«Кровавый меридиан» в реальности: темное время в истории Америки

«Всадники-призраки в накатывающихся волнах зноя, бледные и безликие от пыли. Помимо всего прочего, они, казалось, действовали абсолютно сами по себе, словно некая первобытная, условная, неупорядоченная сила. Словно существа, которые вызваны из вселенской тверди — безымянные, похожие на собственные тени — и которым назначено скитаться ненасытными, обреченными и бессловесными воплощениями ужаса по диким пустынным пространствам Гондваны во времена, когда еще не было имен и всякий был всем». 

— Кормак Маккарти, «Кровавый меридиан».

«Не говорите мне о Кассии, Бруте, Цезаре, Помпее или Александре Великом! Мы добились большего, чем любой из них! Мне доставляет удовольствие думать, что мы растерзали, распотрошили и перебили целое племя! Всю нацию целиком!».

— Один из Пакстонских парней после жестокого нападения на индейцев.

«Кровавый меридиан» — монументальный американский роман Кормака Маккарти. Брутальная сага об охотниках за скальпами с завораживающей природой, лаконичными диалогами и натуралистичными подробностями из жизни жестоких мерзавцев. Эта книга наносит нокаутирующий удар американской мечте. Великое государство выросло не на демократических идеалах и возвышенных принципах, а из кровавого геноцида. Фронтир покоряли не благородные странствующие рыцари с прищуром Клинта Иствуда, а вонючие проходимцы, у которых в жизни две ценности —нажива и бухло. Они носили ожерелья из человеческих ушей, без малейших сомнений насиловали женщин, убивали детей и пренебрегали любыми договоренностями ради удовольствия и выгоды.

В центре повествования — юноша, которого зовут просто Малец. Череда передряг приводит его в мексиканскую тюрьму. По стечению обстоятельств он выходит оттуда благодаря предложению вступить в отряд Джона Глэнтона, профессионального убийцы апачей. Тот заключает с местным губернатором контракт на уничтожение терроризирующих местные земли индейцев. Американцы выполняют свою часть сделки, но устраивают в мексиканских городах такое месиво, что по сравнению с ними дикари кажутся вежливыми туристами. Маккарти рассказывает о зверствах охотников за скальпами настолько беспристрастно и одновременно красочно, что «Кровавый меридиан» из переосмысления Фенимора Купера и Майн Рида превращается в роман ужасов.

Поразительнее всего то, что «Кровавый меридиан» — практически документальная книга. Можно подумать, что автор сознательно преувеличивает и переходит от реализма к абсолютной жести, но множество источников подтверждают, что почти все описываемые события происходили на самом деле. Авантюристы, которые считаются культовыми героями американского фольклора и благородными покорителями фронтира, действительно жестокостью часто превосходили даже самых суровых индейцев. Маккарти облек их скитания в художественную форму и добавил символизм, но в остальном рассказал абсолютно правдивую историю — вплоть до конкретных героев.

По примеру великого американского писателя попытаемся чуть глубже разобраться в событиях двухсотлетней давности, когда кровь и огненная вода лились в равном объеме, а жизнь некоторых людей почти полностью сводилась к уничтожению других. 

Как свидетельства о кровожадности индейцев подтолкнули переселенцев к методичному истреблению, а многодетная мать учинила массовое убийство

«Коренные американцы были реальны и остаются таковыми, но индеец – это изобретение белого человека». 

— Историк Роберт Беркхофер.

«Если по молодости лет житель глубинки тяготеет к знанию, в основном он услышит от учителей, этих летописцев леса, только о лживых индейцах, грабителях индейцах, вороватых индейцах и индейцах мошенниках, покушающихся на сознание индейцах, кровожадных индейцах и дьявольских индейцах».

— Писатель Герман Мелвилл.

Утром 14 декабря 1763 года несколько десятков вооруженных мужчин из городов Пакстон, Донегал и Хэмпфилд напали на спящих индейцев в поселке Конестога в 90 с лишним километрах к западу от Филадельфии. Деревушку спалили дотла, сонные холмы Пенсильвании окрасились в цвет крови. Шестерых аборигенов жестоко убили, четырнадцати удалось укрыть в близлежащем Ланкастере, но 27 декабря еще более крупная банда из Пакстона ворвалась на склад, где прятались индейцы, и порубила их на кусочки.

Убийцы вооружились ножами, томагавками и винтовками. Когда они ускакали, перепуганные очевидцы отправились на место бойни. Первыми они нашли хорошо знакомого им миролюбивого пожилого индейца по имени Билл Сок и его жену. Затем двоих детей примерно трех лет. Головы им проломили томагавками. Чуть дальше во дворе валялся толстый индеец, которому выстрелили в грудь, отрубили ноги и руки. От еще одного выстрела в рот его голова взорвалась, как арбуз, по которому со всего маху ударили кувалдой. Мозги разлетелись на несколько метров вокруг. Остальные выглядели не лучше. Мужчины, женщины и дети. Застреленные, оскальпированные и расчлененные.

Губернатор колонии Джон Пенн объявил награду в 200 фунтов за поимку преступников, но ни одного из Пакстонских парней, как они себя называли, так и не задержали. В феврале 1764-го поползли слухи, что правительство прячет полторы сотни делаваров в приходе Моравской церкви. Пакстонские парни выдвинулись на Филадельфию маршем, чтобы уничтожить тех, кого считали дикарями. Отстоять город получилось лишь благодаря квакерам, вставшим на защиту домов и хозяйств с оружием. Осада продолжалась несколько дней.

