Легенды европейских вод прошлого

В хрониках австрийского города Линц от 22 июля 1750 г. отмечен случай нападения «огромной змеи» (?) на «водолаза» (видимо, ныряльщика). Воообще, пресноводные чудища Австрии выглядят не по-европейски агрессивными! Две связанные с их нападениями человеческих смерти отмечены и буквально в последние годы. Так, в августе 1995 г. возле городка Фельдкирхен (200 км к западу от Вены) был найден изуродованный труп женщины, погибшей в результате нападения «водяного монстра». А в июле 2001 подобный случай произошел уже совсем в окрестностях Вены: рыбак подцепил на крючок нечто такое, что буквально «выдернуло» его за борт лодки  — и он бесследно исчез на глазах остальных участников рыбалки.

(Может быть, в обеих трагедиях виновен огромный сом? Он вполне способен затащить под воду взрослого человека, а его челюсти со множеством острых, но мелких зубов наносят крупной жертве «скальпированные» раны, срывая клочья кожи...)

Другая группа сообщений скорее комична — но от этого ее загадочность не уменьшается. Речь идет о поимке в австрийских (и прилегающих к ним) водах... мелких крокодильчиков. В июле 2001 г. венские пожарные, специально вызванные для такого случая, отловили в одном из ведущих к Дунаю каналов… 70- сантиметрового крокодильчика (по другим сообщениям  — каймана), которого и доставили в зоопарк г. Шоннербруннер. Несколько аналогичных сообщений поступило и из Северной Италии — горных озер и рек альпийского (т. е. примыкающего к Австрии) региона. Например, в июле 1973 г. пришло очень странное сообщение о «неизвестном животном» из реки По (в окрестностях Portetolle). Строго говоря, называть его «неизвестным» вряд ли стоит. Это был… полуметровый крокодил, которого удалось не только увидеть, но и поймать (источник сведений  — «Bord: Unheimlische Phaenomene», стр. 386–387).

Интересно все-таки узнать — проводилось ли подлинно научное сопоставление этой находки с известными видами крокодилов? И если да  — то что оно показало? Куда была передана эта находка  — в зоопарк, музей, университетскую коллекцию? Или она осталась в распоряжении «поимщика»?

Четкого ответа на эти вопросы нам получить не удалось. А без них комментировать эти сообщения затруднительно. Уж не шутка ли это (или — халатность?) местных террариумистов?

Однако тщательная проверка в этих случаях необходима не только для того, чтобы отсеивать «газетные утки». Дело в том, что криптозоологам ДЕЙСТВИТЕЛЬНО известны наблюдения крокодилообразных (или, возможно, варанообразных) животных в европейском, кавказском и центральноазиатском регионах. И вот они-то в самом деле могут относиться к неизвестным науке видам. Очень не хотелось бы, чтобы в этот вопрос вносили путаницу крокодильчики, купленные в европейских зоомагазинах, а потом по небрежности владельцев оказавшиеся на воле!

Ряд сведений поступает и из Польши, и из Литвы. Часть из них — давние труднопроверяемые сообщения, а часть — более «молодая». Так, в июле 1939 г. в Меммеле поймали существо, которое местные средства массовой информации образно охарактеризовали как «морского змея». Впрочем, если судить по не гиперболизированным, а реалистическим сообщениям, это мог быть и просто гигантский осетр. А в 1982 г. в озере Zegrzynski (максимальная глубина — 12 м), что на 30 км севернее Варшавы, купальщики якобы видели шестиметровое «чудовище» с… кроличьими ушами.

Если честно, то это сообщение больше походит на шутку или «утку». Равно как и старое, но от того не менее «странное» сообщение из польской хроники XVI в., согласно которому зимой 1578 г. «водяное чудовище с козьей головой», проломив лед (!), показалось на поверхности какого-то озера под Краковом.

Впрочем, на данной территории в обозримом прошлом, по-видимому, действительно могли водиться сравнительно крупные рептилии: масштабов если не крокодила, то уж большого варана — точно. Видимо, о них же идет речь в ряде старых документов, описывающих крокодилообразные чудища, якобы встречавшиеся в ряде районов Руси и Восточной Европы. Послушаем А. В. Архипова, известного исследователя «аномальных явлений»*:

«Странная легенда содержится в сборнике старинных русских преданий “Цветник” (1665 г.). В ней повествуется о переселении еще языческих славянских племен под предводительством вождей Словена и Руса из южной страны “Скифенопонте” в район нынешнего Новгорода.

“Болший сын оного князя Словена  — Волхов бесоугодный и чародей, лют в людех тогда бысть и бесовскими ухищренми и мечты творя и преобразуяся во образ лютого зверя коркодела и залегаше в той реце Волхове водный путь. И непоклоняющихся ему овых пожираше, овых изверзая потопляше… Сего же ради люди, тогда невегласи, сущим богом окаянного того нарицаху и “Грома” его или “Перуна” нарекоша (белорусским бо языком гром “перун” нарицается)”.

