Почему войска Наполеона побеждали

1. Призывники вместо наёмников

Почти все армии конца XVIII — начала XIX веков комплектовались наёмниками. По всей Европе ездили отряды вербовщиков, предлагавшие доверчивым крестьянам или горожанам посмотреть мир, послужить королю и получить за это звонкую монету. Нередко «добровольцев» «убеждали» записаться на службу, просто спаивая кандидатов за счёт короны.

Поэтому за новобранцами был нужен постоянный присмотр: только что принятые на службу солдаты, прогуляв задаток, могли опомниться и сбежать.

В 1798-м, в последний год Республики, был принят закон Журдана-Дебреля. Отныне воинская повинность объявлялась частью гражданского долга каждого француза в возрасте от 20 до 25 лет. Так появилась система конскрипции. Теперь ежегодно под знамёна призывались все достигшие конскрипционного возраста. Но, поскольку армии не нужно было столько солдат, тех, кто пойдёт служить, определяли по жребию. Остальные зачислялись в резерв или могли поступить в национальную гвардию — добровольческие части, призванные защищать порядок внутри страны.

Французская армия стала первой по-настоящему национальной армией. Даже русская, комплектуемая в основном в коренных русских областях, всё же не была армией народа, потому что рекрутчина отрывала солдата от общества, превращая его в члена особой военной касты.

Французская новинка быстро доказала свою эффективность и была усвоена Пруссией, где с 1813 года тоже появилась призывная система. В России со времён Петра Великого действовала рекрутская модель, похожая на призыв, но затрагивавшая лишь малую часть подданных, — поэтому армия не была массовой.

2. Молодые ветераны

Заметно отличался и срок военной службы французов. Если в наёмной или рекрутской армиях обычно оставались в строю надолго, порой на десятилетия, то служба после введения конскрипционной системы стала эпизодом в жизни простого француза. Хотя формально в военное время солдаты находились в строю бессрочно, а воевала Франция при Наполеоне почти всегда, каждый год немалая часть личного состава уходила в отставку после нескольких лет службы.

И, что особенно интересно, это были совсем не убелённые сединами старики.

Учитывая, что под ружьё французы становились в весьма молодом возрасте, в разряд ветеранов они переходили ещё до 30 лет.

В наёмных и особенно рекрутских армиях ситуация была принципиально иной. Если послушавший вербовщика вчерашний крестьянин оставался в строю, то чаще всего он служил долгие годы. Рекрутская армия Российской империи вообще подразумевала, что солдат, встав под наши знамёна, мог вернуться к мирной жизни лишь после двадцати пяти лет службы. Или же получить отставку после тяжёлых ранений и инвалидности.

3. Звон монет

Наполеон сделал армию главнейшей опорой трона. Но для того чтобы войско хранило верность императору, а престиж военной службы оставался высоким, солдатам и офицерам приходилось выплачивать немалое жалованье.

Сравните: в России солдат получал в год около десяти рублей, младший офицер в чине поручика оценивался выше — в 30 рублей, капитан — уже в 50 рублей. Во Франции простой пехотинец мог рассчитывать на жалованье в 120 франков, гвардейский гренадер имел уже больше 400 франков, лейтенанты получали 1200 франков, капитаны — более двух тысяч, жалованье гвардейских офицеров удваивалось. С учётом разницы курсов ассигнационных рублей, которыми платили жалованье в России, и французского серебряного франка, доход французского офицера был где-то в три-четыре раза выше, чем у русского. Солдат в синем мундире получал примерно в девять-десять раз больше, чем солдат в зелёном. Причём такая разница, пусть в не столь выраженной форме, относилась к большей части европейских армий (кроме, пожалуй, британской, где жалованье было одним из главных стимулов службы). Считалось, что офицер и дворянин имеет достаточно собственных средств, чтобы служить своему королю «ради чести».

В результате благосостояние простых французских солдат было просто немыслимым для их русских коллег. Императорские гвардейцы носили в ухе массивную золотую серьгу, считавшуюся чем-то вроде корпоративного знака. Вес такого украшения достигал 15-25 граммов. Обычными среди гвардейцев были золотые часы.

Фактически доход французских нижних чинов был сопоставим с жалованьем русских младших офицеров, а наполеоновские офицеры на их фоне выглядели настоящими богачами. Да, Бонапарт щедро платил за кровь, пролитую ради его славы!

