Новый год на фронте и в тылу: чем запомнились новогодние праздники во время войны людям, пережившим ВОВ

В тылу было по-разному. Чем ближе к фронту, тем тяжелее воспоминания. Отдельный страшный пласт — рассказы людей из блокадного Ленинграда. Но даже здесь есть проблески: люди вспоминают не только смерть, ходившую рядом, но и попытки вернуть себе хотя бы тень праздника.

В нашей подборке — рассказы о том, каким был Новый год на фронте и в тылу, иногда горькие и страшные, а иногда — весёлые.

31 декабря 1941 года

Конец 1941-го был временем первых надежд на советско-германском фронте. Под Москвой поля были усеяны разбитой и брошенной немецкой техникой вперемешку с телами немецких солдат. Уже работала «дорога жизни» через Ладогу к Ленинграду — это значило, что город не вымрет за зиму от голодной смерти. Казалось, что перелом в войне близок. В то же время на многих участках фронта шли тяжёлые бои.

Миномётчик Александр Шишов встретил Новый год так:

Мы вышли из Старого Оскола в 2 часа дня и в 8 часов утра на следующий день уже были, представьте себе, в с. Шахово Прохоровского района Курской области. Идти в пургу было очень тяжело, но за 20 часов в полном боевом снаряжении мы прошли 80 км, так что новый, 1942 год мне довелось отмечать в окопе. Сполна я познал горечь вражеской бомбардировки и канонады артиллерии противника. Что уж скрывать, было очень даже страшно.

В осаждённом Ленинграде свирепствовал блокадный голод. Единственным тонким ручейком, по которому в город шли продукты, была «дорога жизни» по Ладожскому озеру. Люди слушали по радио о первых успехах Красной армии, надеялись и праздновали Новый год как могли.

Для Риммы Власовой, которая была ещё ребёнком, праздник запомнился таким:

Раздобыли ёлку, украсили и пригласили нас, дистрофичных, едва двигающихся детей. Особого веселья на этой ёлке я не помню, потому что, наверное, очень трудно было развеселить всех этих совершенно «убитых» обстрелом города, голодом и холодом детей. Тем не менее, эта ёлка доставила невероятную радость, удивление, что это всё-таки ёлка в таких тяжелейших условиях. Но самое удивительное, что была организована не только эта праздничная красивая ёлка, но даже угощение. Вместо подарков нам вручили стеклянные баночки, в них был кусок хлеба и небольшой кружок конской колбасы. Вот это для нас было настоящее детское чудо, потому что мы в последнее время, кроме хлеба и воды, ничего не ели. Были невероятное удивление, радость, и это подкрепило силы. Ещё всем дали домой подарки, а в качестве подарка была баночка вкусного, сладкого желе. В те времена — невиданный подарок. Где разыскали такую экзотику, это непонятно.

Для детей старались устроить праздник всеми силами и средствами. А как чаще всего было у взрослых, рассказывает Татьяна Григорьева-Рудыковская:

Мы готовились встречать новый, 1942 год. Сын из леса принёс ёлочку. Мой муж работал на заводе «Красный Выборжец». Трамваи в то время уже не ходили. Надо было более десяти километров идти пешком. Однажды я нашла мужа лежащим на крыльце. Мы с сыном втащили его в кухню. «Слава богу, я дома, думал, пропаду в дороге», — сказал он. С тех пор я больше не пускала его на работу. Он слёг, получил иждивенческую карточку, на которую практически ничего не давали, кроме 125 граммов хлеба.

31 декабря 1942 года

Первая военная зима и серьёзное поражение вермахта под Москвой дали надежду советскому народу. Тем страшнее оказались весна и лето 1942 года, когда немцы обрушили Юго-Западный фронт, дойдя в результате до Волги и Кавказа. Переломить ситуацию удалось только поздней осенью, когда состоялось победоносное и сокрушительное контрнаступление в рамках операции «Уран». Теперь приволжские степи, как Подмосковье годом ранее, превратились в кладбище для солдат вермахта и свалку уничтоженной немецкой техники. А в Сталинграде советские войска «прижали» целую немецкую армию вместе с командующим. К Новому году СССР пришёл с новыми надеждами.

