Лавр Корнилов: «генерал, начавший борьбу против стихийного безумия»

 Корнилов стоял у истоков Белого движения и стал его легендой. А. И. Деникин, как и многие офицеры, впоследствии отзывался о нём чрезвычайно высоко: «…не щадя жизни, с горстью войск, ему преданных, он начал борьбу против стихийного безумия, охватившего страну, и пал поверженный, но не изменивший долгу перед Родиной». Корнилов воодушевлял людей и мог объединить их так, как не могли его преемники — ни тот же Деникин, ни Врангель, ни Колчак. Корнилову верили. После его гибели элитой белой армии считались те, кто называли себя «корниловцами», — люди, выступившие с ним летом 1917 года против революционного хаоса и сражавшиеся в его рядах в начале Гражданской войны. Правда, знаменитостью генерал стал гораздо раньше. 

«Лез вперёд, очертя голову»: военный-авантюрист

 Лавр Георгиевич Корнилов родился в 1870 году в Сибири в семье казака — ничем не примечательного хорунжего, и пошёл по военной стезе: сначала кадетский корпус в Омске, затем Михайловское артиллерийское училище. Уже тогда Корнилов проявлял самолюбие и был резковат, но в остальном о нём отзывались прекрасно: один из лучших юнкеров, «скромен, откровенен, правдив», «товарищами очень любим и оказывает на них доброе влияние…» Отличная квалификация позволила ему в 1895 году поступить в Академию генерального штаба — высшее военное учебное заведение в империи, с программой которого справился бы далеко не каждый современный генерал. Окончил её Корнилов с серебряной медалью и в чине капитана отправился служить в Туркестан. 

 Служба Корнилова с самого начала носила приключенческий характер. В то время военные в Туркестане старались разведать, что происходит в Афганистане: какие там у британцев укрепления, какие дороги… Корнилов с группой туркменов (и сам в одежде туркмена, за которого он мог сойти благодаря калмыцким кровям) отправился в экспедицию в Афганистан, откуда бы не ушёл живым в случае поимки. Вернулся он с богатыми сведениями и фотографиями дорог и крепости Дейдади. Затем путешествовал по Туркестану и Персии. В Русско-японской войне Корнилов бился в Маньчжурии, командовал стрелковой бригадой (за боевые заслуги произведён в полковники), затем стал военным атташе в Китае, воевал с хунхузами и контрабандистами близ границы, где и получил чин генерал-майора.

Всероссийскую известность генерал заслужил в годы Первой мировой. В августе 1914 года Корнилов стал командующим 48-й пехотной дивизии, которая при нём получила наименование «Стальной». Даже его начальник генерал А. А. Брусилов, с которым у него сложились плохие отношения, признавал достоинства Корнилова: «Он всегда был впереди и этим привлекал к себе солдат, которые его любили». Сам Брусилов считал, что генерал действовал легкомысленно, когда «лез вперёд, очертя голову», что это приводит к лишним потерям. Но солдат во все времена вдохновляли командиры, которые делили с ними опасность боя. А храбрость Корнилова и впрямь граничила с безумством: положа руку на сердце, не должен командующий дивизии ходить по окопам в ста шагах от врага, под обстрелом, да ещё и не пригибая голову. А рядом солдаты падают замертво, сражённые пулями и снарядами. Корнилов верил, что погибнет, только когда судьба так распорядится.

 Правда, во всём остальном генерал действовал так, как полагается профессионалу: хладнокровно и точно планировал любые манёвры дивизии, трезво и правильно оценивал обстановку в ходе боя, умело поддерживал боевой дух вверенной ему части. Солдаты любили его не только за смелость — Корнилов оказался ещё и очень заботливым командиром: сам недосыпал, но думал об отдыхе подчинённых и нормальном снабжении, требовал дисциплинированности, но поощрял инициативу. Это приносило свои плоды: в Галиции его дивизия считалась одной из лучших (кстати, там Корнилов воевал бок о бок с Деникиным) и не раз крепко била австрийцев в Карпатах.

