После победы при Гераклее Пирр попытался закрепить свои успехи на поле боя миром. Римляне, однако, были не из тех, кто сдается после первых неудач, и отказались заключить договор с царем. Несмотря на все старания дипломата Кинея и тот эффект, который произвел разгром легионов на юге, сенат был непреклонен. По преданию, в момент, когда римляне заколебались, в курию вошел Аппий Клавдий Цек (Слепой), считавшийся настоящим образцом римского духа. Престарелый цензор потребовал от сената прекращения переговоров с неприятелем и продолжения войны. Так или иначе, предложения Пирра были отвергнуты и теперь предстояло вести войну дальше.
Царь принялся опустошать Кампанию — богатейшую область под контролем Рима. Только угроза захвата этой важной области вывела латинян из оцепенения, в котором они находились после разгрома при Гераклее. Консул Левин усилил гарнизоны Неаполя и Капуи (главного города Кампании), упредив захват этих городов эпириотами. Кстати, быстрому маршу римлян на юг помогла Аппиева дорога, построенная по инициативе того самого Аппия Клавдия. Все прочие силы римлян как можно скорее должны были направиться на юг против Пирра: в Риме формировались еще два легиона, а войну с этрусками сенат повелел закончить как можно скорее.
Царь, намереваясь выманить Левина на поле боя, двинулся на север. Полководец прошел Кампанию, даже вторгся в Лаций, но вот сам Рим атаковать не решился — узнав о заключении договора римлян с этрусками, царь понял, что у стен города его будут ждать превосходящие силы неприятеля. Несмотря на отпадение многих италиков от Рима, тот не желал мириться с Пирром, и царю не оставалось ничего кроме как вернуться в Тарент и начать подготовку к следующей кампании. По пути на зимние квартиры эпирское войско еще раз встретилось с римлянами, но до сражения дело не дошло: Пирр спокойно прошел на юг, а римляне атаковать его не рискнули.
Зима прошла в активных приготовлениях обеих сторон. Пирр, рискуя своими отношениями с греками, активно вербовал их в армию: для победы над Римом нужно было собрать как можно больше сил. Кроме того, Пирр старательно готовил к сражению своих италийских союзников, обучая их действиям в «правильном» расчлененном строю. Надо сказать, что Пирр в целом неплохо подготовился к новому противостоянию: его армия выросла вдвое.
В кампании 279 года до н. э. Пирр нанес удар не по богатой, но хорошо защищенной Кампании, а атаковал Апулию — равнинную область на юге Италии, лежавшую к востоку от Кампании. Туда же отправились обе консульские армии, намереваясь преградить пути для дальнейшего продвижения Пирра. Летом армии противников встретились у местечка Аускул в северо-западной Апулии. Вероятно, к этому моменту большая часть области уже была в руках царя.
Армии насчитывали примерно по 30 — 35 тысяч пехотинцев, несколько тысяч конницы (численный и качественный перевес был на стороне царя). Также на службе Пирра было 19 слонов. Римляне собрали несколько легионов (по разным оценкам от 4 до 7), которые были усилены отрядами союзников. Союзные отряды италиков воевали и на стороне Пирра — греки (а тем более собственно эпириоты) составляли меньшую часть его армии.
О том, как выглядело поле боя, до нас дошло не так много сведений: известно, что, в отличие от Гераклеи, Пирр первым атаковал римлян, выйдя из лагеря и переправившись через реку, которая пересекала поле боя. Берега речки были покрыты лесами, затрудняя действия конницы и слонов и мешая строй тяжеловооруженных гоплитов-эпириотов. Между рекой и римским лагерем находилась равнина, достаточно большая, чтобы там построились оба войска.
О военном деле Пирра и Рима мы уже кратко упоминали, рассказывая о битве при Гераклее, здесь укажем лишь, что наиболее боеспособными и опытными частями армии Пирра были всадники-фессалийцы (ударная кавалерия), гоплитская эллинистическая фаланга и элитные подразделения гипаспистов (агемы), более подвижных и легковооруженных, чем фаланга. Основой армии римлян в то время был реформированный легион, разделенный на манипулы гастатов, принципов и триариев.