4. Сословное равенство

Для начала XIX века французская армия отличалась демократизмом, удивительным для любой другой страны мира (с исключением в виде США). Только 5% офицеров происходили из дворян; 20% — что очень и очень много — были землевладельцами, то есть преимущественно крестьянами, хотя среди этого числа попадались и крупные хозяева; 30% относились к буржуазии — дети рантье, торговцев, коммерсантов; 10% вышли из семей врачей, юристов, журналистов, актёров, художников и других представителей свободных профессий. Военные династии дали армии около 7% офицеров.

В то же самое время в Российской империи почти 78% офицеров александровской эпохи родились в дворянских семьях. Чуть более 10% русских офицеров происходили из семей крестьян, мещан, священников или солдат. В Пруссии, где каста юнкеров ревниво хранила право монополии дворянства на офицерский чин, процент офицеров-дворян был ещё выше.

Пятьдесят два процента сыновей лордов в наполеоновские времена выбирали военную карьеру, 47% сыновей джентри (мелкопоместное нетитулованное дворянство) также шли в армию или на флот, примеряя офицерские эполеты. В Великобритании большинство офицеров относилось к дворянству, среди которого преобладало нетитулованное (джентри). Немало среди них было джентльменов, происходивших из семей, занявшихся «благородным» трудом вроде медицины или адвокатуры, и торговцев. Только обеспеченные люди могли позволить себе купить офицерский патент.

Офицерский корпус всех стран Европы был в то время почти исключительно дворянским, поэтому французская армия, где преобладали буржуа и мелкие сельские хозяева, выглядела абсолютно непривычно.

5. Интеллектуалы со шпагой

В старой европейской традиции считалось, что любой благородный человек по праву происхождения может быть офицером, а научиться командовать солдатами на поле боя — дело нехитрое и постигаемое на практике. Французы после революции, и особенно в годы Империи, решили, что качественному военному образованию надо придать гораздо больше веса.

В России начала XIX века военное образование можно было получить лишь в двух кадетских корпусах. Во Франции работали пехотные военные школы в Сен-Сире, Сен-Жермене, кавалерийская школа в Сен-Жермене и знаменитая Политехническая школа, готовившая военных инженеров и артиллеристов (эта школа была прославлена высоким уровнем образования и тем, что там преподавали светила европейской науки). Также военных инженеров обучала Компьенская школа искусств и ремёсел, а для унтер-офицеров (чего не было ни в одной другой армии) организовали специальную школу в Фонтенбло.

В русской армии около 9% офицеров получили образование в кадетском корпусе или университете. В войсках Наполеона число офицеров с военным образованием достигало 15%. Система французского гражданского образования была столь хорошо развита, что в стране действовали более 40 лицеев, более 300 колледжей и более тысячи средних школ. Такого уровня народного просвещения, охватывающего не только офицерский корпус, но и бо́льшую часть солдат, не знала в то время ни одна страна мира.

6. Господство милитаризма

Абсолютистские монархии XVIII века были очень милитаристскими обществами. Армия и королевский двор являлись главными государственными институтами, поглощавшими почти все налоговые поступления. Страна управлялась посредством армии, которая виделась высшим воплощением устройства общества, где каждый подданный должен был занимать своё место и добросовестно выполнять приказы, исходящие с самого верха.

Но в наполеоновской Франции милитаризм и культ армии достигли, наверное, своего пика. Французский историк Жан-Поль Берто писал:

«Новое общество… должно было строиться не только на денежном богатстве и земельной собственности, не на количестве клиентелы и слуг. Оно должно было быть движимо самопожертвованием во имя общего дела, которое никогда не является суммой эгоизма отдельных личностей».

Наполеоновская Франция не была ни аристократическим обществом, каким ещё долгое время оставалась остальная Европа, ни буржуазным, победившим во второй половине XIX столетия. Власть и влияние там не принадлежали ни элите по праву рождения, ни богачам. В центре общества находись военные, которые получали бо́льшую часть выгод от имперских побед и завоеваний. Всё это создавало очень необычное восприятие мира национальной элитой.

Историк Франции О. Соколов отмечал: «государство Наполеона, … как это ни парадоксально звучит, — государство ещё более „старого порядка“, чем дореволюционная Франция. По своим моральным ценностям оно было ближе к рыцарям времён Филиппа Августа, чем к придворным кавалерам Людовика XVI».

Все перечисленные отличия делали французскую армию при Наполеоне уверенной в своих силах, сплочённой, хорошо понимающей, за что она сражается. Всё это прекрасно работало до тех пор, пока подъём национального движения в Европе не доказал, что дух воюющего против чужеземцев народа значит гораздо больше. Так блестящая наполеоновская армия была неоднократно разбита и ушла в историю, оставив после себя лишь память о храбрости и военных подвигах.