В апреле 1915 года дивизия Корнилова прикрывала отступление 3-й армии после вражеского прорыва. Чтобы дать время другим частям, возглавленный лично Корниловым батальон бился в окружении. Задачу он выполнил (за что затем получил очередной орден), но полегли почти все. В живых осталось семеро, включая самого Корнилова. Раненный в ногу и руку, он попал в плен. Первой мировой войне было далеко до жестокости Второй мировой, так что генералы тогда редко стремились бежать из плена — и кормили хорошо, и платили жалованье, и разрешали переписку, и содержали в приличных замках, а не в лагерях за колючей проволокой. Но Корнилов не думал оставаться в плену. Один раз пытался захватить аэроплан и улететь, в другой раз хотел подкупить коменданта — но тоже неудачно. Повезло в третий раз — генерала перевели в госпиталь города Кесег, когда он голодовкой и недосыпанием довёл себя до проблем с сердцем. Там нашёлся чех Франтишек Мрняк, помощник аптекаря и идейный враг австро-венгерского владычества над своей родиной.

Мрняк предложил Корнилову помощь. Он подделал документы, купил гражданскую одежду, ранцы, револьверы, запас еды. В назначенный час Корнилов выпрыгнул из окна туалета и побежал к аптеке. В облике австрийских солдат поездом беглецы добрались почти до румынской границы. Там они потеряли компас и бродили пять дней, пока Мрняка не арестовали при попытке купить еды на хуторе. Корнилов смог уйти и после трёх недель передвижений по ночам и сна в перелесках наконец перешёл границу (Мрняка посадили в тюрьму, но он бежал, а когда в 1918-м Австро-Венгрия рухнула, спокойно вернулся домой).

 Побег сделал генерала Корнилова героем — о нём писали все газеты, Николай II вручил ему ещё один орден св. Георгия. Накануне Февральской революции император назначил его командующим Петроградским военным округом (с расчётом, что Корнилов удержит дисциплину войск в Петрограде). Но вступил в должность генерал 5 марта 1917 года, когда Николай уже отрёкся от престола. И первое, что Корнилову пришлось сделать, — арестовать семью бывшего монарха в Царском Селе. По существу, исполнив этот приказ, он спасал императрицу: лучше охранять царскую супругу и детей будут верные ему офицеры и солдаты, чем их надзирателями окажутся люди советов. Сама императрица была благодарна Корнилову, что арестовать её пришёл «славный генерал», а не революционеры. Впрочем, из этого получился и ловкий политический ход (один из немногих в биографии Корнилова): он не только помог семье Николая II, но и показал себя как «революционный офицер».

Правда, очень скоро Корнилов стал противником революции. По своим убеждениям он не был ни настоящим монархистом, ни настоящим республиканцем. Как и многие офицеры, он готов был принять любой строй, лишь бы служить России и лишь бы армия на развалилась и могла продолжать войну. Но смута 1917 года поразила как раз армию. Скоро стало ясно, что генерал не может оставаться на своём посту, слишком велико влияние советов на войска в Петрограде, а заигрывать с революционерами и убеждать солдат словом Корнилов не умел; терпеть подрыв дисциплины — тоже. 30 апреля он отбыл на фронт — командовать 8-й армией Юго-Западного фронта.

В попытках удержать Россию на краю пропасти

 Армия под началом Корнилова участвовала в июньском наступлении и даже хорошо продвигалась вперёд, но наступление в целом провалилось. Большим успехом можно было считать то, что русским вообще удалось удержать фронт. Постепенно войска разваливались. Видел генерал и дезертирство, и «постыдные братания» с врагом. Но и Временное правительство начало понимать, что так войну вести не получится. Министр-председатель А. Ф. Керенский тоже решил использовать славу Корнилова. 7 июля генерала назначили командующим Юго-Западного фронта, а 19 июля — главнокомандующим всех армии России. Как писал позднее Деникин, скоро стало ясно, что «Корнилов не может мириться с тем, что «будущее народа — в слабых, безвольных руках» и что армия разлагается, страна стремительно идёт в пропасть…» Корнилов и другие офицеры буквально уговаривали правительство позволить им восстановить дисциплину жёсткими мерами. Генерал добился введения смертной казни в армии. Кое-где удавалось навести порядок, вернуть солдат к послушанию. И офицерство стало возлагать на Корнилова огромные надежды. Он превратился в политическую фигуру.