Но война от этого легче не стала. Вспоминает разведчик Леонид Вегер, воевавший под Сталинградом:

31 декабря 1942 года наша бригада шла пустынной Сальской степью. Грузовики с нашими продуктами и новогодними подарками попали к немцам. И вдруг в небе, пересекая наш путь, появились две большие птицы, похожие на кур. Раздался выстрел, другой, третий. Птицы продолжают лететь. Раздалось несколько автоматных очередей. Затем началась сплошная стрельба. Несколько командиров метались между стреляющими и что-то кричали. Всеми овладел азарт. Вот одна как будто ударилась о невидимую стену. Вторая птица почти тут же замерла в полёте и заскользила вниз. Несколько десятков солдат кинулись за ближайший холм к месту их падения.

Делаем ещё переход и останавливаемся на ночлег. Пытаемся из сырых веток кустарника разжечь костёр. Ничего не получается. Сказали, что ужина не будет. Сидение в холоде, да ещё во влажной одежде, становится неуютным. Вспоминаю, что это новогодняя ночь, наша невесёлая новогодняя ночь. Спать ещё не хочется. Когда усталость немного проходит, вскидываю автомат и иду в темноту прогуляться по окрестностям. Замечаю в соседней ложбине что-то вроде привязи, около неё — лошади. Щупаю торбу у одной из них и определяю, что там кукурузные початки. Засовываю руку в торбу и достаю кукурузный початок. Достаю ещё один, кладу его в карман и, жуя, иду обратно к своим.

Разжигаем костерок. Становится тепло. Дожёвываю кукурузные зерна, кажущиеся уже вкусными, и укладываюсь. Засыпая, опять вспоминаю, что это новогодняя ночь, и решаю, что она не так уж плоха. Просыпаюсь от ощущения, что у меня горит нога. Действительно, я лежу почти в костре, шинель тлеет, и её правой полы уже нет. Несколько дней нового года хожу в шинели с одной полой.

Морской пехотинец Виктор Павлючук получил нечастую возможность попробовать настоящие деликатесы:

1 января 1943 года нас должны были отправить под Сталинград. На Новый год нам организовали праздник. Отмечали в землянках, при свете керосиновых светильников. Непонятно откуда у нас на столе среди всего были… омлет из черепашьих яиц и лягушачьи лапки. Открываешь банку, а там бумага пергаментная, промасленная. Снимаешь, а там эти лягушачьи лапки и рис. Так мы лапки выбрасывали, а рис ели. Консервы итальянские были. Ну, может, для них деликатес, а нам они не нравились.

Кое-где под Сталинградом в Новый год был организован настоящий праздник. Повезло танкисту Алексею Козлову:

На станции Котельников под Сталинградом на путях стояли эшелоны с танками, броневиками, провиантом, оборудованием. Вы не представляете, какое ликование охватило бойцов и командиров. Ведь это была первая крупная победа за долгие, долгие месяцы. Наконец-то лютый враг начал пятиться. Видимо, это обстоятельство и обилие захваченных деликатесов породили ещё одно нестандартное решение Ротмистрова — широко отметить так стати подоспевший Новый год. Хотя данное решение нельзя полностью списывать на самодеятельность комкора — в торжестве приняли участие крупные военачальники, включая Василевского и Малиновского. Стол ломился от яств. Было даже шампанское, ведь немцы тоже готовились к этому Новому году, надеясь встретить его в освобождённом «котле». А неподалёку уже салютовала трофейная зенитка, озаряя небо всполохами высотных разрывов. Солдаты же были пьяны, ещё не отведав трофейного шнапса, которого тоже было в изобилии, — они были пьяны от сознания этой победы… сам Сталин поручил тогда генералу А. М. Василевскому поздравить командование с выдающейся победой и Новым годом.

