спутников. Они продолжили свой путь, а подданные Лобенгулы вновь не отважились применить силу в отношении подданных Великой Белой Королевы. Посольство Родса прибыло в Буловайо на три недели раньше Эдварда Моунда, который не действовал столь же решительно. Король матабела принял незваных гостей очень вежливо, но, видимо, его терзали смутные сомнения относительно чистоты их намерений. Он избегал любых деловых разговоров так долго, как только мог, однако откладывать их до бесконечности было невозможно. В конце концов, англичане изложили условия предлагаемой сделки.

Король матабела должен был получить тысячу карабинов «Мартини-Генри», которые были оружейной новинкой лет за двадцать до того, лодку с пушкой на реке Замбези и сто фунтов стерлингов ежемесячно. За это хотели право добывать полезные ископаемые на земле племени машона, или шона, которых англичане считали данниками матабела.

Переговоры шли очень тяжело и продолжались больше месяца, а потом Лобенгула вдруг уступил. 30 октября 1888 года он скрепил договор своей подписью-крестиком. Судя по дальнейшим событиям, это стало возможно лишь благодаря недобросовестному переводчику. Король подписывал совсем не то, что думал. Ему сказали, что англичане не приведут больше десяти человек для роботы в его стране и не будут копать поблизости от поселений, а также что их люди будут подчиняться законам матабела. Ничего подобного в договоре не содержалось. Там говорилось, что Лобенгула отдает Родсу и его компаньонам «в полное и исключительное пользование все полезные ископаемые» и дает им право «делать все, что им может показаться необходимым для добычи таковых».

Этот текст, с трактовкой, что король фактически уступил Родсу подвластные ему земли, появился в лондонских и южноафриканских газетах. Разговоры об этом скоро дошли до Булавайо и вызвали волнения среди подданных Лобенгулы. Недовольных возглавил некто Хлесингане, знахарь при королевском войске. Он заявил, что со стороны короля было наивно верить обещаниям белых. «Я побывал на алмазных копях Кимберли и видел, что белые люди не могут вести добычу в одиночку или вдвоем — для разработки нужны тысячи людей, — говорил он. — Разве не требуется этим людям вода? Да и земля им нужна. То же самое и с золотом. Стоит лишь белым людям прийти и начать это дело, как начнутся невзгоды. Вы говорите, что они не просят никаких земель. Но как можете вы вести раскопки золота — как, если не на земле? И как это, раскапывая в земле золото, не захватывать эту землю? И разве этим тысячам людей не понадобится жечь костры? Разве им не понадобятся леса?» Обратите внимания, сколько здравого смысла проявил этот представитель туземной интеллигенции, как разумны его доводы! Обладай он большими знаниями о мире за пределами Африки, и цены бы такому не было. Все-таки военврач есть военврач, даже если он знахарь.

Народное волеизлияние возымело действие. Одного из ближайших советников Лобенгулы казнили за то, что он давал плохие советы. Затем король нашел возможность разослать в прессу Южной Африки следующее заявление:

«Как я слышал, в газетах опубликовано, что я даровал концессию на минералы по всей моей стране Чарльзу Даннелу Радду, Рочфору Магвайру и Фрэнсису Роберту Томпсону.

Поскольку это явно неверное толкование, все действия на основе концессии приостановлены, пока в моей стране не будет проведено расследование. Лобенгула.

Королевский крааль. Матебелеленд. 18 января 1889 года».

Каким образом он получил эту возможность — вопрос небезынтересный. Наивно было бы полагать, что газеты разместили этот материал из любви к справедливости, или даже потому, что были падки на сенсации. Скорее, кампанию в прессе оплатили Гиффорд и Коустон. Они нашли зацепку, возможность исправить свою нерасторопность и оттереть конкурента. Косвенно такую версию подтверждает то, что Эдвард Моуд взялся помочь Лобенгуле доставить его посольство ко двору Великой Белой Королевы. При этом Лобенгула решительно отверг материальную помощь кого бы то ни было из европейцев и оплатил поездку из своего кармана. Он также отказался заранее обещать концессию новым «друзьям». «Помоги моим доверенным добраться до Англии, а когда вы вернетесь, тогда и поговорим», — заявил король Моунду. Двое посланников короля, Мчете и Бабиян, везли письмо следующего содержания: «Лобенгула хочет знать, действительно ли существует королева. Некоторые из людей, приходящих в его страну, говорят, что она существует, а другие отрицают это. Узнать правду Лобенгула может, только послав свои глаза посмотреть, существует ли королева. Его глаза — это его индуны (советники). Если королева существует, Лобенгула может просить ее совета и помощи, так как его очень тревожат белые люди, которые приходят в его страну и просят разрешения добывать золото».

