Непотопляемый Айвазовский: штормы и бури в жизни художника

Как карьера Айвазовского едва не закончилась, не успев начаться

Что произошло: Придворный живописец, французский маринист Филипп Таннер доложил Николаю I о грубом нарушении учащимся Академии Ованнесом Гайвазовским субординации — участии в академической выставке в обход своего наставника и непочтительном поведении.

Чем это грозило: Николай I велел убрать картины нарушителя с выставки, но это не было сделано. Гайвазовский впал в немилость, с ужасом ожидал, что может быть исключен, и такой исход был вполне возможен.

Подробности: Новый учебный год в Академии начался с задания написать картину на библейский или евангельский сюжет. 17-летний Ованнес Гайвазовский выбрал темой предательство Иуды и настолько поразил своей работой президента Академии художеств Алексея Оленина, что тот не просто выделил Ованнеса среди других учащихся, но даже начал приглашать его в гости.

Летняя дача Оленина была местом чрезвычайно популярным среди, как сказали бы мы сегодня, бомонда. В это время обласканный при дворе маринист Филипп Таннер как раз просил о помощнике, и Оленин направил к нему талантливого крымчанина. В отличие от Максима Воробьева, который научил Айвазовского всему, чему мог, Таннер отнюдь не жаждал заниматься обучением, ему в первую очередь нужен был слуга. Однако было бы несправедливым считать, что Айвазовский ничему не научился у него. Вероятно, процесс обучения не был особенно приятным, но он был! Оленин в письме к профессору Зауервейду пишет: «…господин Гайвазовский превосходно схватил манеру писать воду и воздух последнего его наставника живописца Таннера, успев сею манеру усовершенствовать отличным подражанием натуре!».

Ованнес Гайвазовский приболел, то ли от совершенно не подходящего ему петербургского климата, то ли от перенапряжения. Тем не менее, он не стал отменять запланированный заранее на выходные визит к Оленину, где окончательно свалился с лихорадкой. Оленин возмутился, мол, француз все жилы из студента вытянул, и посоветовал не возвращаться более к Таннеру, а готовить собственные картины к предстоящей академической выставке. Напомним, что совет исходил из уст главы Академии, и было бы странно студенту не подчиниться президенту.

Не получивший никаких объяснений об исчезновении ассистента Таннер затаил обиду, которая немедля прорвалась, когда оказалось, что на осенней выставке «больной» Гайвазовский представил пять картин. Помимо того, что Таннер считал себя пострадавшим, поскольку лишился помощника, налицо было грубое нарушение субординации: картины учеников для выставок отбирали наставники, наставником Гайвазовского значился Таннер, а он ни слухом, ни духом. Тот факт, что Гайвазовский получил Серебряную медаль, ситуацию только усугубил. Тогда-то Таннер и нажаловался императору, который пуще прочей заразы опасался нарушений субординации. Государь велел снять картины, но Оленин решил потянуть время — непонятно, дескать, то ли все картины Гайвазовского в немилости, то ли какая-то конкретная. Иными словами, конфликт представлял собой схватку между заезжим живописцем Таннером и президентом Академии Олениным. Увы, пострадавшим в деле оказался юный Ованнес.

Как Айвазовскому удалось выстоять: Он очень переживал эту ситуацию, слухи о том, что заступничество разных известных лиц не принесло толку, усугубляли страдания. При этом сама история вызвала волну сочувствия в разных кругах. Для многих она выглядела как «наших бьют!». Приехал, мол, француз, мало того, что заказы у русских художников отнимает, так еще и охаял студента талантливого, под царскую немилость подвел. Тот факт, что среди прогрессивной общественности фанатов Николая I не водилось, тоже сыграл свою роль: губит самодержец молодой талант, как есть губит! Большим минусом для Айвазовского было странное молчание Оленина. Он-то прекрасно знал подноготную происшествия, но молчал, ожидая, как оно само всё решится. А вот друзья Гайвазовского не молчали. С легкой руки Василия Штернберга Таннеру устроили невеселую жизнь: на выставках при его появлении студенты начинали шикать и свистеть. История с французом стала для Айвазовского своеобразным пиаром, о нем заговорил весь Петербург, а слухи о недовольстве Таннером доходили и до императора (тоже пиар — непредумышленный черный).

В конце концов Николаю I надоели постоянные жалобы на француза, и государь отослал его из России. Самое время было вступиться за опального студента, и за дело взялся профессор Александр Зауервейд, преподаватель рисования у царских детей.

Решающим стал тот аргумент, что студент не имел права ослушаться приказа президента Академии участвовать в выставке. Ах, субординация не нарушена? Ну, значит, Гайвазовский снова в милости. Жаль, что сам Оленин не сообщил об этом раньше. Впрочем, главное, что эта волна не сбила с ног юного художника, тогда еще именовавшегося Ованнесом Гайвазовским, но научила тому, что царская милость — вещь очень ненадежная, и лучше бы искать иные опоры.

