«Битва Александра» Альбрехт Альтдорфер: любимая картина Наполеона

Первая историческая картина Северного Возрождения «Битва Александра» была заказана художнику Альбрехту Альтдорферу (1480–1538) герцогом Вильгельмом IV Баварским при основании Старой Пинакотеки как одно из восьми первоначально задуманных герцогом полотен, изображающих знаменитые битвы античности. В самом музее она висит так, что невольно обращает на себя внимание каждого из посетителей. Это настоящая жемчужина коллекции.

Известно, что Мюнхенское собрание в 1800 году было разворовано французами. Свыше 70 полотен перевезли во Францию, а «Битва Александра» так понравилась самому императору, что он повесил её в ванной комнате в своём дворце Сен-Клу, дабы постоянно любоваться этим шедевром. И здесь важно отметить следующее: совершая каждый раз омовение, император невольно должен был бросать свой царственный взор на эту картину. Но омовение равно обновлению. Человек, погружаясь в стихию воды, словно рождается заново, словно возвращается к первым моментам собственной жизни. И можно предположить, что напоминание о битве Александра Великого при Иссе во время знаменитого Индийского похода — это воплощение детских мечтаний будущего покорителя Европы, который тоже мечтал покорить Индию и ради этого даже предпринял гибельный для него поход на Москву. И действительно, кто в то далёкое время не читал с ранних лет об Александре Македонском. Это был самый обычный круг чтения для любого мальчишки из дворянской среды. Знаменитая картина, скорее всего, напоминала властителю полумира о собственном детстве, когда мечты о великих свершениях представлялись лишь в горячечном бреду корсиканского юноши. И в мировой литературе нечто подобное нашло своё отражение. Здесь достаточно вспомнить лишь роман Стендаля «Красное и чёрное» и мечтания о карьере Наполеона сына бедного плотника Жюльена Сореля, когда он, сидя на бревне, взахлёб читал биографию своего кумира. Однако колесо капризной Фортуны сделало свой полный оборот, и в 1814 году эту картину нашли прусские войска под командованием Блюхера. Наверное, это были те самые войска, что сыграли роковую роль при последнем трагическом сражении Императора с войсками объединённой Европы. Речь идёт о битве при Ватерлоо, описанной в другом великом романе, «Отверженные». «Так проходит слава земная» (Sic transit gloria terrae) — утверждали мудрые римляне. И картина, висящая сейчас в Мюнхенской Пинакотеке, — это исторический документ, подтверждающий хрупкость и ненадёжность всех наших самых амбициозных земных надежд. Известно, что Наполеон буквально бредил славой Александра Великого ещё с молодости. Во что бы то ни стало он хотел превзойти его в военном деле и достичь Индии по суше через московское царство. Море для Наполеона было закрыто эскадрой адмирала Нельсона. Но именно Индия и стала последней целью Александра Великого. Получается, что на Индии сошлись устремления двух величайших полководцев. Более того, знаменитый военный принцип Наполеона, принцип, больше похожий на джазовую импровизацию: «On s’engage et puis on voit» (Надо ввязаться в бой, а там посмотрим), именно этот принцип и был использован Александром Великим в битве при Иссе.

По численности войска Александра уступали войскам Дария и лишь смелый манёвр конницы македонского царя в самый центр битвы, где и находилась колесница Перса, решил исход сражения. Дарий, боясь попасть в плен, бросился бежать, и его войска охватила паника. Может быть, внимательно вглядываясь в картину и лежа в тёплой ванной, Наполеон с удовольствием вспоминал собственные сражения, исход которых зависел от такого же смелого и неожиданного манёвра? Например, битва при Маренго во время Итальянского похода, которую он к 14 часам проиграл и австрийцы отправили в Вену победную реляцию, а к 17, благодаря смелому и неожиданному маневру, — выиграл.

Самой Индии, как воплощения заветной мечты Александра, на картине Альтдорфера нет, но зато есть столь близкий сердцу Наполеона Египет, тот самый, который чуть было не погубил будущего императора в самом начале его карьеры и с похода на который началась наука египтология, когда удалось открыть «розовый камень» и разгадать иероглифы, а Наполеону после всех неудач стать Императором. Есть у Альтдорфера и Средиземное море и Константинополь. Художник тщательнейшим образом изучал доступные ему географические карты. Он пытался создать фантастические контуры как Запада, так и Востока. Отметим, что этот огромный мир на полотне играет лишь роль фона к главному событию — к битве при Иссе между персидским царём Дарием и молодым Александром.

Эта битва задолго до Альтдорфера уже нашла своё отражение в живописи. Речь идёт о знаменитой мозаике в римском городе Помпеи, погребённом под пеплом Везувия. Опять Судьба, опять Фатум, опять вечный конфликт между человеческой самонадеянностью и властью Природы, властью Высших сил. Можно сделать даже смелое предположение, не погубила ли все Помпеи именно эта мозаика, не навлекла ли она гнев богов на сам город? Ведь молодой царь Македонии только и делал, что бросал вызов Судьбе, вызывая зависть богов. Мозаика была обнаружена 24 октября 1831 года при раскопках античных Помпей в Италии на полу одного из помещений дома Фавна и перенесена в 1843 году в Национальный археологический музей Неаполя, где и хранится по настоящее время.

Изображённый на мозаике царский доспех Александра реконструирован в фильме Оливера Стоуна «Александр». Доспех украшен на груди горгонейоном, изображением головы горгоны Медузы.

