«Флот захвачен!»
Для начала — цитата из классика (Валентин Пикуль, «Каждому своё»):
– Парижская Директория поручила управлять армией в Италии новому командующему — генералу Моро, а он из разжалованных, ему по делу Пишегрю чуть было голову не снесли.
– Моро… Моро… — призадумался Суворов, напрягая память. — Не тот ли это Моро, который насмешил всю Европу, когда его кавалерия захватила флот у голландцев?
– Да, история не знала подобного: Моро атаковал флот в гавани, его гусары Лагюра въехали на палубы кораблей и саблями изрубили все снасти такелажа.
– Каков храбрец! При косе Кинбурнской я пускал казаков морем в воде по брюхо, но корабли брать… не додумался. Егор Борисыч, — распорядился Суворов, — пошлите Моро мое приветствие по случаю его назначения.
На самом деле захватом голландского флота командовал не Моро, а полковник 15-го гусарского полка Луи Жозеф Лаюр, но речь сейчас не об этом. Была ли вообще атака кавалеристов на корабли? И что значит — «захватил флот»?
Итак, всё началось с заметки бывшего капитана и командующего голландским флотом Хермана Рейнтэйса, что голландский флот, вмёрзший зимой 1795 года во льды у Текселя, постигла катастрофа — он получил решение Государственного Совета о сдаче флота французам. С тяжёлым сердцем Рейнтэйс выполнил приказ, тем самым закончив войну между Францией и Голландией.
В 1819 году Антуан-Анри Жомини в своем труде «Военная история французской революции, 1792–1800 гг.» упомянул, что французские гусары форсировали на лошадях замерзший канал и атакой захватили голландский флот. Имел ли Жомини для этого основания? Нет — он не только не участвовал в кампании в Нидерландах, но тогда ещё и не служил во французской армии. Антуан-Анри Жомини поступил на французскую службу волонтёром в 1804 году, участвовал во вторжении в Россию в 1812, был губернатором Вильны, в 1813 перешёл на русскую сторону и стал Генрихом Вениаминовичем, русским бароном — и даже наставником сына Николая I. Во Франции Жомини служил при штабе у маршала Нея и, возможно, почерпнул свои сведения из рассказов знаменитого «князя Московского».
Далее два французских историка Минье и Лакратель, в 1824 и 1825 годах соответственно, описывают этот случай, полностью воспроизводя Жомини, но при этом расцвечивая сухой отчёт последнего яркими красками. Это и понятно — тот же Лакратель начинал свою биографию как репортер газеты «Роялист» и, несомненно, обладал хорошим слогом.
Ещё одно свидетельство о лихой кавалерийской атаке на корабли приводит шотландец Арчибальд Элисон в своей десятитомной «Истории современной Европы от Французской революции до падения Наполеона». Её он написал в период с 1833 по 1842 годы, и там снова повторяется рассказ об атаке гусарами по льду на корабли.
Симптоматично, что Бенджамин Дизраэли, который не испытывал особой симпатии к Элисону, прозвал его Мистер Болтун (Mr. Wordy).
Ну а далее пошло-поехало. Конечно же, французы с удовольствием восприняли такое изложение событий, тем более — дело-то небывалое: лёгкая кавалерия флот захватила!
Первый отчёт с голландской стороны последовал только в 1845 году. Йохан Корнелиус де Йонге (Младший) издал работу «Сборник документов голландского флота» где излагалась совершенно другая картина. Восемнадцатого января 1795 года штатгальтер Голландии Вильгельм V Оранский бежал в Англию. Власть осталась у Государственного Совета, который, ошеломлённый напором войск французского командующего Пишегрю, приказал оставшимся дееспособным силам не сопротивляться французам. По сути это был приказ на капитуляцию.
Рейнтэйс, как раз тогда командовавший флотом, получил этот приказ 21 января. У него оставалось два варианта — либо вывести флот в море, пока он не вмёрз во льды у Ден Хелдера, либо затопить, чтобы тот не достался в руки противнику. Французы появились у Текселя только в ночь с 23 на 24 января. Что же делал эти два дня Рейнтэйс?
