Мятежи во французской армии 1917-го: когда солдат больше не может

Пожар недовольства тлел во французский армии многие месяцы. Первый дым стал просачиваться наружу уже в конце 1916 года. Военные цензоры бесстрастно фиксировали упаднические настроения и пессимизм в письмах с фронта. Военные медики констатировали увеличившееся количество самострелов и симулянтов, а также случаев нервных срывов. Росло и число дезертиров: с 470 в конце 1916 года до 600 в апреле 1917-го и до 1300 в мае того же года.

Нерадостные симптомы проявлялись и в окопах. В июне 1916-го французский батальон под Верденом после яростного немецкого обстрела почти в полном составе сдался в плен. Осенью другой батальон панически бежал в тыл после небольшой атаки противника. В обоих случаях были собраны военные трибуналы для наказания виновных, а «отличившиеся» полки расформировали.

В тылу появилась практика, когда идущие на фронт части начинали блеять, как овцы, или выкрикивать: «Долой войну».

Старших офицеров, тыловиков и авиаторов регулярно забрасывали камнями, грязью, мусором и фекалиями.

Такого же приёма удостаивались и приезжающие на передовую политики. Камнями под улюлюканье забросали даже приехавшего на фронт для награждений президента Пуанкаре.

Когда в декабре 1916 года французское военное министерство объявило о разработке мер по улучшению условий на войне, началась целая кампания. С фронта в министерство и газеты посыпались десятки тысяч писем с описанием ужасов военного быта. Плохо обустроенные позиции, погрязшие в грязи и антисанитарии тыловые лагеря, состоящие из рваных палаток и продуваемых всеми ветрами бараков, невозможность для бойцов фронтовых частей получить положенный отпуск домой. Даже те счастливчики, которые урвали отпускное свидетельство, жаловались, что проводили бо́льшую часть десятидневного отпуска в медленных грязных поездах или ночуя на вокзалах, когда пытались добраться домой и обратно.

Впрочем, увиденное в тылу тоже мало способствовало подъёму духа. Всеобщий дефицит и огромная инфляция, обнищание. Ни для кого не было секретом, что ситуация вдали от линии фронта тоже накаляется. В 1916 году по всей Франции прошло 98 забастовок, в 1917-м — 689, с участием более 300 000 человек.

Рано или поздно должно было полыхнуть всерьёз.

Разбитые надежды, умы в брожении

В первые месяцы 1917 года французская армия переживала относительный подъём настроения, связанный с масштабными планами нового командующего генерала Нивеля. Нивель, сделавший во время войны стремительную карьеру от командира полка до командующего, не скупился на обещания и умел убедить в успехе всех, кто был готов его слушать.

А обещал он ни много ни мало скорую решительную победу в войне. Одно наступление — и немецкий фронт будет уничтожен, а боши побегут.

Измотанные долгой и кровавой войной, французы на передовой и в тылу искренне хотели в это верить — но их надеждам не суждено было сбыться. Наступление быстро превратилось в обычную для Первой мировой вязкую позиционную борьбу без каких-либо решительных результатов.

Первые инциденты пошли сразу же с началом наступления, 16 апреля: в ряде полков солдаты отказывались идти в атаку. Двадцать первого при отводе в тыл начались протесты среди бойцов 1-й колониальной дивизии, всегда считавшейся элитным ударным соединением. Бойцы скандировали: «Долой войну!», «Мы устали убивать» — и отказывались подчиняться требованиям угомониться.

Двадцать девятого апреля беспорядки охватили тыловой лагерь под Суассоном, где взбунтовался 2-й батальон 18-го пехотного полка. Подразделение понесло тяжёлые потери во время наступления и вместо обещанного отдыха внезапно получило приказ возвращаться на фронт. Третьего мая, также под Суассоном, беспорядки охватили уже всю 2-ю колониальную дивизию. После приказа возвращаться на фронт солдаты отказались подчиняться и начали жечь бараки и снаряжение. Группа из 200 бойцов даже пыталась прорваться в штаб дивизии, но была остановлена жандармами.

Вскоре подобные эпизоды начались во многих дивизиях, и, несмотря на то, что дисциплину, как правило, удавалось восстановить в течение пары дней, возникало всё больше пугающих симптомов. Среди протестов начали появляться «Советы» и «солдатские уполномоченные» — французы были вполне в курсе происходящего в русской армии.

На Париж!

Суассон, превращённый войной в огромный лагерь и гигантский логистический узел французской армии, вообще стал центром мятежей.

Пятнадцатого мая бунт начался среди бойцов XXI корпуса. Они забаррикадировались в бараках и открыли огонь по пытавшимся восстановить порядок офицерам. Вечером группа вооружённых солдат выдвинулась на вокзал, чтобы захватить поезд и двинуться на Париж, но план сорвался из-за отсутствия поездов. Не удалась и попытка двинуться на соседние лагеря с целью подбить их на беспорядки — бунтующие были заблокированы батальонами территориалов и возвращены в казармы.

Но ситуация снова стала накаляться через несколько дней. После получения приказа о выдвижении на фронт солдаты 370-го пехотного полка собрались на митинг и отказались садиться в поданные грузовики. Вместо этого вместе с бойцами других полков они начали грабить лавки и магазины в Суассоне, нападая на офицеров и жандармов.

