Зачем Сталину нужна была война с Финляндией

30 ноября 1939 года в 8 часов утра холодный воздух наполнил свист снарядов. Стреляли с советской территории, со стороны Кронштадта. Влетали в воздух деревья, камни, дома, кричали люди. Едва освещенный горизонт окрасился в багровый цвет. Это было завораживающее и вместе с тем ужасающее зрелище, которое усиливал вой краснозвездных бомбардировщиков, обрушивших удар на неприятельские позиции с воздуха.

Затем послышался треск пулеметных очередей. Стреляли красноармейцы, им отвечали финны. Но эта была лишь прелюдия к атаке, о которой возвестили взвившиеся в небо зеленые ракеты. С криками «ура!» побежала вперед красная пехота, саперы начали наводить понтонные мосты через реку Райяоки. В это время другие колонны русский войск двинулись в глубь Финской Карелии…

Сталин против Маннергейма

Советские вожди не сомневались, что Красная армия раздавит противника. Сталин говорил: «Достаточно громко сказать им, если же не услышат, то разок выстрелить из пушки, и финны поднимут руки вверх…»

В своих мемуарах Никита Хрущев писал: «Нам нужно было всего лишь прикрикнуть, и финны бы подчинились. Если бы этого не произошло, было бы достаточно одного выстрела, чтобы финны подняли руки и сдались. Во всяком случае, думали мы именно так»

Но так было лишь до войны. После войны Хрущев говорил, что «финны оказались превосходными солдатами. Вскоре мы поняли, что этот кусок нам не по зубам».

Советский Союз все-таки победил Финляндию. Но зубы немножко поломал. Во всяком случае, Гитлер пришел к выводу, что Германия легко справится с Советским Союзом. Тот же Хрущев писал: «Немцы с нескрываемой радостью наблюдали, как мы терпим поражение от финнов».

Наверное, и сами финны не очень-то верили, что могут дать отпор могучей России. Но - не думали об этом. Просто решили сопротивляться, такой у них характер. У русских был Сталин, у финнов - Маннергейм. И еще линия - Маннергейма, на которую северяне очень надеялись.

Вообще-то финны могли избежать войны. Надо было только согласиться на условия Москвы: отодвинуть советско-финскую границу от Ленинграда и Мурманска - на этом настаивал Сталин на переговорах в Москве в октябре 1939 года. Но этим требования не ограничивались. Надо было отдать Советскому Союзу еще четыре острова и сдать в аренду полуостров Ханко

Взамен Москва предлагала Хельсинки территорию в Карелии – причем, вдвое больше той, чем отдадут финны. Тем не менее, это был ультиматум большой страны маленькой. Сталин был уверен, что Финляндия его примет. К тому же, надеяться ей было не на кого. Гитлер только подружился с  Советами и не собирался ввязываться в драку на севере. Франции и Англии было не до финнов, им предстояла стычка с Германией. У шведов был соблазн насолить грозным соседям, но они боялись, что Красная армия захватит не только Хельсинки, но и Стокгольм.

Слово за солдатами

Однако, гордые финны отвергли притязания Сталина. Разговоры продолжались, но сами переговоры явно заходили зашли в тупик. Председатель Совета народных комиссаров Вячеслав Молотов, угрожающе сверкая стеклами пенсне, говорил:  «Мы, гражданские люди, не достигли никакого прогресса. Теперь слово будет предоставлено солдатам».

Занавес над переговорами был опущен. Члены финской делегации - государственный советник Юхо Паасикиви, посол Финляндии в Москве Аарно Коскинен, и полковник Аладар Паасонен, сидя в вагоне поезда, уносящего их  домой, угрюмо молчали. Они уже сообщили в Хельсинки, что возвращаются с пустыми руками. 

Впрочем, все было решено еще раньше. 3 ноября 1939 года в «Правде», главной газете  Советского Союза, была напечатана статья, в которой утверждалось, что коварная Финляндия отвергает миролюбивые предложения Советского Союза. Заключительные строки не оставляли сомнений в намерениях советского руководства: «Мы отбросим к черту всякую игру политических картежников и пойдем своей дорогой, несмотря ни на что. Мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели».