Массовые убийства коренных американцев зимой и весной того года чуть не спровоцировали гражданскую войну и вызвали вспышку жестокости против не проявлявших никакой агрессии индейцев. Тех обвиняли в лживости, кровожадности и всех смертных грехах. Когда в следующем десятилетии вспыхнула Американская революция, сепаратисты поубивали многих влиятельных делаваров и шауни, которые поддерживали их, просто потому, что те попадали под расплывчатое определение индейцев.

В 1776 году генерал Уильям Генри Драйтон из Южной Каролины приказал солдатам уничтожать все кукурузные поля, принадлежащие индейцам, сжигать индейские поселения, а самих индейцев угонять себе в собственность, чтобы от варварской нации ничего не осталось, а ее земли и имущество перешли республике. На стыке XVIII и XIX веков многие интеллектуалы подводили под идею уничтожения философское и обоснование: белые переселенцы по умолчанию не могут сосуществовать с местными дикарями, поэтому первые, находящиеся на более высокой ступени развития, с неизбежностью должны прикончить вторых. 

В конфликтах переселенцев и индейцев редко можно безошибочно определить героев и злодеев. Практически никто из их участников не проявлял ни гуманности, ни сочувствия. Одна из ранних и самых противоречивых стычек произошла в 1697 году в Хейверхилле в провинции Массачусетс. Череда ссор за территорию закончилась тем, что 15 марта отряд индейцев из племени абенаков напал на колонистов. Аборигены убили 27 человек, включая женщин с детьми. Еще нескольких похитили. Среди них оказались женщина по имени Ханна Дастон и ее новорожденная дочь с няней. Мужу с восемью другими детьми удалось скрыться. Всего в плен попали около 10 переселенцев. 

Позже Дастон рассказала священнику, что индейцы прикончили ее ребенка таким сильным ударом об дерево, что содержимое маленького черепа разлетелось во все стороны. Затем ее с няней заставили идти несколько недель и наконец поселили с семьей индейцев-островитян на реке Мерримак. Там, вдохновленная библейским сюжетом об Иаиле и Сисаре, она подговорила няню и другого пленника, юношу по имени Сэмюэль Леонардсон, устроить побег. Ночью 30 апреля они дождались, пока индейцы уснут, и схватили оставленные без присмотра томагавки. Краснокожие не особо беспокоились о безопасности — не думали, что женщины и ребенок сумеют им навредить.

Колонисты забили четверых взрослых и шестерых детей. Затем Дастон скальпировала покойников, чтобы подтвердить свой рассказ и получить вознаграждение. За 10 скальпов, шесть из которых принадлежали практически младенцам, беглецам вручили 50 фунтов. За следующие 100 с лишним лет история Ханны забылась, но в первой половине XIX века ее оживили писатели Генри Дэвид Торо и Натаниэль Готорн. Они чествовали Дастон как героиню. «Вероятно, именно память об убийстве своего ребенка ожесточила ее сердце, когда настал час расплаты», — писал Готорн. 

Внезапный интерес к личности Дастон оказался вызван растущим напряжением в отношениях переселенцев и индейцев. Дискурс о кровожадных дикарях набирал силу, вместо мирных договоров между разным народами спорные вопросы все чаще решались силой, а конфликты на законодательном уровне трактовались в пользу бледнолицых. С середины XIX века памятники по всему северо-востоку США увековечили побег Дастон. Один монумент возвели в Массачусетсе, еще два в Нью-Гэмпшире.

Даже тогда некоторые американцы считали возвеличивание беглянки пропагандистским фарсом. Конечно, нельзя критиковать ее за желание освободиться из плена и сбежать, но трудно считать героиней убийцу маленьких детей. Для властей продвижение личностей типа Дастон и их историй под определенным углом стало мощным ходом. Так они убедили многих граждан, что «индейский вопрос» можно решить исключительно с помощью насилия. 

История превращения Льюиса Ветцеля из обычного подростка в одного из самых эффективных охотников за скальпами напоминает драму Ханны Дастон. В 1777-м или 1778-м, когда сыну германских иммигрантов было 13 лет, его с братьями похитили индейцы гуроны. Краснокожие ворвались на ферму Ветцелей в землях, которые позже вошли в штат Западная Виргиния. Льюис получил болезненную рану в грудь и шрам на всю жизнь, но его жизни ничто не угрожало. Индейцы погнали его с другими мальчиками через реку Огайо в свои поселения.

Пленники оказались не так просты — посреди ночи вырвались из пут, забрали винтовку с порохом и скрылись в темноте. Меньше чем через год после спасения Льюис стал регулярным участником вылазок против индейцев. Подросток проявлял большую жестокость, чем большинство взрослых. Он незаметно подкрадывался, быстро плавал и стрелял еще быстрее. Его братья Якоб и Мартин оказались намного менее «талантливыми» убийцами. Уничтожение индейцев Льюис воспринимал как общественно важную миссию вроде охоты на волков или других опасных хищников

В 1781-м Ветцель присоединился к экспедиции полковника Бродхеда, который надеялся заключить перемирие с племенем делаваров. Те были настроены по отношению к американцам намного более миролюбиво, чем апачи или навахо, но Льюиса это не остановило. Когда двое индейцев в каноэ прибыли на переговоры с военным, Ветцель подошел к одному из них сзади и мощным ударом вогнал томагавк тому в череп. Поступок юноши взбесил Бродхеда, но арестовывать белого парня за убийство дикаря полковник все-таки не рискнул.