Очевидно, древние славяне поклонялись некоему монстру в облике “коркодела”, живущему в реке Волхов, топившему и сжиравшему людей. Действительно, археологи обнаружили много изображений голов ящера на ручках новгородских деревянных ковшей X–XI веков. “У ящеров крупная морда с огромной пастью и четко выделенными зубами”, — пишет Б. А. Рыбаков в монографии “Язычество Древней Руси” (М.: Наука, 1988). Удлиненная морда и пикообразные зубы весьма напоминают крокодила. В “Цветнике” даже сообщается о том, что однажды мертвое тело животного было “извержено на берег против волховного оного городка, иже ныне зовется Перыня. И со многим плачем от невеглас ту погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою. И могилу ссыпаша над ним вельми высоку, яко есть поганым. И по трех убо днех окаянного того тризнища просядется земля и пожре мерзкое тело коркоделово… Знак ямы тоя стоит не наполняяся”.

До сих пор историки воспринимали этот рассказ как легенду. Но и псковский летописец оставил более чем странную запись.

“В лета 7090 (1582 год). Того же лета изыдоша коркодили лютии зверии из реки и путь затвориша, людей много поядоша. И ужасошася людие и молиша бога по всеи земли. И паки спряташася, а иных избиша”. “Здесь речь идет… о реальном нашествии речных ящеров”, — пишет академик Б. А. Рыбаков. Но что за животное имелось в виду — до сих пор неизвестно. Ответ, повидимому, находится в могиле священного “коркодела” у истока реки Волхов из озера Ильмень…»

Отметим, что вообще-то «Цветник», как и многие средневековые предания, с точки зрения исторических фактов абсолютно фантастичен  — но это касается именно исторической канвы: переселения племен, именно таких форм противостояния христианства и язычества… Флора и фауна, так или иначе привязанная к этим легендам, видимо, является реальной  — сочинять новые виды летописцам было незачем. Разумеется, они могли преувеличить их размеры и свирепость: обычное дело! Кстати, псковский летописец в этом смысле гораздо трезвее: «поядоша» означает не «съели», но всего лишь «искусали», термины же «спряташася» и «избиша» относятся к несчастным коркодильчикам, которых какая-то экологическая катастрофа локального масштаба загнала в Псков XVI в.

Вряд ли об этом же виде (хотя как знать? возможно, о молодых особях, которых можно без опаски содержать на дому?) сообщает немецкий дипломат, барон Сигизмунд Герберштейн, приезжавший в Россию в начале все того же XVI века. В данном случае речь у него идет о «Литве», но как о тогдашней части Речи Посполитой, включавшей в себя, кроме Литвы, и Польшу, и белорусские земли, и часть Украины. Это видно и из названий «домашнего божка» (без труда угадываются записанные латинскими буквами славянские слова «животное», «змея» и «ящерка»). Итак, вот сама цитата из сообщения Герберштейна:

«…Эта область изобилует рощами и лесами, в которых и поныне очень много идолопоклонников, которые кормят в своих домах неких змей на четырех коротких лапках, напоминающих ящериц, с черным жирным телом, не более трех пядей в длину; называются они Giwoites, другие зовут их Jastzuka, иные же — Szmya. У них есть (определенное) время, когда они кормят своих богов: посреди дома ставится молоко, а сами они располагаются на коленях по лавкам; тут появляется змея и шипит на людей, как рассерженный гусь, — и тогда люди молятся и поклоняются ей со страхом, до тех пор, пока те, насытившись, не вернутся на свое место. Если с ними случается какое-либо несчастье, они приписывают это тому, что плохо кормили и принимали домашнее божество».

А вот уже сообщение о более крупном существе, относящееся ко второй половине XVI века — т. е. почти к тем же годам, что и псковские сведения:

«Я выехал из Варшавы вечером, переехал через реку, где на берегу лежал ядовитый мертвый крокодил, которому мои люди разорвали брюхо копьями. При этом распространилось такое зловоние, что я был им отравлен и пролежал больной в ближайшей деревне».

Это описание оставил Джером Горсей, английский путешественник, торговый агент и дипломат. Едва ли он решил подшутить над будущими читателями: Горсею было не до шуток, его воспоминания являлись своеобразным отчетом, а из-за той болезни (вряд ли напрямую связанной со зловонием но он-то этого не знал!) англичанин чуть не опоздал с прибытием в Россию, что могло иметь важные последствия.

Кажется, этот же «крокодил» (некрупный возможно, опять-таки молодой?) изображен на одном из гобеленов Вавельского замка. Если так то он вполне «по-вараньи» демонстрирует умение взбираться на прибрежные деревья, при этом отнюдь не утрачивая способность плавать.