Наступило томительное затишье. Финны уже смирились с тем, что им придется воевать. Их командиры видели в бинокли, как огромная масса русской пехоты и танков стягивается к границе. В хмуром небе ревели краснозвездные самолеты. Вопрос был только в том, когда начнутся бои

Но для этого нужен Casus belli – формальный или истинный повод к войне. Впрочем, он нашелся быстро. Или был готов заранее? В общем, Москва выступила со следующим сообщением: «По сообщению Генерального штаба Красной армии сегодня, 26 ноября, в 15 часов 45 минут, наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы Финляндии, около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артиллерийским огнем. Всего было произведено семь орудийных выстрелов, в результате чего убито трое рядовых и один младший командир, ранено семь рядовых и двое из командного состава...»

Трудно поверить, что финны сами спровоцировали войны. Им было выгоднее затаиться, как мыши и ждать. Война нужна была не им, а Сталину…

Советский блицкриг

В тот же день, 26 ноября, «Правда» опубликовала статью «Шут гороховый на посту премьера» - так называемый памфлет, посвященный о главе кабинета министров Финляндии Аймо Каяндере. На самом же деле это был набор оскорблений.

«Правда» откровенно издевалась: «Ужом вьется финляндский премьер. Он хнычет, размазывая слезы на грязном лице: «Поскольку в переговорах трудно было найти общую платформу, они пока что прервались. Об этом следует сожалеть, так как Финляндия искренно желает поддерживать хорошие отношения со всеми соседями ...»

Далее автор передовицы коммунистической газеты  буквально вошел в раж:

«Удивляться ли тому, что Каяндеры не нашли «общую платформу» с советским правительством! Шут гороховый кувыркается на «общей платформе» воинствующего империализма, гремит джаз-оркестр, пищат дудки, хлопает бич шталмейстера. Долго ли будет длиться этот политический балаган? Надо надеяться недолго….»

В ноябре 1939 года в Кремле состоялось совещание, в котором приняли участие заместитель наркома обороны Лев Мехлис, командующей 7-й армией (она будет брошена в наступление на Карельском перешейке) Кирилл Мерецков, командарм Григорий Кулик, начальник артиллерии Николай Воронов.

Последний вспоминал об этом совещании в своих мемуарах. Его спросили: «Какое количество снарядов потребуется для возможных военных операций на Карельском перешейке и к северу от Ладожского озера? Какое артиллерийское вооружение необходимо для поддержки?»

«Все зависит от ситуации, - ответил Воронов. И задал наивный вопрос: «Вы собираетесь обороняться или наступать?» Он также поинтересовался, какими силами будет наступать Красная армия и на каких участках. Коллеги ему ответили. И сообщили, что на военную операцию отводится дней десять-двенадцать

Осторожный Воронов возразил: «Я буду рад, если все удастся решить за два или три месяца». Все засмеялись. Кулик же изменился в лице: «Вам приказано сделать все расчеты исходя из того, что операция продлится двенадцать дней!»

Наверняка Кулик так говорил, посоветовавшись со Сталиным. Тот, под впечатлением молниеносного разгрома Польши Гитлером, хотел совершить советский блицкриг. Не одним же немцам так быстро военные дела проворачивать.

«Примерзший, маленький, убитый…»

Финны назвали ту войну Зимней. Она была не просто зимней, но и страшно морозной. Таких холодов в их краях не было с 1828 года. Знало ли командование Красной армией, что ведет своих солдат в замерший ад? Наверняка. Тем не менее, многие воины были одеты в буденовки и легкие шинели. Теплая одежда стала приходить на фронт позже, когда появились тысячи обмороженных.