Ветцель относился к индейцам намного принципиальнее, чем охотники за скальпами в XIX веке. Те при необходимости вступали в союзы с краснокожими или просто мирно расходились. Льюис считал, что с индейцами невозможно дружить или даже сосуществовать. Их обязательно нужно истребить. Он никогда не присоединялся к профессиональным военным и действовал с группой помощников как вольный рейнджер, но в своем деле стал одним из лучших. 

Об уровне Ветцеля говорит хотя бы тот факт, что он научился перезаряжать оружие на бегу; два с половиной столетия назад это считалось практически невыполнимой задачей. В одной из самых известных стычек Льюис подстрелил индейца, но трое соплеменников смело преследовали рейнджера, зная, что у того не осталось зарядов. Сложно представить их удивление, когда бледнолицый после скоростного забега неожиданно развернулся и накрыл противников шквальным огнем. Ветцель убил еще двоих индейцев. Последний поступил разумно и отступил.

Писатель Роберт Говард назвал Ветцеля мономаньяком, уничтожение краснокожих превратилось для него в навязчивую идею. У него не было ни постоянного жилья, ни семьи. Он не занимался никакой другой работой, только убивал индейцев и периодически сопровождал путников в качестве телохранителя. Волосы он специально отращивал как можно длиннее, чтобы подразнить охотников за скальпами. В 1787-м в стычках с индейцами погибли его отец и братья, и смерть родных еще сильнее ожесточила Ветцеля. 

В 1788-м он нанялся стрелком в недавно основанный форт в поселении Мариетта на современной территории штата Огайо. Там он хладнокровно убил и оскальпировал еще одного мирного индейца — Тегунте из племени сенека, которого переселенцы хорошо знали, уважали и прозвали Джорджем Вашингтоном. Умирающий вождь успел описать убийцу: на него напал мужчина в треуголке с волосами почти до пояса. Нашедшие его американцы сразу поняли, о ком идет речь.

Убийство Тегунте возмутило даже белых, которые сами регулярно участвовали в стычках с индейцами. Командующий фортом генерал Джосайя Хармер написал военному министру Генри Ноксу: «Мы полностью доверяли индейцу по имени Джордж Вашингтон (Тегунте). Он был хорошо знаком с губернатором. Я уверен, что невозможно отыскать более достойного индейца. Меня проинформировали, что ранившего его злодея зовут Льюис Ветцель. Я надеюсь задержать его и доставить к судье, хотя было бы намного лучше, если бы у меня были полномочия вешать подобных мерзавцев без разбирательств». 

Хармер направил отряд к хижине, где жил Ветцель, но тот успел сбежать. Военные все-таки нашли его дома у приятеля и задержали, но когда после транспортировки в форт сняли с арестанта кандалы, он припустил к лесу с такой прытью, что солдаты не успели даже поднять ружья. Ветцель переждал шумиху в глуши и вернулся в Виргинию, где единомышленники снабдили его оружием и припасами. Дальше кровожадный охотник за скальпами двинулся в Кентукки.

Спустя несколько недель его опознали по листовке и схватили во второй раз в городке Мэйсвилл, где Ветцель просаживал последние деньги в таверне. Его заперли в очередном форте, но навстречу военным выдвинулась вооруженная толпа. Две сотни накачанных дешевым спиртным колонистов требовали одного — освободить героя нации, легендарного убийцу индейцев. Перепуганный судья выпустил популярного преступника под предлогом незаконности ареста.

К ответственности Ветцеля так и не привлекли. После освобождения он рванул в испанскую Луизиану, где угодил в тюрьму за мошенничество, но снова легко отделался и присоединился к банде флибустьеров, собиравшихся основать новую страну на юго-западе континента. О дальнейших похождениях легендарного охотника за скальпами известно только то, что умер он от желтой лихорадки где-то на Миссисипи в 1808 году. 

Личности вроде Ветцеля обострили «индейский вопрос». Прийти к компромиссу никак не получалось. Одни брались за оружие, чтобы отстоять земли предков, другие — потому что считали, что только так обеспечат счастливое и безопасное будущее молодой нации. Третьи относились к истреблению индейцев как к бизнесу и грамотно пользовались предрассудками обывателей, испытывавших почти суеверный страх перед дикарями.

К началу XIX века понятие «индеец» превратилось в социальный конструкт. Десятки народов, проживавших на континенте до вторжения европейцев, объединили под одним ярлыком. Культурные, этнические и религиозные различия между ними игнорировали, зато сходство возводили в абсолют. Когда очевидцы рассказывали о жестокости индейцев, они обязательно опускали тот факт, что набеги аборигенов — логичная реакция на попытки чужаков отобрать землю, веками принадлежавшую их племенам. Вместо этого многие переселенцы из отдельных сообщений о коварных индейцах делали вывод о том, что все индейцы одинаково отвратительны. Это служило решающим аргументом в пользу теории, что существовать с ними мирно нельзя. Их можно лишь уничтожить.