А вот мирным жителям Сталинграда, захваченного немцами, до спасения оставался ещё месяц. Немцы же, занимавшие город, относились к людям примерно так, как рассказывает Константин Зимин, встретивший, или, точнее будет сказать, переживший, Новый год в окружённом городе ребёнком:

До конца ноября немцы не зверствовали по отношению к мирным жителям, но вскоре отношение резко изменилось. Наша семья жила в подвале, который оказался на передовой немецких позиций. Незадолго до Нового года немцы выгнали нас, и мы оказались на улице. Погода стояла тёплая, безветренная, шёл небольшой снежок. Старшая сестра Клава несла на руках трёхлетнюю сестрёнку Галю, а я — мне исполнилось уже 12 лет — вёл за руку шестилетнего брата Женю. Нужно было думать о ночлеге. Мы нашли чудом сохранившуюся летнюю кухню, слепленную из глины, и остановились в ней. Всем нам очень хотелось кушать, но у нас ничего не было. Рядом жила пожилая супружеская чета. Они дали немного подгоревшей пшеницы, которую мы сварили и съели. Это был наш предновогодний ужин — так мы встретили 1943 год.

31 декабря 1943 года

В этом году удача повернулась лицом к советским войскам. Немецкая армия потерпела фиаско под Сталинградом, проиграла грандиозную битву под Курском, советские войска очистили от противника огромные территории СССР. Стратегическая инициатива окончательно перешла в руки Красной армии.

Вспоминает зенитчик Пётр Переверзев, воевавший в Заполярье:

Что такое Заполярье зимой? Морозы за сорок, непролазные снега… Новый год — он и на войне Новый год. А какой же праздник без нарядной ёлочки, Деда Мороза и Снегурочки? В гильзу от 37-миллиметрового снаряда зенитчики установили карликовую берёзку, нарядили её обёртками от консервов из праздничного «пайка». На верхушку «ёлочки» водрузили конфету в яркой обёртке. На праздничном столе красовались банки с консервированной колбасой, американской тушёнкой, кусковой сахар и фляжка со спиртом. А сказочных персонажей Нового года — Деда Мороза и Снегурочку — слепили из снега. Благо недостатка снега зимой в Заполярье не ощущается — сугробы выше пояса.

Война оставалась войной, и ни советские, ни немецкие войска не давали друг другу передышки. Иногда происходили курьёзы вроде «боевого крещения для пирожков», о котором рассказал пулемётчик Тимофей Кутыгин:

Помню, как мы новый, 1944 год встречали. У нас один парень с Кавказа был, Константин Константинович Аргутин, пожилой такой, лет за 50. Он рассказывал: «Я поработал во всех ресторанах Пятигорска и Нальчика. Командир, я вас прошу, дайте задание старшине, пусть найдёт немного муки, я под Новый год хочу сделать пирожки». Нам рыбу давали, ставриду, гороховую кашу, так Аргутин из этого начинку сделал, замесил тесто. Потом в блиндаже сделал печку и стал там под Новый год делать пирожки. К нам в землянку все забегают, как же — запах идёт, про дом напоминает.

Уже скоро 12 часов, всё готово, вдруг радист кричит: «К бою!» Все к орудиям бегут, тут за секунды всё решается! А тут комбат говорит: «Дорогие товарищи, поздравляю вас с наступающим новым, 1944 годом, желаю счастья, всем живыми вернуться домой, война уже скоро кончится! Приготовиться к салюту! Три снаряда, по немецко-фашистским захватчикам — беглый огонь!»