Сами ковры вообще-то брюссельской работы, но они были в 1560-х гг. заказаны для Вавельской коллекции польским королем Сигизмундом Августом. Не исключено, что ткачам были сразу переданы и требующиеся рисунки (эскизы — почти наверняка). Некоторые сюжеты откровенно «экзотичны» (например, наивные изображения животных дальних стран: жирафов, леопардов…), а другие столь же откровенно мифологичны (драконы в Вавеле тоже есть!), но в остальных случаях они исполнены с подчеркнутым реализмом. Причем именно ковер с «варанами» (?)  — из таких: на нем изображен типичный берег восточноевропейского озерца, с типичными же для Восточной Европы животными: выдра, цапля, гуси… И — рептилии вараньего облика!

А вот ряд разновременных рельефов и статуэток работы финноязычных аборигенов Волхова и окрестностей изображает уже, бесспорно, чисто водного «монстра». Хотя не исключено, что, будучи в озерноболотистых краях обитателем вод, в иных местах он же может восприниматься как «сухопутный крокодил» (притом все-таки тяготеющий к рекам и озерцам). Такая пластичность вполне в духе варанов!

Очень интересное животное изображает в своей «Истории северных народов» знаменитый шведский автор опять-таки XVI в. Олаус Магнус: на берегу (не в воде!) северного моря  — не то Белого, не то Баренцева. Уточнение того, где именно нарисованы эти существа, немаловажно: если сухопутных тварей Олаус Магнус изображал «близко к тексту», то обитатели моря у него настолько условны, что их уместнее расценивать скорее как отвлеченные украшения прилагаемых к книге карт.

Без путаницы все-таки, скорее всего, не обошлось: видимо, торчащие из пасти клыки навеяны информацией о моржовых бивнях, что подтверждает и сама сцена гарпунной охоты. Но, похоже, моржовые клыки историк «приклеил» к гораздо лучше известному ему образу водного ящера («крокодила»?). Ведь морж тогда считался животным куда более загадочным…

Одно из самых таинственных описаний связано с хозяйственными актами начала XV в., иллюстрирующими ситуацию при дворе (точнее, в резиденции: двора рыцарям-монахам все же не полагается) гроссмейстера Тевтонского ордена. Там, оказывается, содержалась коллекция экзотических животных: монастырь монастырем, но на исходе средневековья даже военно-монашеские ордены поддерживали некое подобье «светской жизни». И вот при описании этого зверинца фигурирует… «загон (возможно, пруд?) для морских коров»!

Очень трудно понять, что называлось «морской коровой» на берегах позднесредневековой Балтики. Конечно, совсем не обязательно это именно та морская корова, что обитала в Беринговом проливе вплоть до XVIII в. Не обязательно это и тропические представители отряда морских коров (сирен): дюгони и ламантины.

Впрочем, у тевтонцев был отличный по тем временам флот, и они могли ввозить «диковинных зверей» из относительно далеких регионов. Но совершенно точно — не из Берингова пролива и не из тропических морей, где в принципе можно поймать дюгоня (но уж никак не доставить его в Пруссию живьем!). А также не из внутренних рек Африки, где водится один из подвидов ламантина (об американском подвиде в доколумбовские времена тем более речь не идет…)!

Но если это не они, то — кто? Трудно поверить, что это тюлени, тем более что по-немецки тюленя всегда называли «морской собакой»; еще трудней  — что какая-то разновидность быков. А дюгони не в счет: они не могут «своим ходом» выйти за пределы теплых вод.

Если же в омывающих Европу морях тогда водился какой-то вид животного, заслуживающий названия «морской коровы» — то биологам остается только развести руками… Знал, во всяком случае, хотя бы название «морская корова» (по-латыни  — Vacca marina) и все тот же Олаус Магнус. Правда, рисунок животного под таким названием он в своей «Истории северных народов» поместил, увы, среди представителей морской фауны. В данном случае название проиллюстрировано буквально  — и плывущий по северному морю длиннорогий бык вряд ли может иметь какое-то отношение к криптозоологии...

Тем не менее симптоматично, что шведский историк по своим каналам имел хотя бы самые расплывчатые сведения о животном, незадолго до этого содержавшемся в тевтонском зверинце!

А имели ли эти сведения другие ученые тогдашней Европы? Во всяком случае, за Себастьяна Мюнстера, крупную фигуру в немецкой науке XVI в., поручиться можно: на одной из иллюстраций к базельскому изданию его «Космографии» (1550 г.) присутствует все та же Vacca marina. Правда, изображенная не менее фантастически, чем у Олауса Магнуса.

Видимо, эти рисунки не помогут нам узнать, что за животные содержались при тевтонском дворе магистра Ульриха фон Юнгинена и его предшественников. Одно можно сказать точно: загон строился не для персонажей легенд, а для существ из плоти и крови!