В отличие от французских переселенцев, изначально ориентированных на торговлю, британским колонистам требовалось моральное и юридическое основание, чтобы выгонять индейцев с земель и присваивать чужие территории. Обвинение индейцев в любом преступлении и во врожденной склонности к насилию послужило предлогом и позволило обрушить на аборигенов такие гнев и жестокость, с которыми до этого не сталкивались даже самые далекие от цивилизации дикари.

Как Джеймс Киркер прославился жестокими убийствами индейцев, а затем заключил с ними союз (и еще несколько раз поменял сторону)  

«Они въехали в город измученные и грязные, от них разило кровью граждан, которых они подрядились защищать». 

— Кормак Маккарти, «Кровавый меридиан».

Спустя более чем полвека и в двух с половиной тысячах километров от тех мест, где кровожадно перебили индейцев Пакстонские парни, шляпных дел мастер из Кентукки по имени Джеймс Джонсон поднес тлеющую сигару к замаскированной пушке, заряженной металлоломом, и с близкого расстояния выстрелил в группу ничего не подозревавших апачей. Прежде чем те опомнились, Джонсон с подельниками добили их с помощью ножей и ружей, а затем сняли скальпы.

1 сентября 1835 года настрадавшееся от набегов коренных американцев правительство мексиканского штата Сонора приняло закон о вознаграждении за скальп каждого апача. Это позволило Джонсону и сотням других головорезов не только легально делать то, что они умели лучше всего, но еще и получать за это деньги.

Бойня с пушкой состоялась 22 апреля 1837 года в горах Сьерра-де-лас-Анимас на территории нынешнего округа Хидалго в штате Нью-Мексико и положила начало тому, что автор одной из мексиканских газет называл гнусной индустрией торговли скальпами, а сами охотники — хорошими временами. 

Успех Джонсона привел к тому, что правительство штата Чиуауа тоже назначило награду за каждого мертвого индейца. Скальп воина стоил сотню песо, женщины — 50 песо, а ребенка — 25. После начала финансового кризиса, известного как «Паника 1837 года», все больше американских наемников поступали на службу к мексиканским властям, чтобы истреблять апачей. В поисках легкого заработка многие атаковали представителей других коренных народов или вовсе мексиканцев. Местные губернаторы, сами того не подозревая, оплачивали убийство соотечественников. 

Один из самых кровожадных охотников за скальпами, авантюрист с шотландско-ирландскими корнями Джеймс Киркер по прозвищу Дон Сантьяго занялся кровавым ремеслом в 1838-м. До этого он служил капером в англо-американской войне 1812 года, то есть с разрешения правительства нападал на британские торговые суда, в 1822-го отправился в составе сотни храбрецов в поход за пушниной на индейские территории. С тех пор он регулярно участвовал в стычках с племенами, хотя к вопросу подходил прагматично: когда это было выгодно, заключал с индейцами перемирие и даже продавал им оружие или выпивку.

Киркер — классический пример совсем не благородного убийцы индейцев, который действовал в зависимости от личных интересов и не особо уважал закон. Мексиканское гражданство он получил, женившись на женщине по имени Рита Гарсиа, хотя развестись с предыдущей женой, конечно, даже не подумал. 

Славу безжалостного и неукротимого охотника Киркеру принесла резня в селении апачей в верховьях реки Хила. Тогда предводитель банды из 23 человек, среди которых были делавары, шауни, мексиканцы и американцы, доставил нанимателям, владельцам медных рудников, 55 скальпов и 400 голов домашнего скота. Известия о доблести Киркера дошли до генерал-губернатора Чиуауа. Тот предложил «укротителю дикарей» солидное вознаграждение за восстановление мира и спокойствия на мексиканской земле. Из 100 тысяч долларов пять тысяч выплатили авансом, и армия Киркера из 200 человек отправилась вселять ужас в сердца врагов.

Самую масштабную бойню наемники учинили на рассвете 5 сентября 1839 года, когда нагнали отряд апачей-конокрадов в местечке под названием Сан-Фернандо-де-Таос. Киркеру удалось раздобыть 40 скальпов и новый контракт от губернатора еще на четыре месяца. В феврале 1840 года он с бандой из шести или семи делаваров и шауни атаковал поселение индейцев к юго-востоку от Чиуауа. Оттуда охотники увезли 15 скальпов и 20 пленников. Жестокое ремесло Киркера сделало его монстром для одних и великим военачальником для других. Мексиканцы восхищались его талантом, краснокожие мечтали прикончить Дона Сантяьго и заполучить его скальп.

В Чиуауа Киркер прославился настолько, что настроил против себя военных. Те завидовали его успехам, заработкам, влиянию и популярности. Под давлением элиты в летом 1840-го возглавивший правительство генерал отказался продлевать контракт. Однако без помощи гениального убийцы набеги апачей возобновились с такой силой, что через пару месяцев губернатор проглотил гордость и вновь нанял Киркера. Без его вмешательства обычные мексиканцы были бессильны против апачей, которые выкупали или силой добывали у переселенцев целые арсеналы оружия. Гражданские выходили защищать семьи, вооружившись вилами, дубинками и древними пистолетами. Последние представляли большую опасность не для противника, а для самого стрелка. 