Мы отстрелялись, вернулись в окопы. Вся батарея туда, где пирожки. Только налили, я, как парторг, маленькую речь произнёс, и тут немцы как дали по нашей батарее, наверное, тоже нас «поздравили». Они по площадям бьют, на пирожки сыпется грязь. Тут кто-то нашёл плащ-палатку, накрыл пирожки. Обстрел закончился, выпили, закусили — такие пирожки были! Даже в дивизионной газете была заметка, как мы Новый год встречали. Пирожки были очень вкусные, я таких пирожков никогда не ел.

Иногда угощение было трофейным, захваченным прямо в новогоднюю ночь, как в истории бойца Кубанского казачьего корпуса Василия Павлова:

Помню, на Новый год мы стояли в Аскании-Нова в Херсонской области. И вот ночью, где-то минут за пять до наступления нового года, мы слышим команду: «Батарея к бою, расчёты по местам». А в 24 часа поступил приказ: «По фашистам, в честь нового, 1944 года, батарея залпом огонь!» Мы натянули шнуры, и четыре залпа, а это шестнадцать снарядов, полетели на противника. А утром, как только мы приступили к завтраку, видим: немцы вышли из окопов с котелками, обтираются снегом, умываются. Немецкие позиции были недалеко, в метрах двухстах, двухстах пятидесяти, но никто не стреляет — ни мы, ни они. А немцы на гармошке, на аккордеонах играют и кричат нам: «Камрад, иди к нам на завтрак!» Вот мы у себя позавтракали, и вдруг кто-то с нашей стороны открыл пулемётный огонь. Немцы ответили, полетели мины, снаряды, начали бить батареи. Потом мы в немецких окопах нашли и гармошки, и аккордеон, и котелки с завтраком. Немцы всё побросали и полуголые убежали.

31 декабря 1944 года

Последний военный Новый год. Немцы окончательно были выбиты с территории СССР, воевать предстояло ещё почти пять месяцев, но сомнений в том, что Германия будет разгромлена, уже не оставалось. В том числе и у тех немцев, которые сохранили здравое мышление, несмотря на усилия гитлеровской пропаганды.

Показательный пример с фронта рассказал боец штрафной роты Николай Винокур:

В декабре 1944 года напротив нас стоял немецкий штрафбат. На Новый год, 31 декабря, дивизионная разведка через наши порядки пошла в поиск, на захват «языка», а своего санинструктора с ними не было, и меня «одолжили» в группу прикрытия, на случай, если придётся выносить раненых разведчиков и оказывать на месте первую медицинскую помощь «языку» или нашим раненым. Я с собой ещё взял одного санитара-штрафника, своего «ординарца», в группе «поддержки» (прикрытия) кроме разведчиков были также арткорректировщик и связист. Ночь тёмная, вьюжная, но при отходе немцы всех обнаружили, началась очень серьёзная перестрелка, и так вышло, что тащить к своей траншее взятого «языка» пришлось мне и санитару, другие прикрывали. Я немцу из пистолета прострелил обе ноги, чтобы не сбежал, и мы его поволокли под огнём. Притащили, в землянке у ротного я его перевязал, и немца отправили в штаб дивизии. Потом, дней через пять, Кобыхно спрашивает: «Ты, вообще, представление имеешь, кого тогда взяли?!» — «Кого? Штрафника немецкого, обычного “фрица”». — «Сам ты штрафник… Этот немец, бывший майор, служил в абвере. В Берлине, в ресторане, он напился и стал орать, что русские всё равно победят, вот его за это разжаловали в рядовые и послали в штрафную. Не “язык”, а сущий клад, в штаб фронта отвезли».