Мы ещё отдельно поговорим об этом, а пока продолжим изложение голландской версии событий.
Лукавый полковник
Итак, 24 января гусары окружили стоянку кораблей. Французский генерал послал парламентёра на флагманский линкор «Адмирал Пит Хейн», и голландцы согласились сдаться, поскольку имели такое же предписание от Государственного Совета.
Не правда ли, без лихой кавалерийской атаки дело выглядит более обыденным, но более логичным? Хирург с голландского корабля «Снелхейд» писал: «В субботу утром вестовой сообщил мне, что французский гусар находится у нашего судна. Я выглянул в пушечный порт, и действительно увидел гусара».
Мы знаем версию событий голландцев из первых рук, знаем изложение Жомини и его последователей через 20-30 лет после событий, — но что же говорили французы, которые непосредственно участвовали в захвате голландского флота, прежде всего командовавший захватом полковник Луи Жозеф Лаюр?
Впервые Лаюр коснулся инцидента в письме от 1846 года, и это как раз ответ на версию Корнелиса-младшего. Вот что он написал: _«После всех необходимых предосторожностей типа обёртывания ног лошадей тканью, чтобы приглушить звук копыт, мы произвели нападение. Лёд был крепким, голландские корабли были захвачены после того, как всадники окружили их».
Линкор того времени — это арсенал из 60-90 орудий, а также 500-800 человек команды, имеющих, помимо тяжёлого вооружения, мушкеты, сабли, палаши, ручные гранаты и т. д. То есть одного окружения гусарам для захвата было явно недостаточно. Так что-либо память подводит полковника, либо это попытка приукрасить собственный подвиг.
«На рассвете я немедленно отбыл с ротой тиральеров (стрелков) и эскадроном гусар к дюнам. Когда голландцы увидели нас, они начали приводить свои корабли в боеспособное состояние. Я послал тиральеров вперёд, и последовал за ними с частью своих сил. Флот был захвачен. Моряки приняли нас на борту с большой любезностью (de bonne grace)».
Ещё раз — первое письменное упоминание Лаюра о бое произошло спустя 51 год после события, когда он был 79-летним стариком. Уже одно это заставляет критически относиться к его «байке охотника на привале». В письме он даже не помнит точного количества кораблей — 14-15 линкоров и 11-18 торговых судов. Маловероятно, чтобы отчёт, написанный по горячим следам, грешил такими неточностями, ибо иногда ошибка в один линкор может оказаться роковой.
Делу могли бы помочь бумаги Пишегрю, но тот в августе 1795 года сжёг все свои записи и документы и перешёл на сторону роялистов. В 1803 году участвовал в заговоре против Наполеона, был пойман, осуждён и повесился (или убит) в камере. Поэтому его версия событий неизвестна.
Никакой романтики!
Напоследок поговорим о капитане Хермане Рейнтэйсе, ведь у нас остался важный вопрос — почему он ничего не предпринял за целых два дня? И тут можно вспомнить Яна Виллема де Винтера — бывшего голландского моряка, который осуществлял общее командование силами, призванными нейтрализовать голландский флот. Логично предположить, что Рейнтэйс в тот же день, 21 января (или даже ранее), получил депешу от Винтера, которая призывала не уничтожать голландский флот. Эта версия косвенно подтверждается тем, что в Батавской республике Рейнтэйс стал сразу вице-адмиралом, то есть перепрыгнул через три звания (командор, шаутбенахт и контр-адмирал).
Вот и вырисовывается финальная версия. Двадцать первого января 1795 года Рейнтэйс получил депешу от Государственного Совета, что французам не нужно оказывать сопротивление. В то же самое время ему вручили какое-то распоряжение или предложение от Винтера — и Рейнтэйс дал кораблям вмерзнуть в лёд.
Двадцать третьего января появились французские разъезды, 24-го на борту флагмана «Адмирал Пит Хейн» появился Лаюр, и далее была просто подписана капитуляция голландского флота. Всё просто и обыденно, хотя и не так романтично.
Оба командира, вероятно, вздохнули с облегчением после подписания всех необходимых бумаг, поскольку дело обошлось без кровопролития.