Стычки с парнями Киркера проходили для индейцев менее успешно. Самый смертоносный охотник снова блистал. Он вошел во вкус и убивал не только агрессивных апачей, а вообще всех на своем пути: от представителей мирных племен до пеонов — мексиканских батраков, скальпы которых было невозможно отличить от индейских. Слухи о жестокости Киркера дошли до губернатора. Тот попытался перевести наемника на регулярную оплату. Киркеру это не понравилось, он разорвал контракт и уехал на запад штата Чиуауа, где неожиданно заключил соглашение со своими главными врагами.

Следующие три года бывший убийца апачей помогал им сбывать краденный скот и снабжал припасами для войны против мексиканцев. Один из охотников вовсе объявил, что Киркер превратился в лидера краснокожих. Апачи и команчи угоняли тысячи животных, пленили сотни мирных жителей и похищали детей. К середине 1840-х бедствия мексиканцев достигли таких масштабов, что молодой губернатор вернул систему вознаграждения за скальпы и объявил награду в 9000 долларов за голову предполагаемого вождя апачей — Дона Сантьяго Киркера.

Хитрый наемник вскоре вышел на связь с правительством Чиуауа и снова поменял сторону. За скальп каждого из высокопоставленных апачей ему пообещали 50 долларов. Киркер собрал банду из 150 охотников, вернулся в поселение, где прожил последние три года и перебил всех его жителей. В столицу штата он вернулся триумфатором и выложил перед губернатором 182 трофея, включая скальп проводника их отряда, погибшего в бою. Вдобавок он вернул несколько сотен лошадей и десятки женщин с детьми, а сам пленил 18 индейцев.

Когда США объявили войну Мексике в 1846 году, страна пребывала в состоянии разрухи. Правительство больше волновали внутренние проблемы и разборки с индейцами, чем перспектива вторжения соседей. Военных кое-как стянули к границе. Киркер остался последним барьером между жестокими дикарями и обычными мексиканцами. Он не подвел: скальпировал одного из вождей апачей Рейеса и еще 148 человек из его племени. Позже американцы вспоминали, как видели куски кожи и волос с их голов выставленными на всеобщее обозрение в городском соборе Чиуауа.

Причина очередного разлада Киркера с мексиканцами неизвестна, но в декабре 1846 года он спешно покинул город, а губернатор назначил за его убийство или поимку премию в 10 тысяч долларов. Возможно, мексиканцы выяснили, что обожаемый спаситель убивает их соотечественников и выдает скальпы бедных крестьян за индейские. 

По другой версии, Киркер предал мексиканцев и выдал американцам их военные секреты, когда выяснилось, что казна Чиуауа опустела, и губернатор не может расплатиться с наемником за добытые скальпы. С тех пор охотник успел переметнуться еще раз — поступил разведчиком в американскую армию и присоединился к вторжению в Мексику. В 1848-м он поучаствовал в организованном американцами походе против апачей и ютов, после чего перебрался в более перспективный регион — в Калифорнию. Там он обосновался в окрестностях Сан-Франциско.

Согласно легенде, его сопровождали семеро индейцев, которые пугали местных и зарабатывали охотой. Рассказывали даже, что после смерти Киркера при неизвестных обстоятельствах в конце 1852-го, суровые дикари собрались вокруг его могилы и постояли молча какое-то время. Затем они вскочили на лошадей и ускакали на восток. История кажется сказочной, хотя вряд ли можно со стопроцентной уверенностью отрицать, что в последние годы подлый охотник за скальпами в очередной раз помирился с представителями народа, который истреблял большую часть жизни. 

Как охота за скальпами превратилась в настоящий бизнес, а квакер-неудачник оказался талантливым убийцей и обрел призвание 

«Ни в один другой период американской истории люди не проявляли такого интереса к чужим волосам и не вели себя настолько подозрительно, когда кто-то наклонялся к их голове. Каждый амбициозный проходимец на приграничной территории оценивающе посматривал на патлы другого, а иногда – даже на макушки родственников. Каждый, у кого на голове оставался хоть клочок волос, рисковал остаться без него». 

— Историк Ральф Смит. 

Жажда наживы Киркера ставила мексиканское правительство в сложное положение. С одной стороны, нельзя ставить роскошное жалованье человеку, который кроме индейцев убивает твоих граждан. С другой, без харизматичного и прославленного бойца любые попытки собрать наемников против дикарей заканчивались провалом. По иронии, спасителями мексиканцев неожиданно выступили их противники в войне — янки. На протяжении двух лет им доставляло особое удовольствие в промежутках между сражениями истреблять индейцев-мародеров. Парадоксальным образом противники обезопасили гражданских мексиканцев лучше, чем собственное правительство.

Когда американцы покинули вражеские территории, набеги возобновились. В августе 1848 года подполковник Уильям Гилпин из форта Манн сообщил, что апачи и команчи держат в плену 600 и 800 гражданских. Мексиканские штаты один за другим вернули вознаграждение за скальпы. В мае 1849-го в Чиуауа приняли закон, который действовал до 1886-го: за каждого живого ребенка или индианку полагалось 150 долларов, за скальп каждого воина старше 14 лет — 200 долларов, за живого воина — 250. Несмотря на крупный гонорар, мало кто из охотников шел на риск и пытался доставить краснокожих живыми. Скальпирование оставалось самым популярным способом заработка.

