Василий Жуковский и его запретная любовь: «Чего я желал? Быть счастливым с тобою!»

«Душа как будто деревянная», — писал Жуковский Тургеневу в 1817 году. 14 января его племянница Мария Протасова вышла замуж за талантливого хирурга Ивана Филипповича Мойера. У него учились Пирогов и Даль. Хорошая партия для Марии Андреевны во всех отношениях. Но вот только решение о замужестве далось ей тяжело: не этого человека она любила. Спустя 6 лет после свадьбы Протасова умрёт во время родов. Для Жуковского это станет потрясением.

«Надобно было ему влюбиться»

О любви к племяннице Василий Андреевич впервые написал в дневнике, ставшем документальным свидетельством чувств 23-летнего воспитателя к 12-летней ученице. Обстоятельства осложнялись не только разницей в возрасте, но и родственными отношениями: Жуковский приходился Марии Протасовой дядей. Он был единокровным братом её матери. Жуковский прекрасно понимал, что ему предстоит, если он решится на признание. Отсюда и душевные терзания, и риторический вопрос в дневниковой записи: «Можно ли быть влюблённым в ребёнка?». Но в то же время писатель строит планы на будущую совместную жизнь. Разница в возрасте вскоре не будет никого смущать, ведь Мария подрастёт, превратится из подростка в молодую девушку. Но что делать с родством? Это был мучительный вопрос, не дающий покоя.

Василию Андреевичу Жуковскому было 19, когда его единокровная сестра Екатерина Афанасьевна Протасова предложила ему стать воспитателем её совсем юных дочерей. Это было выгодно обеим сторонам. Протасова после смерти мужа оказалась почти без средств, поэтому приходилось выкручиваться и экономить на всём. Жуковскому, который с детства был лишён ощущения дома, жизнь в семье тоже пошла бы на пользу. Он разработал для девочек учебную программу (философия, литература, теология, история, география) и с энтузиазмом взялся за дело.

Спустя 2 года после той знаменитой записи в дневнике Жуковский решается на разговор с Екатериной Афанасьевной. Реакция матери была предсказуемой. Она обвинила брата во лжи, говорила об утраченном доверии, возмущалась его аморальностью, упрекала в попрании церковных устоев. Жуковский, конечно же, свои обязанности воспитателя исполнять прекратил, оставил дом Протасовых и уехал в Москву. Мария, к слову, ни о чём не знала. Их многолетняя переписка начнётся позже. Там будет много чувств, возвышенных обещаний, самоотречений. Так, в письме 1815 года Жуковский напишет: «Пусть буду счастлив тобою! Право, для меня всё равно твоё счастье или наше счастье. Поставь себе за правило всё ограничить одной собою».

Литературоведы нередко сравнивают Марию Протасову с пушкинской Татьяной, отмечая её глубину и духовную силу. Параллелей действительно много. Маша, старшая из девочек, считалась некрасивой, в отличие от живой и хорошенькой Саши. Ей и доставалось от матери больше. Она не чувствовала в ней родственную душу. Тепло и понимание Мария находила у Жуковского. Вот кто разглядел потенциал внутреннего мира девочки. Жуковский на правах воспитателя даже отправлял Екатерине Афанасьевне послания, указывая на её несправедливое отношение к старшей дочери. Как и Татьяна, Мария Протасова вышла замуж не за того, кому принадлежало сердце. А в том, что чувства она испытывала именно к Жуковскому, сомнений не было. «Моё всё», — так она его называла. Об этом Протасова писала и Жуковскому, и своей кузине Авдотье Елагиной. Но она была несвободна в выборе, зависела от воли матери, и для неё брак с Жуковским был невозможен.

Борьба за счастье

Между тем Жуковский не собирался сдаваться. В 1812-м он, сумевший сохранить отношения с семьёй Протасовых, просил у Екатерины Афанасьевны руки Марии. Ответ, разумеется, был отрицательным. Тогда Жуковский прибегает к посредникам. За него ходатайствовали Иван Лопухин и Александр Воейков. Составлялись даже дерзкие планы побега: Жуковскому советовали увезти Марию тайно. Затем наступил странный и мучительный период, когда Жуковский, завися от настроения Екатерины Афанасьевны, то был поблизости, то объявлялся персоной нон грата. Но даже когда он сопровождал семью в поездках или жил с ней в одном доме, он никогда не оставался наедине с Марией. Поблизости непременно оказывалась матушка.

Но как показало время, несравнимо тяжелее пришлось Жуковскому после замужества Протасовой. Это были 6 лет страданий. «Поэзия молчит. Для неё ещё нет у меня души. Прошлая вся истрепалась, а новой я ещё не нажил. Мыкаюсь, как кегля», — сетует он в письме к Тургеневу. Он пытался эту новую душу нажить. И в творчестве, и в попытках создать семейную жизнь. В 1819-м у Жуковского был роман с Софьей Александровной Самойловой, фрейлиной императрицы Марии Фёдоровны. Но всё это ничем не завершилось. А после смерти Протасовой поэт и вовсе запер сердце на замок на долгие годы. До того момента, пока не встретил дочь художника Герхарта Рейтерна.

«Хочу испытать семейного счастия»

19-летняя Елизавета Рейтерн произвела на Жуковского невероятное впечатление: «…точно как райское видение, которым я любовался от полноты души, просто, как видением райским, не позволяя себе и мысли, чтоб этот светлый призрак мог сойти для меня с неба и слиться с моею жизнью».

Через несколько месяцев после знакомства Герхарт Рейтерн заверил Жуковского в своём согласии на их женитьбу при условии, что Елизавета даст положительный ответ. Год спустя Жуковский сделал предложение. Незадолго до этого он подал в отставку: к тому времени он уже оставил литературу и исполнял роль учителя и наставника при императорском дворе. 21 мая 1841 года состоялась церемония венчания 58-летнего Василия Андреевича Жуковского и 20-летней Елизаветы Евграфовны Рейтерн. После первой неудачной беременности Елизавета Евграфовна родила девочку, а затем мальчика. Его крёстным стал великий князь Александр Николаевич.