На следующий день после артиллерийского обстрела с финской территории – кто стрелял, так и не ясно - Молотов заявил финскому послу, что его правительство больше не считает себя связанным договором о ненападении с Финляндией…

Не стану пересказывать многократно описанные перипетии сражений 105-ти дневной войны. О тех событиях известно многое – то, что  красные военачальники были, мягко говоря, не Наполеоны, к тому же самоуверенные. В итоге была загублена тьма солдат – одни убиты, другие померзли. А у финнов и одежда была теплая, и оружие удобное, и лыжниками они слыли превосходными. К тому же, местность северяне знали прекрасно – знали, где напасть на пришельцев, где от них схорониться.

Однако, та война зияет многочисленными тайнами – не зря же финскую кампанию в СССР назвали неизвестной

Понятно, почему о сражениях в Финляндии не хотели вспоминать в советское время. Потому что опозорились на весь свет. Но сейчас-то что скрывать? Государственные хранители исторических ценностей, военные, покажите, расскажите о тех событиях, покажите документы! Заткните рот правдой тем, кто лжет, клевещет, искажает летопись страны…

В ответ – молчание. Когда-нибудь потом дадут маленький кусочек правды. Потом еще один…

В 1943-м, в разгар Великой Отечественной, о предыдущей войне вспомнил Александр Твардовский в стихотворении «Две строчки»:

Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду…

Среди большой войны жестокой,
С чего - ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.

Другой поэт – Сергей Наровчатов, ушедший на финскую добровольцем, вспоминал: «Я понял, что такое взрослость, какая это страшная вещь… Из батальона в 970 человек осталось нас 100 с чем-то, из них 40 человек невредимыми».

Писательница Елена Ржевская, хорошо знавшая Наровчатова, в своей книге «За плечами ХХ век» писала: «Сергея спасло то, что был сильным лыжником и, живя на Колыме, с детства – на лыжах (мать с ним последовала за отцом в ссылку) и привычнее других к морозам… Сергей уходил на лыжах вперед и, привалясь на палки, засыпал. Поравнявшись с ним, его расталкивали, потому не уснул навеки, замерзнув, а поспав сколько-то, немного набирался сил, снова отрывался от бессонного батальона вперед и мгновенно засыпал стоя. Но обморожения не избежал…»

Без «ярости благородной»

В моей коллекции есть старая, исцарапанная пластинка. На круглой этикетке - лаконичная аннотация: «Принимай нас Суоми-красавица». Диск изготовлен на Фабрике граммофонных пластинок в Ленинграде 80 лет назад - в 1939 году.

Кладу пластинку на диск патефона, опускаю мембрану. После шипенье, треска - короткое музыкальное вступление. Сильный, красивый тенор выводит первые слова: «Сосняком по откосам кудрявится / Пограничный, крутой косогор. / Принимай нас, Суоми-красавица, / В ожерелье прозрачных озер…»

Песня композиторов Даниила и Дмитрия Покрасс и поэта Анатолия д`Актиля – финской войне. Она звучала совсем недолго. Потому что в ней то, чего не было. Финны не сдались, освободительного похода на север не получилось.

В этой мелодии нет «ярости благородной», которая захлестнет советских людей в июне сорок первого. Финнов пытались убедить, что к ним идут не завоеватели, а добрые соседи, чтобы помочь строить новую жизнь. Но сначала надо освободиться от груза прошлого: «Много лжи в эти годы наверчено, / Чтоб запутать финляндский народ. / Раскрывайте ж теперь нам доверчиво / Половинки широких ворот!..»

Но финны не захотели вывешивать у себя красные флаги и портреты Сталина. Красная армия несла тяжелые потери, пылали краснозвездные танки, подожженные «коктейлями Молотова», грохотали финские пистолеты-пулеметы «Суоми». И все получилось совсем не так, как в песне: «Мы привыкли брататься с победами / И опять мы проносим в бою / По дорогам, исхоженным дедами, / Краснозвездную славу свою…»

Но все в итоге завершилось миром. Хотя и худым миром, потому что в июне 1941 года началась Великая Отечественная. И красноармейцам пришлось схватиться в смертном бою не только с германцами, но и с финнами. Впрочем, эта тема для другого рассказа…