Дуранго, Сонора и Коауила последовали примеру Чиуауа. Вознаграждения выплачивались как военным, так и одиночкам, независимо от гражданства. Охотники могли делить между собой захваченных в результате набегов лошадей и добычу. Власти следили за соблюдением правил не слишком строго, комиссии не придирались к скальпам и принимали их, даже если волосы на куске кожи почти наверняка принадлежали ребенку. На границу потянулись проходимцы и авантюристы со всей Америки – большинство из них умели убивать, а платили мексиканцы больше, чем на родине, где им приходилось ради мелочи горбатиться днями напролет. 

К несчастью для местных, когда большинство индейцев истребили, а оставшиеся оказались суровыми противниками, охотники за скальпами снова начали выдавать за индейцев самих мексиканцев. Американцы редко питали теплые чувства к людям, которых защищали. В памяти были еще слишком свежи воспоминания о кровопролитной битве за Аламо и о резне в Голиаде, когда мексиканский президент приказал казнить больше 400 пленных из Республики Техас. Особо предприимчивые охотники выдавали за скальпы кровожадных апачей и команчей останки конкурентов.

Мексиканцы тоже занялись скальпированием и конкурировали с иностранцами. Многие за год не зарабатывали столько, сколько получали за один трофей. Однако индейцы не собирались сдаваться без боя. Некоторые вожди отзеркалили систему мексиканцев и тоже стали назначать награду за скальпы охотников. Власти штатов по-разному пытались противостоять мошенникам. Например, в Чиуауа проверяющие комиссии принимали у охотников исключительно скальпы с двумя ушами, в то время как в Соноре требовалось лишь одно ухо. Если мексиканцы принимали трофеи вовсе без ушей, хитрые проходимцы растягивали один скальп, делили на части и выдавали за несколько.

К концу 1849 году одно только правительство Чиуауа выплатило за скальпы 17896 долларов. Той зимой бизнес достиг пика, но за подъемом последовал упадок. Охотники слишком неразборчиво отстреливали индейцев любого пола и возраста. Это привело к снижению популяции коренных народов в регионе. Соответственно, у профессиональных убийц осталось меньше «дичи». В результате охотникам приходилось уезжать все дальше от крупных мексиканских городов. Они все чаще нападали на поселения мирных индейцев, которые занимались фермерством и никогда не слышали о местах, на которые якобы нападали.

В середине XIX века скальпирование оказалось самой популярной профессией не только в Техасе и Мексике, но и в Калифорнии, где законы соблюдались еще хуже, чем в остальной Америке. Прослышав о легком заработке, в 1847 году по Орегонскому пути до будущего «Золотого штата» добрался квакер-неудачник Бен Райт. Он не соблюдал никаких религиозных предписаний: много пил, спал с разными женщинами и откровенно наслаждался, убивая других существ. 

В дальнее путешествие он отправился с несколькими юными индианками, которых, по рассказам очевидцев, заставлял «ублажать себя». В Калифорнии он обосновался к северу от города Вайрика на берегу ручья Коттонвуд-Крик. Примерно тогда же поселенцы основали Эпплгейтский путь, который проходил от Невады в Орегон через северо-восточный регион Калифорнии. Единственная проблема заключалась в том, что маршрут пролегал через земли индейского племени модоков.

«Шахтеры из Вайрики собрали ополчение численностью примерно 65 человек, — рассказывает историк Роберт Макналли. — Среди них был и Райт. Они отправились на восток, чтобы преподать индейцам урок, но не нашли никого, с кем можно было бы подраться. Уже на пути домой ночью индейцы с реки Пит напали на них и ранили нескольких человек. Ополченцы восприняли это как сигнал к действию. На следующее утро они вышли к лагерю модоков, которые готовили завтрак. Те никак не угрожали белым, но почти все были убиты и оскальпированы. Позже белые встретили еще одну группу модоков, которые подошли к ним, чтобы попросить хлеба и кофе. Ополченцы убили их, а по возвращении выставили скальпы на городской площади». 

С тех пор Бен Райт профессионально занялся сопровождением переселенцев. Он защищал их, а заодно удовлетворял страсть к охоте. Однажды бывший квакер с помощниками наткнулся на двух индианок. Одну застрелили сразу, другую ранили в руку, но Райт объехал ее сзади, спешился и добил ножом. В ноябре 1852 года под предлогом перемирия он с отрядом головорезов проник в лагерь модоков и перебил несколько десятков индейцев — по разным источникам от 30 до 90. Бойню, которая серьезно проредила и без того маленькое племя, так и назвали — Резней Бена Райта.

По официальной версии, модоки сами заманили белых в ловушку, но Райт в последний момент разгадал их замысел и атаковал первым. Такая картина событий не вызывает особого доверия, поскольку полностью основывается на свидетельстве одного из подручных Райта Фрэнка Риддла. Принявший его показания полковник рассказывал, что Райт надеялся договориться с индейцами о возвращении двух пленных девочек, но переговоры затянулись. Ливень продолжался шесть дней, все это время охотники за скальпами оставались в лагере, где пили и объедались вместе с модоками. На седьмое утро Райт неожиданно достал револьверы, подошел к вождю и застрелил его. Началась мясорубка, победитель которой очевиден, учитывая скудное вооружение индейцев.

