Елизавета Скобцева: как богемная дива, влюбленная без ума в Блока, стала монахиней с сигаретой, узницей концлагеря и святой

На парижских рынках во второй половине 1930-х хорошо знали эту русскую кроткую женщину во всём чёрном. Она приходила по утрам со своей тележкой, и торговцы абсолютно бесплатно отдавали ей овощи не очень презентабельного вида. А она толкала свою тележку на улицу Лурмель, где её ждали 20, 40, а порой и 50 человек – нищих, голодных и больных.

Люди, знавшие Мать Марию, удивлялись, откуда у неё столько сил, энергии и любви к незнакомым людям. Дверь её квартиры всегда была открытой, а поток людей был бесконечным – и каждый со своей нуждой и со своим горем. А сама она объясняла всё просто: «Я просто чувствую по временам, что Господь берет меня за шиворот и заставляет делать, что Он хочет».

Частой гостей в доме Матери Марии была дочь православного священника маленькая Маша Ельчанинова. Мать Мария знала, что родители девочки еле сводят концы с концами, как и многие эмигранты в Париже, и подкармливала девочку. Позже Мария Александровна Ельчанинова вспоминала: «Помню, как она доставала огромную кастрюлю и варила суп, которого хватало на несколько десятков человек. А после обеда Мать Мария читала нам стихи. Тех, кому негде было переночевать, она оставляла у себя и даже готова была уступить свою постель — сама же ложилась на полу, под лестницей».

От страстной любви к Блоку до романа с Гумилёвым и брака просто так

И глядя на эту смиренную и мужественную подвижницу невозможно было поверить, что ещё 30 лет назад Мать Мария была бунтаркой Лизой Пиленко. Она родилась в семье известного юриста, закончила философское отделение историко-филологического факультета Бестужевских курсов. Девушка была без ума влюблена в Александра Блока и просто бредила идеей увидеть его вживую. Несколько дней к ряду она поджидала его у парадного его дома, пока он не пришёл.

Они просидели за разговорами далеко за полночь. Позже Лиза Пилипенко вспоминала: «Он внимателен, почтителен и серьёзен, он всё понимает, совсем не поучает и, кажется, не замечает, что я не взрослая… Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я, что ему еще тоскливее... Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность. Мне большого человека ужасно жалко. Я начинаю его осторожно утешать, утешая и себя. Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть души там».

Прошло несколько дней, и 15-летняя девушка получила от Блока письмо, в которое было вложено стихотворение. Письмо обидело Лизу, почти оскорбило, ведь он посоветовал ей влюбиться в другого… Заканчивалось письмо словами: «…И потому я хотел бы, Чтобы вы влюбились в простого человека, который любит землю и небо больше, чем рифмованные и нерифмованные речи о земле и о небе.Право, я буду рад за вас, так как – только влюблённый 
имеет право на звание человека». И она дала себе клятву никогда больше не встречаться с Блоком. Но последние две строки стали формулой. Был февраль 1908 года, вся жуть XX века ещё впереди. И вот это обращение Блока очень подействовало на девушку. В некотором смысле определило её Путь и судьбу.

Через год девушка начала встречаться с «повесой из повес» Николаем Гумилёвым. Он не смог не заметить хорошенькую гимназистку, которая восторженно слушала его стихи, а Лиза признавалась, что это был всего лишь один из многих романов, которым она пыталась вылечиться от любви к Блоку.

А потом она совершенно неожиданно для окружающих, да и для сама для себя вышла замуж за родственника Гумилёва, юриста Дмитрия Кузьмина-Караваева. Они сошлись на интересе к поэзии и богемному образу жизни. Он с радостью водил молодую супругу по чтениям и поэтическим салонам. Они были завсегдатаями на квартире Сергея Городецкого и в Цехе поэтов Гумилева, в Башне у Вячеслава Иванова, наведывались в Москву к Андрею Белому и в Коктебель к Максимилиану Волошину. Но брак этот не сложился: Лиза без лишних выяснений отношений оформила развод и сбежала в Анапу, в своё имение.

Революция, изгнание, потери

Когда началась Гражданская война, Елизавета работала в должности городского головы в Анапе и состояла в партии эсеров. Очевидцы тех событий вспоминали, что она проявляла заботу о жителях и делал всё, чтобы предотвратить разграбление города, а иногда и лично усмиряла главарей. Когда в город пришли красные, они без ведома самой Елизаветы записали Лизу в Совет депутатов комиссаром по здравоохранению и народному образованию. А она сбежала в Москву, чтобы вместе с соратниками по партии бороться с большевиками. Когда же бывшая городская глава вернулась в свою родную Анапу, её сразу арестовали и назначили 2 недели гауптвахты. Впрочем, могли и расстрелять.
Таким лояльным приговором Елизавета была обязана Даниилу Скобцеву – председателю военно-окружного суда, за которого она в скором времени вышла замуж. Как признавалась сама Лиза, она нашла в нём надёжное мужское плечо.

В 1920 году, когда Лиза была беременна, семья эвакуировалась в Грузию. А потом привычный для русских изгнанников путь – Турция, Англия, Франция. В Париже у четы Скобцевых родилось двое детей – сын и дочь. И казалось, что жизнь входит в нормально русло. Но беда ходила рядом. В 1926 году дочь Анастасия заболела гриппом, врачи пропустили менингит, и девочказа два месяца просто сгорела на материнских руках. Елизавета тяжело переживала смерть дочери и винила себя в случившемся. Она переживала, что не смогла дать достаточно любви своим детям, поскольку в её сердце жила только любовь к Блоку, переживала, что лишилась божьей благодати, когда после смерти отца отказалась от Бога. В своём дневнике она написала: «Я вернулась с кладбища другим человеком… Я увидала перед собой новую дорогу и новый смысл жизни: быть матерью всех, всех, кто нуждается в материнской помощи, охране, защите. Остальное уже второстепенно».