После июльского восстания большевиков правительство увидело в Корнилове человека, способного навести порядок. Переговоры главковерха с Керенским и товарищем военного министра эсером Б. Савинковым шли больше трёх недель. Корнилов предлагал ввести смертную казнь в тылу, ввести в Петрограде военное положение, усмирить левых радикалов и советы, устранить в армии солдатские комитеты и другие меры. Всё это не вызывало у премьер-министра принципиальных возражений. Рассматривались разные варианты установления военной диктатуры, включая совместную диктатуру в формате Директории — в составе Корнилова, Керенского, Савинкова (или в других составах и комбинациях), которая правила бы до созыва Учредительного Собрания. Не станем вдаваться в сложные подробности и интриги этого дела… в общем, в последний момент, когда всё уже было почти решено, Керенский испугался, что может потерять власть.

 Планировал ли Корнилов установить личную военную диктатуру, мы уже наверняка никогда не узнаем (у историков есть разные доводы на этот счёт), но для Керенского план ввести войска в Петроград означал реальный риск, а о своей власти он заботился больше, чем о чём бы то ни было. 27 августа Корнилов двинул на Петроград 3-й конный корпус генерала Крымова, чтобы по соглашению с Керенским покончить с большевизмом и советами. Однако премьер-министр вопреки всем прошлым договорённостям приказал ему остановиться и оставить пост главковерха. Корнилов отказался.

Теперь генерал поставил Крымову задачу идти на Петроград, несмотря ни на что, чтобы исключить из правительства «явных предателей Родины» (речь шла о тех, кто попал под влиянием советов) и перестроить его так, «чтобы стране была гарантирована сильная и твёрдая власть» (отсюда ясно, что, как минимум, Корнилов собирался изменить состав правительства). 28 августа Керенский объявил генерала мятежником. Войска пришли в смятение. Главнокомандующего в этом открытом конфликте с правительством поддержали несколько офицерских организаций и командующие четырёх фронтов (!). В тот же день корпус генерала Крымова занял Лугу, но спустя сутки корниловцев остановили близ Павловска.

 Ни Крымов, ни его подчинённые в непонятной политической обстановке не готовы были развязывать гражданскую войну. К тому же его войска начали активно разлагать петроградские революционные агитаторы. Керенский пошёл на крайние меры — вооружил даже рабочих (которые затем оружие не вернули и стали Красной гвардией). В попытке решить дело миром Крымов встретился с премьер-министром в Петрограде. Подробности разговора нам неизвестны, но, выйдя из кабинета, Крымов застрелился. После этого события его 3-й корпус полностью утратил способность идти на столицу.

Несмотря на то, что рядом с Корниловым нашлось много преданных ему офицеров и солдат, он отказался от идеи начинать войну с Керенским и 1 сентября 1917 г. дал себя арестовать. Генерала и его сподвижников (в том числе Деникина, Лукомского, Романовскоо, Маркова и других) посадили в Быховскую тюрьму. Держали их там сочувствующие им люди, охрану нёс любимый Корниловым Текинский полк, так что сбежать можно было когда угодно. Однако Корнилов не хотел побегом подтверждать обвинения Керенского в попытке мятежа. Он собирался громко заявить на суде о предыстории августовских событий и роли самого Керенского.

Сделать это Корнилову не довелось. Керенский спас свою власть лишь на очень короткое время. Чтобы расправиться с «мятежником», ему пришлось пойти на сотрудничество с левыми в Петрограде и освободить арестованных в июле большевиков, а 25 октября они его свергли. Временное правительство пало. К 19 ноября всех «быховцев» выпустили из тюрьмы по приказу генерала Н. Н. Духонина (он сменил Корнилова на посту главковерха); в тот же день Духонина убили — на станции «Могилёв» его растерзали революционные матросы.

Начинается Гражданская война

 Корнилов и другие офицеры пробрались на Дон (Лавр Георгиевич ехал поездами, в крестьянской одежде). Там, в Новочеркасске, генерал М. В. Алексеев начал собирать силы для отпора большевикам. В конце декабря Корнилов встал во главе Добровольческой армии — первой белой армии России.