Увы, при сложившемся балансе сил почтенные посланники африканского монарха были лишь игрушкой в руках европейцев. Посольство добралось до Кейптауна и там застряло надолго, потому что не могло его покинуть и отправиться через океан без содействия комиссара Южной Африки, который был в кармане у Родса. Пока Моунд, Мчете и Бабиян ждали в Кейптауне, Родс, с одной стороны, и Гиффорд с Коустоном — с другой,пришли к пониманию, что находятся в патовой ситуации. Родс имел более мощную поддержку у южноафриканской администрации, у его конкурентов были лучше налажены связи в Лондоне. Разумным выходом представлялось не продолжать бессмысленные бодания, а объединить усилия и поделить прибыли. После того как сговор Гиффорда и Коустона с Родсом состоялся, посольство матабела стало ненужно первым и не страшно для второго. Поэтому его и отпустили в Европу. Теперь это был не более чем курьез.

Посланцы Лобенгулы провели в Лондоне весь март 1889 года. Встретились с королевой Викторией, и даже смогли вполне достойно поддержать изысканную светскую беседу. Отметили, что красивейшая дама при английском дворе — леди Рендольф Черчилль, мать небезызвестного в будущем Джона Уинстона, тогда еще совсем юного. Посетили банк, где им показали слитки золота и предложили попытаться поднять мешки с золотыми монетами. Присутствовали на маневрах сухопутных войск и при испытании новейших артиллерийских орудий. Затем они вернулись в Африку и привезли с собой любезное, но ни к чему не обязывающее послание королевы Виктории. Выслушав их рассказ, Лобенгула спросил: «Раз у королевы столько золота, зачем же ее люди стараются найти еще больше?» Послы ответили: «Они обязаны платить ей дань золотом и поэтому ищут его по всему свету, не только в нашей стране».

Лобенгула не сдался сразу, он попытался еще сыграть в геополитику. Будучи наслышан о немецко-английских противоречиях, король матабела решил заключить договор с крупным немецким финансистом Эдуардом Липпертом. Последний держал монополию на производство динамита в бурских Южно-Африканских республиках и имел немалые прибыли с золотых приисков Йоханнесбурга. Расчет Лобенгулы на то, что если немцы с англичанами начнут бодаться между собой, матабела смогут устроиться между ними более-менее уютно, выглядел логично, но не оправдался. Данный конкретный немец имел давние деловые связи с британскими золотопромышленниками и гораздо больше заботился о собственном процветании, чем об имперских амбициях Германии. К тому же в то время он уже подумывал о том, чтобы уйти на покой и заняться филантропией. Согласно договору, который на этот раз подсунули королю, Липперт имел права перепродать свои права третьим лицам. И вскоре он их продал… Сесилю Родсу.

30 апреля 1889 года Гиффорд, принадлежавший к избранному кругу британской аристократии, обратился к правительству с просьбой о создании компании, которая будет разрабатывать недра междуречья Лимпопо и Замбези, и «признании на этой территории полученных законно прав и интересов». Будущая компания брала на себя обязательства перед правительством: построить железнодорожную и телеграфную линии до Замбии; поощрять иммиграцию и колонизацию; развивать торговлю. Появившись на свет, «Британская южноафриканская привилегированная компания» немедленно завела свой флаг, почтовые марки и герб: две антилопы, поддерживающие щит, на котором изображены слон, парусные корабли и быки. Под щитом располагался девиз компании: «Законность, коммерция, свобода». Всю композицию венчал британский лев. В самом скором времени этой коммерческой организации предстояло обзавестись собственной армией и полицией. Ее директором-управляющим стал не кто иной, как Сесил Родс. Про него говорили: «Он — единственный директор, который знал, чего хотел и как этого добиться».

Реальные доходы, которые Привилегированная компания могла получить от освоения междуречья, требовали времени и денежных вложений, а пока были выпущены акции на сумму в миллион фунтов стерлингов, по фунту за каждую. Они поступили в свободную продажу не раньше, чем более половины из них были распределены между нужными людьми по заниженной цене. Несмотря на то, что компания объявила, что в ближайшие два года дивиденды выплачиваться не будут, очень скоро однофунтовые акции продавались на бирже по 3–4, а то и по 9 фунтов. Такова была газетная шумиха вокруг «Офира», оплаченная Родсом. «Через несколько лет мы увидим изображение королевы Виктории на том золоте, которым царь Соломон украшал свой трон» — сулила пресса.