Как Айвазовский завел неподходящее знакомство с декабристами

Что произошло: Айвазовский по приглашению генерала Николая Раевского и согласованию с Академией художеств отправился с Раевским на Кавказ: наблюдать за настоящими боевыми действиями флота, зарисовать восточные берега, на которых пока еще не бывал. Но случилось и кое-что незапланированное: он свел знакомство с опальными декабристами.

Чем это грозило: Если бы новость дошла до царя, то морское начальство скорее всего ограничилось бы выговором, а вот Айвазовскому могла бы грозить вторая опала, и не факт, что едва оправившийся после истории с Таннером молодой художник сумел бы «выйти сухим из воды» на этот раз.

Подробности: За представленные на академической выставке морские виды «…положено Айвазовского отправить для усовершенствования на первые два лета в Крым, на Черное море в качестве пенсионера с содержанием за границею находящихся художников и затем куда по усмотрению Академии признано будет за полезное», — эти слова означали для Айвазовского счастье возвращения на родину, в Феодосию, к морю.

Впрочем, в родительском доме Айвазовский недолго задержался и вскоре отправился вместе с генералом Раевским на Кавказ. С Раевским он находился на пароходе «Колхида», позже перешел к пригласившему его адмиралу Михаилу Лазареву на корабль «Силистрия». Высадка десанта, бой с шапсугами, Айвазовскому даже удастся спасти и доставить к санитарам раненого офицера. А вечером его приглашают в палатку отметить победу. Там он обращает внимание на трех рядовых, с которыми окружающие общаются с особым почтением. Так Айвазовский познакомился с декабристами Александром Одоевским, Николаем Лорером и Михаилом Нарышкиным…

Что помогло Айвазовскому не пойти ко дну: На следующий день ни свет ни заря его затребовал к себе генерал Раевский, перед которым оказалась весьма непростая дипломатическая задача. Учащийся академии, только-только вышедший из опалы, присутствующий тут практически как штатский художник сводит знакомство с тремя декабристами! Скандал же! С себя Раевский тоже вину не снимает: желторотого мальчишку приветил, позволил перебраться на флагманский корабль, а светско-государственной «технике безопасности» не обучил. А если дойдет до царя? Нужно срочно отослать Айвазовского! Но как это ему сказать, чтобы не напугать и не расстроить? И чтобы не решил, что Раевский избавляется от него как от бесполезного и бесталанного? Генерал принимает соломоново решение: отправляет Айвазовского в Абхазию. Направлен писать Кавказ? Вот пусть и пишет! От светских опасностей подальше.

Позже пребывание художника в Крыму продлили, его самого произвели в звание академика, потом и профессора. В столице он будет обласкан, его картины в доме станут считаться хорошим тоном. А государь, еще недавно бывший гонителем Айвазовского, любуясь у министра юстиции Панина маринами Айвазовского, заявит: «Они прелестны! Если бы можно было, то, право, я отнял бы их у Панина!». Таким образом, очередная грозная волна прошла мимо Айвазовского.

Как повышенное женское внимание едва не довело Айвазовского до дуэли

Что произошло: Айвазовского вызвали на дуэль, обвинив в том, что он «увёл» прекрасную даму. Самое обидное, что еще и безосновательно обвинив.

Чем это грозило: Ну чем дуэль может грозить в худшем случае развития событий? В нашем распоряжении могло быть гораздо меньше 6-ти тысяч картин (примерно столько написал Айвазовский за свою долгую жизнь).

Подробности: Пенсионерская поездка Айвазовского в Европу, которую ему обеспечила Большая Золотая медаль Академии, стала началом его громкого триумфа. В Италии он дольше всего задержался в Генуе. Посетил там дом Христофора Колумба, задумал написать серию картин из его жизни, что и реализовывал, на протяжении многих лет возвращаясь к этой теме.

Светского общения он не ищет, стремится побольше уделять времени работе. А вот его общества многие ищут. А уж каким желанным оно представляется женщинам! Вот и польская графиня Потоцкая, весьма сведущая в светских делах и женских приемах, была не прочь завлечь Айвазовского. Он-то как раз в этих вопросах был достаточно наивен, поэтому искренне поверил, что в холле гостиницы они встретились случайно. Художник направлялся в Милан, и они, конечно же, совершенно случайно оказались рядом в дилижансе, ведь графиня тоже ехала в Милан (ну кто бы мог подумать!). Дорога пролетела в приятнейшей беседе. Гостиницу тоже выбрали одну, вблизи Миланского собора. После совместного кофепития пошли в собор, причем по пути прогулялись по самым многолюдным местам: графиня знала город и желала «засветиться» в компании новой арт-звезды. Вместе осматривали собор, вместе пообедали и отправились в парк у Замка Сфорца, который расписывал сам Леонардо да Винчи.