Белые оказались в тяжелейшей ситуации. С огромным трудом к ним просачивались (по одному, по двое-трое) офицеры и необученные гражданские, готовые с оружием в руках выступить против узурпаторов. В начале 1918 года их насчитывалась всего пара тысяч человек. Медленно шли и переговоры с кадетами и другими партиями о финансовой помощи. В январе начались бои с большевиками — из Петрограда и Москвы прибывали отряды Красной гвардии. В феврале Добровольческая армия оказалась окружённой в Ростове. Новочеркасск пришлось оставить. Корнилов принял решение идти на Екатеринодар (нынешний Краснодар) в надежде соединиться с кубанским казачеством, тоже выступившим против большевизма, и твёрдо закрепить за собой какую-то территорию. Так 9 (22) февраля 1918 г. начался Ледяной поход.

 В поход вышло чуть больше 4 тысяч человек (в основном — офицеры, солдат чуть больше тысячи, и те — наполовину кадеты и юнкера) при 8 пушках. По глубокому снегу впереди отряда шёл Корнилов. От станицы — к станице, от хутору — к хутору, на морозе, с боями каждый день. В этом походе начался фронтовой красный террор, а затем и белый террор. Обе стороны бились беспощадно, убивали пленных. На подступах к Екатеринодару к армии присоединился отряд кубанцев. Но белых всё ещё было в три раза меньше, чем красных, которые защищали город (около 20 тыс. человек). Организация красных и их боеспособность оставляла желать лучшего, но Добровольческая армия страшно устала и испытывала недостаток в боеприпасах. Тем не менее в кульминационный момент мартовских боёв белым удалось взять окраины города и даже пробиться на Сенную площадь. Но затем пришлось отступить.

30 марта Корнилов, Деникин, Марков и другие генералы сидели в импровизированном штабе на ферме под Екатеринодаром (город был виден без бинокля). Армия потеряла в штурме половину состава. Боеприпасы кончились. В каком-то странном отчаянии они всё же решили ещё раз штурмовать город чуть ли не голыми руками. Утром 31 марта пошли в бой.

Корнилов оставался на ферме и продолжал командовать. О произошедшем говорил очевидец: «Пристрелявшись к дому шрапнелью, большевики стали закидывать его гранатами (прим. К. К. — имеются в виду гранаты, выпущенные из пушек). (…) Вдруг наш маленький домик весь наполнился грохотом». Генерал А. П. Богаевский вбежал в комнату Корнилова: «Корнилов лежал на полу с закрытыми глазами, весь покрытый белой пылью. Его голову поддерживал адъютант корнет Бек-Хаджиев; по левому виску текла струйка крови; правая нога была вся в крови; шаровары были разорваны. Корнилов тихо стонал». Врач перевязал ногу жгутом выше колена, после чего главнокомандующего вынесли на свежий воздух. Через несколько минут Корнилов скончался. Как выяснилось позднее, накануне красные узнали, что на ферме под городом сидит руководство белых, ночью подкатили два орудия, замаскировали их и расстреляли дом.

 После гибели Корнилова командующим Добровольческой армии стал его заместитель генерал А. И. Деникин. Армия отступила от Екатеринодара. Впоследствии очень многие участники Белого движения сожалели об этой утрате — Корнилов был объединяющей фигурой, главнокомандующим русской армии, назначенным законным правительством, тем, кого знало и кому доверяло офицерство. Его репутация побуждала людей идти за ним даже в самоубийственный Ледяной поход. Не раз в ходе войны и в эмиграции звучали суждения о том, что, пожалуй, только этот «великий русский патриот» мог одолеть большевиков и спасти Россию.

Тело Корнилова добровольцы похоронили в селении Гначбау. Когда это место заняли красные, они выкопали мёртвого генерала из могилы и повезли в Екатеринодар. Там большевики над ним надругались: толпа била труп шашками, колола штыками, кидала в него грязь и камни, плевала и осыпала бранью. Затем тело офицера привязали к хвосту коня и так волокли по земле на скотобойню. Там сожгли, а обугленные останки растоптали ногами.