К моменту битвы при Аускуле италики стали играть еще более заметную роль в эпирской армии, ведь именно за их счет Пирр наращивал силы. Как уже указывалось выше, царь попытался приучить италиков действовать более организованно и сражаться в расчлененном строю.
Летним утром 279 года до н. э. царь Пирр начал выводить свои войска из лагеря, намереваясь перейти реку вброд и навязать римлянам сражение на противоположном берегу. Интересно, что у античных авторов расхождения встречаются даже в том, сколько длился бой: одни писатели утверждают, что сражение шло один день — другие, что бой растянулся на два дня. Сегодня большинство историков склонно полагать, что бой действительно длился два дня: в первый Пирр попытался переправиться через реку, а римляне дали ему жесткий отпор, основное сражение же произошло на следующий день.
Пирр столкнулся с трудностями еще в самом начале битвы. Переправа оказалась вовсе не такой простой, как ожидал царь: римляне выбрали удачную позицию для сражения, так что войска эпириотов, переправляясь через реку, столкнулись с ожесточенным сопротивлением на вражеской стороне: конница не могла закрепиться на высоком лесистом берегу, а пехотинцы, оказавшись под обстрелом, были вынуждены прикрыться щитами и обороняться, стоя по пояс в воде. Римляне и эпириоты фактически поменялись ролями: за год до этого консул Левин также пытался переправиться через Сирис и, закрепившись на другом берегу, опрокинуть Пирра и его армию.
Упорство римлян в защите своего берега было столь велико, что в первый день Пирру так и не удалось переправиться и развернуть свою армию для боя. С другой стороны, и римляне не смогли сбросить эпириотов в реку — последние сумели занять плацдарм на другом берегу реки и удержать его до наступления темноты. Ночью легионы отошли в лагерь, а воины Пирра остались отдыхать прямо на поле боя. Исход битвы должен был выясниться на следующий день.
Решение Пирра оставить войска ночевать прямо в поле, было продиктовано желанием сохранить тактическую инициативу на следующий день. И действительно, когда римские командующие только выводили легионы из лагеря, армия Пирра уже была построена и готова к бою. Центр эпириотов состоял из пехоты, которой царь попытался придать максимальную упругость: отряды италиков стояли вперемешку с греками, придавая строю гибкость. Ядром пехоты была фаланга эпириотов-молоссцев. На флангах, чуть позади пехоты, расположилась конница. Часть всадников и слоны были выведены в резерв.
Римляне построились аналогично: пехота в центре, на крыльях конница. Консулы планировали «перемолоть» пехоту Пирра еще до введения в бой слонов. Но и на случай появления этих страшных зверей, сражаться с которыми римские пехотинцы просто отказывались, казалось, было найдено решение: римляне, если верить античным авторам, вывели на поле боя сотни повозок (или колесниц) с жаровнями, факелами, трезубцами и железными косами, которые должны были пугать и ранить слонов. Впрочем, на деле все вышло немного иначе.
Сражение началось с перестрелки метателей, после чего римляне сразу перешли в атаку и бросились на пехотинцев Пирра. Разгорелся жаркий бой. Римляне со всей энергией атаковали неприятеля, стремясь потеснить его и прорвать фронт италиков Пирра. Там, где сражалась эпирская фаланга, римлянам так и не удалось достичь успеха, но вот на левом фланге и центре, где сражались преимущественно луканы и самниты, уступавшие римлянам в выучке и вооружении, легионы сумели потеснить врага. Царь, однако, умело использовал гибкость своей армии и резервы, перебрасывая их на угрожаемое направление.
Наконец, когда воины с обеих сторон были уже достаточно утомлены боем, на фланге римлян послышался неясный гул и топот. Это были слоны! Невзирая на страх, который внушали животные, командиры римлян оставались спокойны: они надеялись на повозки-колесницы с экипажами.