Художник вдохновенно рассказывал графине о великом Леонардо, она же откровенно скучала. Следующим пунктом у Айвазовского значилась «Тайная вечеря», посему он велел везти их к монастырю Санта-Мария-делле-Грацие, но графиня Потоцкая поняла, что искусства с нее более чем достаточно, и покинула своего спутника. Она уехала в Вену, Айвазовский же спешил в Париж на выставку. Там-то его и настиг вызов на дуэль: поляк Теслецкий, с которым художник пару раз пересекался в Италии, был чрезвычайно оскорблен тем фактом, что Айвазовский увез из Генуи в Милан его возлюбленную. А возможно, и в Париж привез!

Как Айвазовский увернулся от этой бури: Наши шесть тысяч картин Айвазовского написаны, можно выдохнуть. Дело в том, что художник поступил не по стандартному сценарию. Он рассмеялся и, обойдя секундантов, подошел к самому Теслецкому и пояснил ситуацию. Присутствующий там же приятель Айвазовского Векки (в будущем адъютант Гарибальди) подтвердил, что живут они в одной гостинице, делят снятые на двоих две комнаты, и ни в одной из них не наблюдается ни единой графини. Айвазовский пригласил своего несостоявшегося противника и его секундантов на открытие выставки в Лувре и вручил им билеты. Выпили мировую и разошлись довольные.

Легенда не сохранила имени графини Потоцкой, положившей глаз на молодого Айвазовского. В начале 1840-х в Европе Айвазовский мог пересечься с одной из сестер Потоцких — Ольгой Станиславовной (в замужестве Нарышкиной) или Софьей Станиславовной (в замужестве Киселёвой). Ольга была большая любительница романов (один из них завела с мужем собственной сестры) — могла бы и на Айвазовского глаз положить, но на дуэль Айвазовского тогда должен был бы вызывать не пан Теслецкий, а генерал Лев Нарышкин или граф Михаил Воронцов, с которым у Ольги была связь. Что же до Софьи, она больше интересовалась казино, чем юными художниками-маринистами. Кстати говоря, лет на 20 раньше описываемых событий в Софью Потоцкую был влюблен знаменитый дуэлянт — Александр Сергеевич Пушкин.

Есть и еще один нюанс: легенда сообщает о графине Потоцкой как о польке из Австрии, тогда как сестры Потоцкие родились в Тульчине (ныне Винницкая область Украины), а после жили в Крыму.

В любом случае, судьба связала Айвазовского с Ольгой Потоцкой (Нарышкиной) — в ее дворце теперь расквартирован Одесский художественный музей: разумеется, в его коллекции есть и работы Айвазовского — 28 произведений. Вот несколько полотен Айвазовского из коллекции ОХМ:

Как Айвазовскому не удалось с первого раза организовать в Феодосии школу

Что произошло: Проект первой школы Айвазовский подал на рассмотрение в 1853 году. Николай I отказал в удовлетворении этого прошения.

Чем это грозило: В случае повторных попыток добиться одобрения проекта (а художник был очень заинтересован в проекте) — монаршей немилостью, способной внести в жизнь Айвазовского немало проблем.

Подробности: Себя Айвазовский видел директором, просил в помощь надзирателя и двух учителей рисования. Он предполагал, что школа окажется под властью и покровительством императорской Академии художеств. В проекте были оговорены всевозможные нюансы: на что будут делать упор в обучении, каким образом в школу смогут поступить будущие ученики, на каких правах учащиеся будут участвовать в конкурсах Академии. В том числе был отмечен важный пункт: наличие у школы собственной печати. Это позволило бы не заводить по каждому вопросу бумажную волокиту, связываясь с Петербургом, а решать многие вопросы на месте (велика вероятность, что этот пункт и стал камнем преткновения). Художник просил профинансировать обустройство школы и жалование себе, учителям и персоналу общей суммой 3 000 рублей серебром в год. Президент Академии одобрил проект и направил его в Министерство уделов, откуда последовал доклад Николаю I. «…но государю императору не благоугодно было изъявить соизволения на ассигнование трех тысяч рублей серебром, предположенных для содержания сего училища». Таким образом, Айвазовский получил от ворот поворот.

Не то чтобы три тысячи серебром казались такой уж непомерной суммой для казны. Скорее дело в том, что расположенную в Феодосии школу было бы нелегко контролировать. А Николай I подробно вникал в художественные вопросы, зачастую сам отбирал произведения для заграничных выставок, мог давать советы академикам и профессорам, а при необходимости — штрафовать или увольнять. В общем, ему гораздо удобнее было, когда заведение на виду.