«Мать всех, всех…»

А потом Елизавета Скобцева стала активисткой Русского студенческого христианского движения и объездила Францию с духовными проповедями, помогая тем, кто практически отчаялся – вытаскивала из притонов наркоманов и возвращала к жизни потенциальных самоубийц.

В 1932 году Елизавета решилась принять монашеский постриг и взяла имя Мария – в честь святой Марии Египетской. Но она выбрала свой монашеский путь – не заточение в келье и молитвы, а помощь людям. Впрочем, она и внешне была совсем не похожа на французских монахинь. Уж очень живая и жизнерадостная. Она носила мужскую рясу, которую получила от какого-то беглого расстриги, и мужские ботинки, шапочку-тюбетейку и пенсне на чёрном шнурке. Дополняла образ не сходящая с её лица улыбка и неизменная папироса.

Под её патронажем в Париже было открыто общежитие для одиноких женщин, а в Нуази-ле-Гран — дом отдыха для реабилитации людей, переживших туберкулёз. Мать Мария основала общество «Православное дело», постоянно выступая с докладами и публикуя статьи в журнале «Современные записки».

Летом 1941 года, когда Германия напала на СССР, в Париже начались массовые аресты эмигрантов, а ом Скобцевой превратился в настоящий секретный штаб Сопротивления. Рискуя собственной жизнью, Мать Мария укрывала партизан (среди которых было немало русских эмигрантов) и бежавших советских военнопленных.

Гестапо рыскало по французской столице в поисках евреев. Их сгоняли на велодром, откуда вагонами отправляли в лагерь Дранси, а оттуда — в Аушвиц. Мать Мария укрывала в собственном доме многих, которым угрожала опасность. Под покровом ночи она вывозила под покровом ночи еврейских детей с велодрома, а священник Димитрий Клепинин, выдавал евреям фиктивные свидетельства о православном крещении, и многим это спасло жизни.

Активным помощником Марии был её сын. Но однажды гестаповцы нагрянули с обыском и арестовали парня, обнаружив у него в кармане записку от еврейской женщины, которой он обещал помочь. Юрия отправили на работы в Германию, а потом в «филиал» Бухенвальда концлагерь Дора, где он погиб зимой 1944 года.

Жизнь и смерть в лагерных застенках

Она и сама из-за предательницы, которая сдала её гестаповцам, оказалась в концлагере Равенсбрюк. Там была не только ужасная антисанитария, но и ночные побудки с перекличками под открытым небом, жестокость узниц, которые думали только об одном – выжить любой ценой, и постоянный смрад из крематория. Мать Мария не только воспринимал всё смиренно, но и находила в себе силы, чтобы поддерживать других.

Позже выжившие узницы вспоминали, что вечерами Мать Мария читала женщинам стихи о России и Боге и даже вышивала иконы. Порой разгорались настоящие дискуссии, и это помогало женщинам выживать под тяжким гнётом ужаса.
Она отдавала свои порции еды более слабым и больным, хотя сама уже практически не могла передвигаться. Несколько раз женщинам из барака удалось спрятать Скобцеву от газовой камеры, но Мария не хотела прятаться. И настал день, когда она пошла на смерть добровольно.

Март 1945 года. Великая пятница Страстной недели… В лагере уже слышали канонаду советской армии, а руководство концлагеря старалось уничтожить как можно больше заключённых. В ходе очередного отбора жертв для газовой камеры Мать Марию не выбрали, но поставили в строй молодую мать. Скобцева поменялась с ней одеждой, и отправилась на казнь… Через два дня узников лагеря освободили, но Марии уже не суждено было увидеть мирное небо. Через несколько лет Георгий Раевский, её друг, увидел сон: Мать Мария идёт по полю среди колосьев. «Мать Мария, а мне сказали, что вы умерли», - обратился он к ней. Она взглянула поверх очков, добро и чуть лукаво: «Ну, знаете, мало ли что рассказывают. Как видите, я жива».

«Как видите, я жива…»

Память о Матери Марии можно жива. В СССР в 1985 году указом Президиума Верховного Совета Марию Скобцову наградили орденом Отечественной войны II степени посмертно. В 1982 году на киностудии «Мосфильм» сняли художественный фильм «Мать Мария» с Людмилой Касаткиной в главной роли.

В 2004 году решением Константинопольского патриархата Мать Марии была канонизирована как преподобномученица. Католики тоже почитаю Мать Марию. А вот вопрос о прославлении её Русской православной церковью пока вызывает много споров.

С уважением относятся к памяти бесстрашной русской монахини во Франции. В 2016, в год 71 годовщины её трагической гибели, в Париже назвали улицу в её честь. Новая улица пересекает ту самую улицу Лермель, где жила сподвижница.
А ещё Елизавета Юрьевна оставила после себя прекрасные стихи:
...И я вместила много; трижды - мать,
Рождала в жизнь, и дважды в смерть рождала.
А хоронить детей, как умирать.
Копала землю и стихи писала.
С моим народом вместе шла на бунт,
В восстании всеобщем восставала.
В моей душе неукротимый гунн
Не знал ни .заповеди, ни запрета,
И дни мои,- коней степной табун,
Невзнузданных, носились. К краю света.
На запад солнца привели меня,
И было имя мне – Елизавета (отрывок из поэмы, 1942 г)