Был озабочен очень воздушный наш народ
Весь межвоенный период военные и писатели наперебой пугали население предсказаниями на тему будущей войны с массовым применением «доктрины Дуэ». В СССР тоже не оставались в стороне — достаточно вспомнить знаменитый роман Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина».
«С прошлой недели к нам поступило от одних только русских сто двадцать четыре предложения о химической войне с большевиками. У нас в портфеле имеется прекрасная диспозиция воздушно-химического нападения одновременно на Харьков, Москву и Петроград. Автор диспозиции остроумно развёртывает силы на плацдармах буферных государств, — очень, очень интересно. Автор даёт даже точную смету: шесть тысяч восемьсот пятьдесят тонн горчичного газа для поголовного истребления жителей в этих столицах».
Обещанного писателями химического нападения всё же не случилось, но с началом Второй мировой войны города действительно стали целью для бомбардировщиков. И если бомбардировку Варшавы просто заклеймили в газетах как «варварскую» и так далее — от чего, понятное дело, Гитлеру с Герингом не особо сильно поплохело, — то после бомбардировки Роттердама англичане сочли допустимым атаковать промышленные объекты в Германии.
После проигрыша немцами Битвы за Британию «чаша весов» с бомбовым тоннажем постепенно начала смещаться в пользу англичан. Однако анализы результатов налётов показывали, что с их эффективностью дело обстояло не очень: «точность» была такая, что, изучая воронки от бомб, немцы иногда даже не могли понять, какой именно город был целью.
Говорить о «точечных» бомбёжках конкретных сооружений в таких условиях было глупо, и с 1942 года Бомбардировочное командование Королевских ВВС приняло решение сосредоточиться на бомбёжках городов. Первой жертвой «налёта тысячи бомбардировщиков» в мае 1943 года стал Кёльн. Чтобы обеспечить нужное число, маршалу Харрису пришлось задействовать даже учебные самолёты. Широкие улицы и чёткие действия пожарных в ту ночь уберегли Кёльн от огненной бури, но ущерб был весьма значительным.
В СССР за успехами британцев наблюдали весьма внимательно. Как по сообщениям от союзников, так и от самих немцев, у которых даже возвращающиеся из отпусков солдаты начали поговаривать, что в тылу шансов погибнуть как бы не больше, чем на фронте.
Увы, командующий авиацией дальнего действия маршал Голованов о масштабах своего британского коллеги мог лишь мечтать. Из подчинённых ему частей только два полка 45-й авиадивизии были оснащены четырёхмоторными Пе-8, общее число которых не превышало нескольких десятков. Более того, значительную часть полков АДД оснастили… самолётами Ли-2 — советской копией знаменитого «Дуглас» DC-3. Впрочем, учитывая специфику выполняемых АДД задач, наличие большой грузовой кабины было скорее плюсом: сегодня бомбим, завтра везём партизанам грузы и людей. Правда, бомбовой прицел пришлось устанавливать снаружи кабины (а штурману при прицеливании высовывать голову наружу). Ещё часть полков имела советские двухмоторные Ил-4 и начавшие поступать по ленд-лизу американские Б‑25.
С другой стороны, и цель перед Головановым была попроще. В начале 1944 года советское командование приняло решение о проведении серии крупномасштабных налётов на столицу Финляндии — город Хельсинки. Помимо чисто «прикладного» значения — Хельсинки, как и всякий крупный город воюющей страны имел немало военных и промышленных объектов, — налёты должны были стать жирным намёком, что финны выбрали не ту сторону забора.
Для советской авиации задача облегчалась тем, что до цели было «рукой подать», в смысле перелететь через финский залив. Небольшое по меркам дальней авиации расстояние давало возможность сделать несколько вылетов за ночь, компенсировав качественное отсутствие тяжёлых бомбовозов количеством самолёто-вылетов. Бомбовая нагрузка бралась, как принято говорить, разнообразная: тяжёлые ФАБ-500 и 250 должны были вызывать разрушения, а мелкие осколочные АО-25 и ЗАБ-50 — пожары, затрудняя борьбу с ними.
Ну, дела! Ночь была! Их объекты разбомбили мы дотла
Уже первая серия налётов, проведённая в ночь с шестого на седьмое февраля 1944 года, должна была наполнить сердца командования АДД гордостью за успехи подчинённых. Так, из 54-й ад дд доложили: «В результате бомбардирования на всей территории города Хельсинки возникло до 15 очагов пожаров, вызвано восемь взрывов. Один из них большой силы в северо-восточной части города».
Ещё больше углядели лётчики 7-й гв. ад дд, доложившие о 26 очагах пожаров, одним из которых был «большой площадный пожар в центре города».
Пилоты 7-го ак дд дополнили, что пожары в окна облаков наблюдались на удалении в 80-100 километров.
Всего в первом вылете приняли участие 785 самолётов, из которых 728 доложили об успешном бомбометании, вывалив на финскую столицу почти килотонну бомбогруза.
Вообще, о расположении военных и промышленных объектов города Хельсинки командованию АДД было неплохо известно. Если бы целью налётов стали только они, то при докладах о бомбёжках такой «точности» вылеты пришлось бы срочно прекращать. Но судя по всему, большие площадные пожары в центре Хельсинки (привет, Гамбург, привет, «огненное торнадо») тоже являлись вполне приемлемым результатом.