«Как только прозвучал первый выстрел, остальные участники отряда открыли огонь из винтовок, – пересказал услышанное полковник. – Индейцы выстроились в линию и послали дождь из стрел над их головами. Они целились слишком высоко и задели только одного или двух человек. Расстреляв ружейные заряды, люди Райта выхватили револьверы. Индейцы оказались к этому не готовы. Те, кто еще мог стоять на ногах, попытались убежать. Это больше не было битвой. Прятавшихся среди кустов дикарей насильно вытаскивали и добивали как кроликов. Из хижин выдергивали шесты, а когда из-под обвалившихся шкур выбирались люди, им пускали пулю в лоб или перерезали горло ножами Боуи. Индейцы прыгали под воду, но пузырьки на поверхности выдавали их местоположение, и когда они выныривали, чтобы вдохнуть, их расстреливали».

По возвращении в Вайрику всадников приветствовали восторженные жители. Их подвиг настолько впечатлил власти по всей Америке, что Райта вскоре назначили агентом по делам индейцев на побережье Орегона. Там буйный и самоуверенный охотник за скальпами наживал себе врагов с каждым глотком дешевого виски. Однажды он заставил подружку по имени Читко Дженни раздеться догола посреди улицы и с помощью хлыста прогнал ее под дождем через городок Порт-Орфорд. Обиженная женщина присоединилась к группе индейцев под предводительством следопыта-шошона Эноса. Тот раньше работал на Райта, но по неизвестным причинам рассорился с ним и хотел отомстить старому шефу не меньше, чем Дженни.

Ранним утром 23 февраля 1856 года индейцы устроили засаду и наконец оборвали кровавый путь Бена Райта. Энос вонзил прославленному убийце топор в затылок. Легенда гласит, что затем шошон вырезал сердце врага и вместе с Дженни съел его сырым. Меньше чем через два месяца Эноса поймали и вздернули на ближайшем суку, а добившаяся отмщения подружка бывшего квакера скрылась — то ли сбежала в другое поселение, то ли обрела вечный покой в канаве по соседству с жестоким приятелем. 

Как Джон Глэнтон обозлился на индейцев и основал банду — ту самую, про которую Маккарти написал в «Кровавом меридиане» 

«Какая разница, что думают о войне люди, сказал Судья. Война есть и будет. С таким же успехом можно спросить, что люди думают о камне. Война была всегда. Она была еще до человека, война поджидала его. Основное ремесло поджидало своего основного исполнителя. Война — это высшая игра, потому что война в конечном счете приводит к целостности бытия. Война — это божество». 

— Кормак Маккарти, «Кровавый меридиан».

Джон Джоэль Глэнтон был не лучше и не хуже десятков других охотников за скальпами. Однажды он даже проявил благородство — пошел против негласного профессионального кодекса и не стал снимать скальпы с четырех участников своего отряда, погибших в пустыне Сонора. Бойцы добили раненых в битве с апачами, но не освежевали их, хотя могли получить за их волосы 800 долларов. В других случаях отряд Глэнтона, наоборот, казался адским племенем, не знавшим ни чести, ни милосердия. Даже если это было так, самого командира едва ли мучили угрызения совести.

Родился он в Южной Каролине в 1819 году. Когда Глэнтон был еще маленьким, его отец умер, и семья переехала в Аризону, где мать во второй раз вышла замуж за местного плантатора. В 16 лет подросток вступил в войну за независимость Техаса на стороне американцев, показал себя выдающимся разведчиком и несколько раз чудом избежал смерти, в том числе в Голиаде, когда мексиканцы расстреляли пленных. 

После победы техасских сепаратистов Глэнтон несколько лет скитался между Луизианой, Арканзасом и Сан-Антонио, пока наконец не присоединился к отряду рейнджеров. Примерно тогда же он собирался жениться, но его невесту похитили и убили апачи. Как и у многих других охотников за скальпами, у него появились личные причины ненавидеть краснокожих.

Впрочем, в составе рейнджеров он пристрастился к насилию и убивал без разбора: мексиканских партизан, индейцев, но чаще всего просто попадавшихся под руку мирных жителей. Один генерал даже выписал ордер на арест Глэнтона за убийство невинного мексиканца ради лошади, но командир предупредил Джона, и тот успел сбежать. 

В 1846 году он вступил в американскую армию и получил звание лейтенанта в отряде, который специализировался на уничтожении мексиканских шпионов. После победы США Глэнтон обосновался на границе с Мексикой, женился на женщине по имени Хоакина Менчака и завел с ней несколько детей, но в 1849-м оставил семью ради наживы — рванул на золотые прииски в Калифорнию. 

Оттуда судьба забросила профессионального убийцу и авантюриста в Чиуауа, где уже процветал бизнес по добыче и продаже скальпов. Глэнтон собрал отряд. По обычаю того времени в него вошли самые разношерстные оборванцы: от ветеранов недавней войны до индейцев, которые, несмотря на данное белыми общее название, не испытывали никаких теплых чувств к апачам. Чероки, делавары, сонорцы, франкоканадцы, техасцы, ирландцы, один негр и даже чистокровный команч — такой перечень приводит будущий генерал и участник Гражданской войны Сэмюэль Чемберлен, мемуары которого остаются главным источником информации о банде Глэнтона.

Первым заместителем Глэнтон назначил человека, известного как Судья Холден. Именно его Маккарти превратил в главного антагониста и символ абсолютного зла в «Кровавом меридиане». «Я не знал более хладнокровного мерзавца, разгуливавшего на свободе, — пишет про Судью Чемберлен. — Ростом под два метра, крепкого сложения. Толстое лицо, полностью лишенное волос и всякого выражения». Как и в романе, Холден демонстрировал выдающиеся познания в геологии и минералогии, играл на разных музыкальных инструментах, метко стрелял и владел местными наречиями.