Но если императору важно было «контролировать художественный процесс» (не то чтобы это у властей хоть когда-то полностью получалось, но пытались многие), то Айвазовский отнюдь не власти жаждал. Просто он всю жизнь был благодарен таврическому губернатору Александру Казначееву, благодаря помощи которого выбился в люди. Школа в Феодосии виделась ему возможностью отблагодарить покровителя и приоткрыть множеству талантливых ребят в родном городе дверь в большой мир живописи — как когда-то сделал для него Казначеев. Но попытка настаивать в тот момент могла бы привести к проблемам и царской немилости.

Как Айвазовский переждал «непогоду» и поймал попутную волну: От идеи своей он не отказался, но отложил ее до лучших времен, а пока увлекся вместе с женой Юлией археологическими раскопками. А что касается школы — в 1865 году кавалер Анны и Владимира, академик и профессор живописи Иван Константинович Айвазовский открывает в Феодосии художественную мастерскую. Денег на помещение и зарплату он больше не просит, всё, что ему нужно — статус реально преподающего в Академии профессора. Александр II, в отличие от своего предшественника, положительно ответил на запрос Айвазовского.

Как турецкие награды едва не погубили репутацию Айвазовского, но оказались на дне морском

Что произошло: Крымско-турецкая война, подавление турками восстания греков, гонения и уничтожение армян. Айвазовский сочувствовал и помогал армянам и грекам, всей душой болел за русский флот. И при этом он был в большом почете у турецких султанов. В 1888 году прошел слух, будто художник с супругой прибыл на свою выставку в Константинопольском русском посольстве и преподнес в дар султану картину, а султан наградил его орденом.

Чем это грозило: На Айвазовского и так косо посматривали после того, как устроивший резню на острове Конд султан наградил его орденом Османие 2-й степени и заказал порядка тридцати картин. В этих условиях искать новые связи с Османской империей — шаг весьма рискованный. Дурная слава самым известным и успешным может причинить неприятности. Айвазовский даже больше не за себя опасался — себя и семью он уже обеспечил, сколько боялся, что пятно на его репутации скажется на Феодосии, которую он изо всех сил «продвигает».

Подробности: Айвазовский безусловно был заинтересован в столь выгодных заказчиках, какими для него были турки. Но преступления Турции против армян, греков, война с Крымом не могли оставить его равнодушным и требовали корректировки отношений.

В 1888 году уже султан Абдул Хамид II пригласил Айвазовского устроить новую выставку в Константинопольском русском посольстве. Ему предложено подготовить 20 картин. Из дипломатических соображений художник решает не посещать выставку сам (хотя мечтает показать любимый Константинополь жене Анне), а отправляет картины со своим племянником Левоном Мазировым, которому не впервой доставлять дядины работы в назначенное место.

Сбор от выставки Айвазовский планирует передать армянскому благотворительному обществу. Но что-то пошло не так. Нет-нет, выставка традиционно проходит с триумфом, в газетах один за другим появляются хвалебные отзывы. Например, в издании «Новое время» главный редактор Суворин пишет: «Вся общественность Константинополя, особенно его соотечественники-армяне, как в 1874 г., так и каждый раз, когда приезжает художник в Константинополь, принимают его с особой честью». А ведь Айвазовский не приехал в Турцию! И эта ошибка может стать серьезным пятном на репутации пожилого уже художника. Даже участие картин в выставке на данный момент — шаг весьма рискованный, но теперь-то еще и все думают, что он поехал лично чествовать султана. Дальше — больше. Племяннику велено три картины без лишней шумихи подарить турецкой стороне, но в итоге султан заочно награждает Айвазовского орденом Меджидие 1-й степени.

Айвазовский многословно поясняет в письмах разным представителям власти, что не искал наград и не стремился к сотрудничеству с султаном. Судя по тому, что тема эта всплывает многократно, «турецкой волной» Айвазовского все же окатило.

Как Айвазовский не дал себя захлестнуть этой волне: Весть о массовых убийствах армян турками в 1895—1896 гг. застала Айвазовского в Европе. Он откликается на это страшное событие кистью: «Погром армян в Трапезунде», «Армян погружают на корабли», «Ночь. Трагедия в Мраморном море».

Дома, в Феодосии хранились его ордена Османской империи. Сейчас самая память о них жгла грудь художнику. Вернувшись домой, даже не переодевшись и не отдохнув с дороги, первым делом он вытащил сияющие драгоценностями ордена, нацепил на ошейник дворового пса и прошелся так по Феодосии. К странной процессии присоединился почти весь город. Придя к морю, Айвазовский забрался в лодку, и, отойдя на достаточное расстояние от берега, поднял сияющие ордена над головой и бросил их в море.

Местные мальчишки еще долго ныряли, пытаясь отыскать драгоценности. Морская волна в очередной раз поддержала художника и очистила его имя от самой возможности пересудов. Айвазовский просил консула передать султану, что тот может с его картинами поступить аналогичным образом…