Но Пирр был далеко не так прост, чтобы рисковать немногочисленными животными: элефантерии был придан большой отряд лучников и метателей и отряды конницы, которые должны были очистить слонам дорогу. Легкие маневренные отряды без проблем разделались с неповоротливыми колесницами, а слоны, прогнав неприятельских всадников, врезались во фланг римских легионов.
Пирр, который сражался среди пехотинцев, также усилил напор на манипулы противника и римляне, наконец, дрогнули. Против слонов, казалось, сражаться было невозможно — можно было только бежать. Животных сравнивали со стихийным бедствием — наводнением или землетрясением. Римляне спасались бегством и укрывались в лагере неподалеку от места сражения.
Царь не рискнул штурмовать римские укрепления с ходу: его армия была утомлена двухдневным сражением, да еще и ощутимо поредела. Кроме того, сам царь был ранен (как и консул Фабриций) и мог на какое-то время потерять управление боем, а в тылу уже замаячили костры: лагерь эпириотов был в опасности. Оказалось, что во время сражения один из союзных римлянам отрядов италиков обошел место боя и атаковал лагерь врага, так что Пирру пришлось срочно принимать меры для спасения припасов и награбленного добра. О продолжении битвы речи быть уже не могло.
Пирр снова одолел римлян в открытом бою, лицом к лицу, не прибегая к засадам или хитрости (кроме, разве что, слонов). Потери Пирра обычно оцениваются в 3,5 тысячи воинов, легионов — в 6 тысяч, однако, если эти цифры учитывают потери только среди собственно эпириотов и римлян (как считает, например, исследователь Р. В. Светлов), то стороны потеряли минимум вдвое больше солдат — всего до 20 тысяч воинов.
Тем не менее, как и при Гераклее, победа досталась Пирру дорогой ценой, ценой гибели многих его ветеранов и приближенных. Осматривая поле боя Пирр в сердцах якобы воскликнул: «Еще одна такая победа — и я погиб!». Римляне, несмотря на еще одно чувствительное поражение, разгромлены не были и все еще отказывались заключить мир с Пирром пока он не покинет Италию.
Однако наследникам врагов Пирра этого показалось мало: в античной историографии битва при Аускуле из поражения римлян превратилась… в победу! Историк С. С. Казаров так пишет об этом: «…римляне, потерпевшие поражение на поле боя, взяли убедительный реванш на страницах исторических сочинений». На поверку сражение при Аускуле не было такой уж «Пирровой победой», как его старалась представить враждебная Пирру римская историография, хотя именно этой битве мы обязаны появлением крылатого выражения, известного еще в древности.
После Аускула активные боевые действия на какое-то время затихли. Если в случае с римлянами это легко объяснить — им нужно было время, чтобы восполнить силы, да и биться с заморским царем и его чудовищами в открытом поле вряд ли хотелось — то почему Пирр не продолжил со всей энергией войну, понять куда сложнее.
Кто-то объясняет это обескровленностью армии царя, чьи мобилизационные возможности были куда скромнее римских, другие же указывают на политическую ситуацию на Балканах, где вторжение кельтов-галатов совпало с падением власти в Македонии. Пирр действительно должен был быть настороже, чтобы своевременно среагировать на события за морем.
С другой стороны, сказывались особенности натуры Пирра — человека талантливого и решительного, но нетерпеливого. Вот и теперь он уже начал тяготиться своим положением в Италии, видя что война с Римом затягивается, а местные греки все больше видят в нем тирана, чем спасителя. В это же время к нему прибыла очередная делегация из Сиракуз, оказавшихся в кольце врагов: на северо-востоке острова лютовали разбойники-марметинцы, на западе карфагеняне захватывали все новые и новые земли — им даже удалось дойти до самих Сиракуз. У сицилийских греков не оказалось способного руководителя, потому они неоднократно просили Пирра прибыть к ним и помочь в борьбе с врагами эллинов.
Царь, увязнув в Италии, все серьезнее задумывался об экспедиции на Сицилию. И действительно: проведя еще год на Апеннинах, дожидаясь удобного момента, Пирр отправился на остров для борьбы с пунами, придав своей экспедиции такой же панэллинский характер, как и высадке в Италии.