От Лобенгулы требовалось формальное разрешение на приход в его страну золотоискателей. Король дал его очень неохотно, под прямым давлением, и поставил условие: чужеземцы должны пройти через Булавайо, чтобы он мог увидеть их своими глазами. Это условие не было выполнено. «Пионеры Родса» обошли столицу далеко стороной и направились в земли машона. Англичане полагали, что будет гораздо безопаснее поначалу как можно меньше показываться на глаза матабела. Лучше создать в трехстах–четырехстах километрах к востоку и северо-востоку от столицы военные форты и, опираясь на этот плацдарм, постепенно взять под контроль всю страну.

Вступив на земли народа машона, англичане основали первый опорный пункт — форт Тули. Дальше к северу был заложен форт Виктория, еще дальше — форт Чартер. Конечным пунктом похода стал форт Солсбери, названный в честь тогдашнего министра Великобритании. 12 сентября 1890 года здесь подняли флаг Привилегированной компании. В 1891 году в фортах и их окрестностях насчитывалось уже около 1500–1700 белых. А ведь все начиналось со скромной просьбы впустить десяток золотоискателей!

В 1892 году в процессе освоения европейцами Средней Африки наступила досадная пауза. Для дальнейшего продвижения требовалось начать войну против матабеле и захватить Булавайо. Но для войны требовался повод, а туземцы, как назло, его долго не давали. Сподвижники Родса изнывали от нетерпения, он их утешал: «Я уверен, что наступит день, когда можно будет сделать то, что вам хочется, но вы должны помнить, что в этой стране я имею право лишь добывать золото; поэтому до тех пор, пока матабелы не будут беспокоить моих людей, мне не удастся объявить им войну и выгнать их из их страны, но как только они нарушат наши права, я положу конец этой игре». Повод для конфликта отыскался летом 1893 года. Им стала необходимость защитить от воинственных и кровожадных матабела мирное племя машона. Как писал небезызвестный Райдер Хаггард, не только автор популярных приключенческих романов на африканскую тему, но и влиятельный член Общества защиты аборигенов, «сломить кровавую, отвратительную тиранию и продвинуть вперед дело цивилизации в Африке».

Что действительно произошло тогда между двумя африканскими племенами, дело темное. Судя по скромному количеству задействованных воинов матабела, обычный для их взаимоотношений локальный конфликт, но англичане внезапно решили, что именно эта стычка их близко касается. Трудно сказать, насколько жестокой была тирания матабела в отношении машона, но во время антианглийского восстания 1896–1897годов они выступали бок о бок, и «мирные» освобожденные англичанами от гнета машона продержались на год дольше «свирепых» матабела.

В сторону Булавайо была направлена армия, в состав которой входило около тысячи белых и две тысячи негров-бамангватов из Бечуаналенда. В отчаянной попытке предотвратить войну Лобенгула вновь отправил посольство к Великой Белой Королеве, но на этот раз его не пустили дальше Кейптауна. В войне Великобритании против матабела чуть ли не впервые было использовано совершенно новое оружие — пулемет «максим». Один из африканских вождей потом описывал его действие: «Я вел своих воинов и вдруг увидел, что они падают, как скошенный маис». Несколько лет спустя «максим» применили против махдистов в Судане.

4 ноября 1893 года англичане захватили Булавайо, вернее то, что от него осталось. Покидая столицу, воины-матабела ее подожгли. Лобенгула и остатки его войска ушли на север, в сторону Замбези. Организовать дальнейшее сопротивление они не смогли. В январе 1894 года король умер при невыясненных обстоятельствах, возможно, покончил с собой. Его сыновья были захвачены и вывезены в Капскую колонию. С 1895 года над междуречьем закрепилось название Родезия, в честь Родса. Правда золота в тех краях нашли куда меньше, чем ожидали, но сумели извлечь иную выгоду из захваченных территорий. Постепенно влияние англичан распространялось и к северу от Замбези. Левобережье великой реки стали называть Северо-Восточной Родезией, а вскоре объявили и о создании третьей, Северо-Западной. В 1911 году они были объединены в одну Северную Родезию, а бывшее королевство Лобенгулы стали именовать Родезией Южной.

Это обстоятельство очень тешило самолюбие Родса, и он надеялся, что его имя будет увековечено таким образом навсегда. В дни, когда, казалось, что изменчивая судьба отвернулась от всесильного олигарха, он повторял: «Ведь нельзя же это изменить! Невозможно переменить название. Слыхали вы когда-нибудь, что название страны меняли?» Название сохранилось до 1980 года. Сейчас страна, которой некогда владел Лобенгула, называется Зимбабве.