Ходили слухи, что Судья совершил жуткие преступления под другим именем в Техасе, где его пребывание совпало с пропажей и гибелью нескольких детей. Когда отряд продвигался вдоль мексиканской границы, там тоже обнаружили растерзанную десятилетнюю девочку со следами огромных лапищ на шее, но никто не обвинил Холдена напрямую.

Несмотря на жуткое впечатление, которое Судья проводил даже на боевых товарищей, для Глэнтона он превратился в незаменимую фигуру благодаря высокой эрудиции в самых разных областях. Мемуары Чемберлена так и остались единственным свидетельством о Судье, хотя это не значит, что охотник за скальпами выдумал монстра в человеческом обличье. Вполне возможно, что Холден пользовался псевдонимом и скрывал настоящее имя, особенно если учитывать вероятные проблемы с законом.

Глэнтон заключил контракт с правительством штата, и его люди прошли через пустыню, уничтожая всех краснокожих на своем пути. Однако они столкнулись с той же проблемой, что и Киркер: по мере их продвижения дикари скрывались в горах, легкая добыча заканчивалась, а вместе с ней — и легкий заработок. Охотники пошли по известному сценарию: начали снимать скальпы сначала с мирных индейцев, а затем и с мексиканцев. 

Когда обман раскрылся, губернатор назначил награду в восемь тысяч долларов за голову самого Глэнтона. Оставшиеся в отряде наемники сбежали из Чиуауа в Сонору, а когда их накрыли и там, отправились на север — в Аризону. Там Глэнтон совершил, вероятно, свои самые жуткие и отвратительные преступления.

С 1848 года, когда тысячи проходимцев и искателей приключений рванули в Калифорнию, переправа Юма на пересечении рек Колорадо и Хила стала самым оживленным местом в регионе. Один из первых паромов в январе 1850-го организовал доктор Линкольн, участник Американо-мексиканской войны, прослышавший о золотой лихорадке и оставивший медицинскую практику в Нью-Йорке. Для него перевозка будущих золотоискателей превратилась в не менее прибыльный бизнес, чем добыча драгоценного металла. В письме родным доктор рассказал, что берет доллар за транспортировку человека, два доллара — за лошадь или мула, 50 центов за багаж и 25 центов за седло. 

Не упомянул Линкольн только о том, что ведет дела с Джоном Глэнтоном. Тот с остатками отряда прибыл в Колорадо за несколько недель до запуска парома и угрозами вынудил доктора принять его в долю. Линкольн с самого начала догадывался, какое опасное предприятие затеял, и собирался продать паром при первой возможности, но не успел — пришлось сотрудничать с бандой головорезов. Вскоре Глэнтон взял на себя контроль за бизнесом, а доктор лишился любых полномочий. Цена за перевозку взлетела до 10 долларов. Тех, кто отказывался, бывшие охотники за скальпами обирали под прицелом, а затем отбросили формальности и перешли к откровенному грабежу.

«К тому времени с переправой Линкольна конкурировали еще два парома, — рассказал генерал Персифер Смит. — Один держали индейцы юма, другой — ирландец. Бандиты пробрались к индейцам и проделала пробоины в днищах их лодок, а затем схватили ирландцев и силой притащили в свой лагерь. Позже его, все еще связанного, выловили из реки с пулей в голове». 

Вождь предложил перемирие — головорезы перевозили бы людей с багажом, а скот оставили бы индейцам. Глэнтон послал его куда подальше. Оскорбленные юма решили во что бы то ни стало отомстить бандитам. После очередной вылазки за припасами в Сан-Диего в конце апреля 1850-го, где бывшие охотники за скальпами подстрелили случайного прохожего, они вернулись в лагерь и прилегли отдохнуть от полуденной жары. В этот момент отряд из нескольких сотен индейцев окружил лагерь. Линкольна и девять человек из отряда жестоко убили. Самому Глэнтону то ли раскроили череп, то ли перерезали горло.

Сбежать удалось лишь трем головорезам, которые в момент нападения рубили дрова. Они добрались до Сан-Диего и сообщили о случившемся. Губернатор приказал калифорнийским ополченцам срочно собрать отряд и вернуться на место, чтобы отомстить за столь бессовестную и подлую атаку на «добропорядочных» американских граждан. Маленькая армия из 100 человек под предводительством генерала Морхеда добралась до оставшейся под контролем индейцев переправы через четыре месяца после резни. Юма не проявили к вновь прибывшим никакой агрессии, но Морхед все равно спровоцировал потасовку. Его люди подстрелили два десятка индейцев и разрушили их поселение, отпраздновали победу и отправились обратно.

Так закончилась история Джона Глэнтона и его отряда, но кровавые разборки между переселенцами, индейцами, охотниками за скальпами, мексиканцами и мерзавцами всех сортов продолжались еще несколько десятилетий, пока память о тысячах раненых, убитых и расчлененных не прикрыли иллюзией цивилизованности и не похоронили под широкими улицами крупных городов вместе с памятью о неизбывной тяге человека к насилию. Спустя 135 лет после нападения юма на людей Глэнтона Кормак Маккарти напомнил цивилизованному миру, что страсть к войне — неотъемлемое, а может быть даже основополагающее качество человека.