Землетрясение в Спитаке 1988 год: как Армению спасали сто народов

Для измерения силы землетрясений есть шкала Рихтера. Количество баллов по ней соответствует тому, как землетрясение влияет на дома, улицы, подземные коммуникации. При семи баллах, например, невозможно устоять на ногах. В кирпичных домах трескаются стены. Падают лестничные пролёты, обрушиваются перекрытия строений. В треснувших стенах происходит короткое замыкание. Асфальт тоже покрывается трещинами. Это семь баллов. В Спитаке было девять-десять.

Землетрясение унесло жизни не меньше, чем двадцати пяти тысяч человек. Пессимисты и сторонники теорий заговора говорят о ста пятидесяти тысячах. Девятнадцать тысяч человек оказались искалечены навсегда. Больше полумиллиона остались без домов.

Армяне вспоминают, что власти Союза отреагировали быстро. Из Москвы в Ереван срочно вылетела бригада из без малого сотни лучших хирургов, в том числе — военно-полевых. С ними вылетел и министр здравоохранения. Армия и пограничники бросили силы на эвакуацию людей и разбор завалов. К солдатам присоединились сотни, а может, и тысячи добровольцев-армян.

Ответственным за устранение последствий землетрясения стал Николай Рыжков, Председатель Совета министров. Когда он приехал, обнаружил хаос, с которым, казалось, невозможно бороться. Тысячи людей рыдали, испуганные, дезориентированные. Увидев представителя правительства, они начали засыпать его упрёками, а порой и оскорблениями: пережитый ужас требовал выхода.

Понадобились сутки, чтобы организовать нормальные спасательные операции.

Всего лишь сутки — будет казаться через годы. Целые долгие сутки — казалось тогда. Горе Рыжков смог перенаправить, призывая помогать спасать людей. Получив цель, армяне моментально переключились. Каждый, кто был в силах, или помогал разбирать завалы и доставлять людей ко врачам, или старался утешить, накормить, как-то ещё помочь уже спасённым. Позже армяне объявили Рыжкова национальным героем республики.

Больницы в Спитаке были разрушены. Раненых свозили на стадион, где хирурги делали операцию за операцией, не поднимая головы. Советский лидер тех лет Горбачёв запросил гуманитарной помощи, и сто одиннадцать стран выслали специалистов, оборудование, еду и лекарства. Это спасло многих, но увы, тысячи убитых было уже не вернуть.

Уроженка Армении Нарине Бояджян пережила землетрясение в Ереване и до сих пор вспоминает его с ужасом.

Она тогда была школьницей, училась во вторую смену и в 11.41, когда пробудилась стихия, была дома, на тринадцатом этаже. Она помнит, как трясло весь дом, хлопали двери, качалась люстра и упала папина фотография — на ней разбилось стекло. Дома больше никого не было, чтобы объяснить, что происходит, или сказать, что делать, и ей было очень страшно. Но вскоре страх сменился огромным горем.

Вечером по телевизору вещание прервали для того, чтобы вызывать отдыхающих врачей на рабочие места. Дом Нарине стоял возле республиканской больницы и было видно, как в выключенный фонтан садятся вертолёт за вертолётом — они привезли раненых. Это было уже в следующие дни. Мужчины с маминой работы поехали добровольцами в Спитак. Когда они, наконец, вернулись, казалось, там, где они были, прошло не несколько дней, а несколько лет — так они постарели.

Через несколько дней по улицам поехали грузовики с трупами. Погибших надо было хоронить. На спитакском кладбище — и не только на нём — есть участок, где дата смерти у всех одинаковая. Многим армянам трудно даже смотреть в сторону этих надгробий с повторяющимся «7.12.1988».

То, что переживали армяне, было большим, чем сочувствие соплеменникам. У каждой семьи, каждого клана в разрушенном городе и погибших деревнях неподалёку жили родственники. Если и была семья, которую в тот день не посетила смерть, она смолчит из уважения к потерям других семей.

В школе, дома, на улице, везде обсуждали истории из Спитака. Одни рассказывали о бездомной собаке, которая спасла и выкормила своим молоком маленькую девочку и звала на помощь, услышав, как разбирают завалы. Другие — о крановщике, который потребовал плату с мужчины, чья жена лежала под плитой. Мужчина снял с себя обручальное кольцо и нательный крестик. Кроме этих двух знаков семейной любви — любви жены и любви родителей — у него теперь не было ничего. Толпа в гневе попыталась разорвать крановщика на кусочки, но его отбили солдаты.

Сложилось поверье, что в Спитаке или умирали целыми семьями, или так же, целыми семьями, спасались. Погибла вся семья брата учительницы Нарине. А брат маминого коллеги выпрыгнул с седьмого этажа и остался жив, а потом нашёл живыми жену и детей.

Рассказывали и совсем страшилки. Мол, мужчина принимал ванну, в ванне его плитой и накрыло. Он пролежал в воде пять дней и с него слезла вся кожа. Впрочем, трудно сказать, что было придуманным, а что — картинами, которые довелось увидеть спасателям-добровольцам и отголоски которых разнеслись среди людей.

Землетрясение восемьдесят восьмого года было таким огромным горем для армян, что они сравнивают его по значению с геноцидом в Турции. Но это горе их сплотило. Выжившим помогали всей республикой. Срочно ставить дома, восстанавливать работу больниц приехали волонтёры со всего союза и из других стран. На первое мая в Ереване демонстрации шли под сотней флагов — это были флаги тех народов, которые помогли Армении.