Пожалуй, честнее всего доложила о результатах 1-я ад дд ЛенФ, лётчики которой тоже сообщили о пожарах, но при этом честно признались, что, хотя цель фотографировали в оба вылета, ввиду наличия облачности фотоснимков не вышло, и вообще — «трудные метеоусловия по маршруту к цели и обратно и над самой целью делали полёт исключительно напряжённым, а также затрудняли определение результатов бомбардирования цели».
Поскольку финны с первого раза намёк не поняли и ожидаемого вопля «Мы согласны на все ваши условия, только не бомбите!» не последовало, налёты решили продолжить.
В ночь на 17 февраля самолёты маршала Голованова снова отправились через Финский залив. На этот раз масштаб вылета был чуть скромнее: в нём приняли участие 406 самолётов.
Впрочем, самый массированный налёт был ещё впереди. В ночь на 27 февраля 1944 года на Хельсинки вылетело 929 самолётов. Хотя город, в общем, должен был бы изрядно выгореть уже после первых двух налётов, оказалось, что пищи для огня там осталось ещё много.
«В результате бомбардирования разрывы своих бомб экипажи наблюдали по южной и центральной части города Хельсинки.
Возникло 15 очагов пожара и четыре взрыва. При отходе от цели экипажи наблюдали до пяти-семи больших площадных пожаров. Город горел сплошными пожарами, особенно южная часть».
Весь город объят пламенем пожаров».
Особо впечатлились летевшие во второй волне пилоты 50-й ад дд:
«Разрывы бомб отмечены в расположении гор. центральной и южной частей, в результате вызвано до 40 взрывов и 37 очагов пожаров. Пламя пожаров охватило всю центральную часть города. Горели целые кварталы. Пожары в городе наблюдались на удалении до 200-250 километров».
Снова честнее других оказалась 1-я ад дд, сообщившая, что один самолёт не смог заснять результаты из-за несбрасывания ФОТАБов, а у второго финны засветили плёнку прожекторами. Видимо, поэтому вместо фото с результатами налёта в журнал боевых действий вклеили газетную заметку о горящем Хёльсинки.
Ну, дела! Ночь была! В нас зенитки били с каждого угла
Данные самих финнов выглядели заметно скромнее нарисованной подчинёнными Голованова апокалиптической картины. Так, в первый налёт финны насчитали примерно 730 бомбардировщиков, сбросивших 6990 бомб, из которых на город упало примерно 350, а ещё около 2500 — вокруг Хельсинки. Судя по всему, несмотря на войну и даже имеющуюся информацию о сосредоточении частей АДД под Ленинградом, ПВО Хельсинки всё же пребывало в слегка расслабленном состоянии, привыкнув, что советская дальняя авиация по большей части решает тактические задачи в интересах фронтов, а в дальний тыл на бомбёжку залетает редко.
К моменту второго налёта финские пэвэошники заметно подтянулись, а кроме того, по их просьбе пока ещё числившиеся союзниками немцы перебросили под Хельсинки эскадрилью ночных истребителей I/JG302 — для усиления уже имевшихся финских «ночников». Финны в итоге насчитали 383 бомбардировщика. Процент попавших в город бомб тоже стал меньше — из 4317 бомб в город попала примерно сотня.
Наконец, в третьем, самом массированном налёте с 896 самолётами упало 5182 бомб, но только 290 — в черте города.
В разных источниках эти цифры могут различаться, но общий вывод схожий — подавляющая часть бомб на город не упала.
Согласно данным финской ПВО, такой низкий процент вызван тем, что бóльшая часть самолётов не выдержала заградительного огня зенитных батарей и отвернула от цели. Возможно также, что часть менее опытных лётчиков отбомбилась по пожарам, устроенным финнами в районе ложных целей.
На честном слове и на одном крыле
Реакция со стороны финнов была двоякой.
С одной стороны, они ещё по «зимней войне» хорошо понимали, что Советы долго запрягают, но потом… Кроме того, динамика налётов оптимизма вовсе не внушала. Да, ущерба пока было не так много, но и серьёзных потерь АДД не понесла. Если бы налёты продолжились, то в цель размером с город рано или поздно научились бы попадать.
Поэтому в марте 1944 года финский посланник Ю. К. Паасикиви на шведском самолёте полетел в Москву проводить зондаж на тему смены стороны забора. Но в марте же финская авиация нанесла несколько ударов по аэродромам базирования АДД. Как и в случае с налётами на Хельсинки, результаты обе стороны расценили по-разному — финны отчитались о множестве поражённых вражеских самолётов и о том, что именно эти удары вынудили АДД убраться подальше. По советским данным, ущерб от налётов был незначителен, а части АДД, «выполнив» задачу по разрушению Хельсинки и принуждению финнов к миру, передислоцировались южнее для поддержки наступательных операций Красной армии на советско-германском фронте.
Как известно, весной 1944 года Финляндия так и оставалась союзником рейха. Чтобы окончательно убедить финнов перейти на другую сторону, потребовалось ещё одно мощное наступление, на этот раз наземное — Выборгская наступательная операция.
Перемирие подписали 19 сентября 1944 года, а уже 22 сентября в «разрушенный» советской авиацией Хельсинки прибыла союзная контрольная комиссия, возглавляемая А. Ждановым. Судя по всему, советские представители ожидали увидеть несколько иную картину, о чём и не замедлили сообщить «наверх».
Как именно отреагировали «наверху», точно не известно, но вскоре авиацию дальнего действия передали в состав ВВС КА и преобразовали в 18-ю воздушную армию. Маршал Голованов, ранее подчинявшийся непосредственно Ставке, теперь перешёл в подчинение командующему ВВС КА.