Понятно, что Альтдорфер ничего не мог знать о своём предшественнике. Вся битва на мозаике словно «снята» субъективной камерой и крупным планом. Мы находимся в самом центре событий, мы непосредственные его участники и не можем ничего видеть кроме оружия, копий, лошадиных крупов и сияющих доспехов воинов.

Великий Уччелло в своей «Битве при Сан-Романо» явно ориентировался на нечто подобное знаменитой помпейской мозаике. Там также всё изображено крупным планом и никакого пейзажа в виде фона. Но Учелло — это искусство Флоренции XV века. А Альтдорфер создаст свой шедевр уже в двадцатых годах XVI века, то есть намного позднее. И если Учелло — это лишь первые попытки работы с линейной перспективой, то Альтдорфер творит в эпоху, когда всего несколько лет назад умер Леонардо да Винчи. И линейная перспектива уже успела показать зрителю все свои возможности в области создания как воображаемого, так и реального пейзажа. Альтдорфер буквально заворожён этим открытием.

Мир земной, благодаря линейной перспективе, теперь может предстать на полотнах как мир идеальный, как распахнувшееся неожиданно окно в иное измерение. И здесь, на этом заднем фоне, художник получает полную свободу творчества, он словно освобождает от жёсткой узды своих «безумных жеребцов труда и созиданья». Альбрехта Альтдорфера и будут любить за эту свободу его пейзажей, за эту переориентацию нашего зрения с первого (главного) плана, на фон. Именно фон в его картинах, которые легли в основу всей Дунайской школы живописи, станет играть главенствующую роль. И в этом смысле художник словно предвидит рождение будущего кинематографа. Так у мэтров французской «новой волны» именно задний план перейдёт в разряд очень важных элементов киноязыка. А до этого великий Дрейер еще в рамках немого кино предпримет подобный эксперимент. Но именно Дрейер окажет огромное влияние на Бергмана, а тот на Тарковского и Триера. Именно этот важный задний план будут использовать Герман, Аристов и Аранович, Сокуров. Это внимание к деталям на заднем плане придаст полотнам Альтдорфера особую смысловую напряжённость и не пройдёт незамеченной в истории последующей живописи. Влияние «Битвы» чувствуется в знаменитом полотне Тёрнера «Переход Ганнибала через Альпы».

Так что же есть всё-таки в этой картине? Зрителя прежде всего поражает контраст между небольшим размером полотна и грандиозностью изображённого зрелища. С высоты птичьего полёта открывается морской берег и тесная котловина, в которой отчаянно сражается множество крохотных фигурок. Ход битвы достаточно ясен — побеждает войско, расположенное справа. Это македоняне; на их знамёнах расположен грифон — герб царя Александра. Кавалерия македонян в сверкающих доспехах двумя клиньями врезается в строй врагов. Персы дрогнули. Ещё немного и они бросятся в бегство. Это самый драматичный момент битвы, сравнимый лишь с катарсисом в греческой трагедии.

Столкнулись две мировые империи: Восток и Запад. Но с высоты птичьего полёта бурная сцена сражения напоминает разорённый муравейник на фоне морского залива, на фоне дальних гор и раскинувшегося необъятного вечернего неба. И на ум приходят строки Лермонтова из его поэмы эпохи Кавказской войны:

...жалкий человек!
Чего он хочет: небо ясно,
Под небом места много всем, —
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он... Зачем?

Там, в самом верху картины, происходит своя битва. Солнце заходит, и всё ярче становится серп луны. Солнце и луна, появившиеся одновременно, — древний символ события мирового значения. Свет и Тьма ведут борьбу не менее драматично, чем люди. Солнце склонилось к горизонту, из последних сил отражая натиск полной тьмы, ползущей оттуда, куда бегут побеждённые персы. Так есть победа или нет? Или это всё причудливая игра Судьбы? Картина была написана в тот момент, когда турецкие войска Сулеймана Великого стояли у самой Вены. Даже после победы Александра Восток вновь напомнил о себе, и герцог Баварский собирается воевать с турками и просит художника создать соответствующее полотно вдохновляющего содержания. Но политический заказ он воплощает по законам высокого искусства, где царствуют лишь одни противоречия и недосказанность. Кажется, Альтдорфер и сам не способен понять до конца смысл происходящего. Ему незнакома уверенность людей Средневековья в безусловной правоте одной из сражающихся сторон (той, с кем Бог). Миром его картины управляет не благой Творец, а Слепая Судьба.

Но давайте вглядимся напоследок в этот пейзаж, в этот бесподобный фон. В глубине картины — гора с замком. Там же мы видим город у побережья. Это условный Константинополь. А за горой раскинулось Средиземное море с островом Кипр в центре. Правее показан Египет с дельтой Нила. Наверное, именно эта точка на заднем фоне картины чаще всего привлекала взор Наполеона, отмокающего в тёплой ванне? Текут воды, вздымаются горы, вихрятся облака, клонится к закату солнце, и его лучи огненными брызками разбросаны по миру и по всему полотну. Для изображения блеска солнечных брызг художник использовал чистое золото. А внизу копошится Великий человеческий муравейник. Он колышется, неиствует. Так как картина очень насыщена по смысловому сюжету, это выражается и в цветах, которые использует художник. Цвета эти весьма индивидуальны. Художник той эпохи — настоящий алхимик. Он экспериментирует с каждым колоритом. В картине преобладают сочные тона красного, зелёного, голубого, синего, жёлтого и различных оттенков коричневого цвета. Создается впечатление бурлящего котла, в котором варятся основные химические элементы. А что получится в сухом остатке — неведомо. Это и есть, наверное, самое точное изобразительное выражение того, что Ницше назвал «игрой космических сил».