Одной из групп удалось захватить поезд. Вывесив в окнах красные флаги и распевая революционные песни, бунтовщики двинулись на Париж.

Далеко они, однако, не уехали, а были остановлены в лесу кавалерийским полком (кавалерия вообще практически не бунтовала). После перестрелки с убитыми и ранеными солдат разоружили.

Призывы идти делать революцию в Париже стали всё более громкими в июне 1917-го, попытки захвата поездов и грузовиков всё множились. К концу июня беспорядками были охвачены 68 дивизий и 129 полков французской армии, а также семь колониальных частей.

Казалось, что французская армия окончательно сломалась и больше не желает воевать.

Постепенно, но по своим причинам сползли в анархию и части Экспедиционного корпуса Русской армии во Франции. Две русские бригады (правда, численностью сильно больше стандартных) сражались во Франции в 1916-м и к началу года их дух уже считался сильно надломленным, а сами части характеризовались французами как «ненадёжные». В бригадах функционировали революционные кружки и активно читалась поставляемая русскими эмигрантами пресса, включая газету Троцкого «Наше Слово».

Дисциплина покатились под откос после прихода новостей о Февральской революции. Среди солдат и офицеров немедленно начался раскол по политическим вопросам, были сформированы Советы, которые начали голосовать за то, продолжать ли войну.

Тем не менее, в апреле 1917-го обе бригады приняли участие во французском наступлении, где понесли тяжёлые потери. После отвода на отдых в лагерь под Нефшато дисциплина совсем «поехала» — уже в мае русские части митинговали, хотя пока ещё и подчинялись приказам командиров. Так как под Нефшато русские находились рядом с французскими частями, то в июне их было решено отделить, чтобы исключить влияние одних на других.

В июне бригады были переведены в лагерь под Ла-Куртин, где солдаты 1-й бригады окончательно вышли из подчинения и начали требовать немедленной отправки на Родину. Французские власти не могли позволить себе терпеть подобный революционный очаг и в сентябре, при поддержке оставшихся верными русских, раздавили мятежников с помощью артиллерии.

После этого всех русских воинов разделили на три категории: выразившие желание продолжать сражаться вошли в состав Легиона чести, остальных отправили либо на французские заводы, либо на каторжные работы в Алжир.

Кнут и пряник

Сменивший в мае Нивеля генерал Петен оказался лицом к лицу с, казалось, неразрешимым кризисом. Но Петен, всегда отличавшийся огромным спокойствием, упорно трудился над восстановлением порядка. При этом он не разделял убеждения, что в военное время все проблемы с дисциплиной можно решить массовыми расстрелами. Наоборот, командующий жёстко пресекал попытки подобного со стороны своих подчинённых.

Когда генерал Тауффлиб, командир XXXVII корпуса, решил провести «децимацию» в одном из бунтующих батальонов, отдав под трибунал каждого десятого, Петен это немедленно пресёк.

По его приказу трибуналы сконцентрировались на зачинщиках и агитаторах. Под суд попали 3 427 человек, 554 были приговорены к смертной казни (правда, было приведено в исполнение около 60 приговоров). Осудили также троих генералов, одиннадцать полковников и ещё более двадцати младших офицеров. Петену не нравились офицеры, теряющие контроль над ситуацией.

Армию ждало множество изменений — отчасти небольших, отчасти глобальных.

Петен сразу объявил, что время «решительных наступлений» ушло — теперь если французская армия и будет наступать, то только очень локально, делая ставку на подавляющее огневое превосходство. Петен добивался того (и достиг этой цели), чтобы французы воевали «железом, а не кровью». Это означало больше пушек, ещё и на механической тяге, больше снарядов (включая куда больше газовых), значительно больше танков и самолётов. Больше автоматического оружия и миномётов для пехоты.

Армия постепенно перешла на аналогичную немецкой тактику «эластичной обороны»: одной из задач, поставленных главкомом, было всемерное уменьшение количества солдат на передовой.

Петен внимательно отнёсся и к быту солдат. Тыловые лагеря были значительно улучшены — правда, в них одновременно усилили дисциплину и серьёзно ограничили употребление алкоголя. Чтобы солдаты не слонялись без дела, в каждом лагере были организованы многочисленные курсы по освоению оружия и тактики, всячески поощрялись переходы из пехоты в «технические» рода войск. Для фронтовиков кратно увеличили число отпусков, улучшили поезда и создали перевалочные центры на станциях и вокзалах (при этом возросло количество жандармов и надзор за отпускниками).

Генерал лично объехал большинство французских дивизий и приказал всем старшим офицерам чаще бывать в войсках. Одновременно резко возросло количество награждений орденами и медалями рядовых и сержантов.

Весь этот комплекс мер привёл к немедленным результатам. Если в июне казалось, что до всеобщего развала остался последний шаг, то уже в июле французы успешно наступали на левом фланге англичан под Ипром, а в августе смогли отбросить немцев под Верденом.

Французская армия, несмотря на ярлык «слабой и истощённой», выдержала циклопические удары немцев весной 1918-го, а потом успешно атаковала до самой капитуляции Германии.