Сохранилось множество историй о том, как советских солдат встречали в странах, ещё недавно бывших «под немцем». Воевавший в Словакии партизан Владимир Мандрик, рассказывая о кануне 1945 года, привёл пример:

Об отношении со стороны словацкого населения свидетельствует один интересный пример. К новому, 1945-му году мы вышли в район города Римавска-Собота и в ночь на 1 января перед рассветом увидели, что по дороге рядом с нашим расположением идёт большая колонна немецких войск. По всей видимости, кто-то сдал наше местонахождение, потому что каратели на рассвете разбились на цепи и стали нас окружать. Здесь я впервые ввёл в бой мадьяр (венгров. — Прим. ред.), до этого не знал, как поступить с ними. Причём они оказались на направлении главного удара врага. Конечно, немцев со всех сторон партизаны обстреливали, но венграм я распорядился выдать только по пять патронов на винтовку, боялся, что они перебегут на сторону врага. Они же открыли точный, прицельный огонь и буквально клали немцев, пока не кончились патроны. После этого венгры примкнули штыки и во весь рост с криками «Ура! За Родину! За Сталина!» атаковали карателей врукопашную. Враг был наголову разбит. У меня в том бою волосы вставали дыбом, ведь я им ни слова не говорил по этому поводу.

Так вот, после боя мы видим, как к нам приближается небольшая группа, человек двенадцать, не больше. Оказалось, что это словаки, посланные к нам моим другом, главным инженером шахтоуправления. Принесли с собой два тридцатилитровых бутыля, причём даже не коньяка, а кубинского рома, который имелся у директора гостиницы. Да ещё килограмм пятьдесят колбасы, всё это собрали для нас рабочие металлургического комбината. Причём местные жители специально собрались по поводу того, как помочь нам отпраздновать Новый год, ведь они знали, что мы беспрерывно воевали, так что добровольцы вызвались принести нам праздничное угощение. В целом со стороны словаков к нам было полнейшее доверие. Считали, что раз русский есть среди партизан — нужно очертя голову идти воевать.

Но было и по-другому. Связистка Надежда Нестерович вспомнила историю, от которой холодеет кровь:

1945 год мы встречали в немецком городке Кольберг на берегу Балтийского моря. Атмосфера в городе была напряжённая, если не сказать — враждебная. Местные жители видели в нас исключительно захватчиков. Нередко они совершали диверсии против советских солдат. Поэтому и воспоминания о новогодних праздниках военных лет у меня далеко не самые радужные.

Накануне Нового года взяли работать в солдатскую столовую местную женщину. Её мужа знали как участника антифашистского сопротивления. Но выяснилось, что это не так. Когда готовился праздничный ужин, немка с помощью шприца ввела в сырые яйца яд. Его действие оказалось моментальным, погибли семь наших бойцов. Женщину задержали, но — ребят-то не вернёшь.

И всё-таки Победа была близка, люди это чувствовали и радовались. В завершение подборки — история мотострелка Сергея Беркетова, случившаяся с ним 31 декабря 1944 года в госпитале:

Я предложил разыграть историю про немца-мародёра, попавшего в плен к нашим ребятам. «Вот ты главную роль и сыграешь, временно побудешь немцем!» — сказал замполит.

Стали репетировать, помимо главного героя в роли вошли врачи, другие выздоравливающие. 31 декабря в зале собрался персонал, бойцы, начался концерт. И вот конферансье объявляет сценку из солдатской жизни «Немец-грабитель». За кулисами начался шум, послышались крики: «Держи его, держи!» Под крики на сцену выскочил и начал метаться из стороны в сторону «немец», одетый в несколько слоёв женских вещей (пришлось обратиться за помощью к работавшим здесь женщинам и девушкам). За ним с «автоматами» бежали солдаты и уже готовы были схватить грабителя, как вдруг не выдерживают нервы у одного из сидящих в первом ряду раненых, парень выбегает на сцену и бьёт «немца» в челюсть. Не ожидающий такого поворота «фашист» по инерции бьёт в ответ. И что было бы дальше — неизвестно, но подоспевшие санитары увели разбушевавшегося бойца, «немец» был благополучно «взят в плен» и под всеобщий хохот освобождён от женских нарядов, а добрая половина зала так и не поняла, что драка на сцене была настоящей.