Белоэмигранты против джунглей и злых боливийцев: приключения русских офицеров в Парагвае

Страна, каких больше нет

Парагвай, наверное, был одним из самых нелогичных выборов для белоэмигрантов. Бесконечно далёкая, бедная, отсталая страна без непосредственного выхода к морю. Джунгли, саранча, плотоядные муравьи, смертельно опасные пауки и змеи, недружелюбные индейцы, среди которых встречаются и людоеды, — список можно продолжать очень долго. Но были у этой страны и определённые плюсы.

Например, невысокая стоимость жизни. Ещё бы — жилища просты, еда дёшева, а холодная зима отсутствует как класс. К тому же Парагвай был готов платить хорошие по меркам местной покупательной способности деньги за образованных людей и предоставлять им работу по специальности. Что далеко не всегда предлагалось русским эмигрантам в богатой и обустроенной Европе.

Что ещё более важно, парагвайцы ценили не только условных врачей и инженеров, но и военных специалистов. Приглашённый преподаватель соответствующих наук в высшее учебное заведение местной армии мог получать столько же, сколько депутат или министр. А в отдельных случаях оклад мог быть и как у президента.

Кроме того, парагвайцы умели умирать за родину как никто другой. Настолько, что в глобальном смысле подловили этим самих себя.

Виной всему была крайне неудачная для республики война 1864-70 годов. Судьба свела эту страну с коалицией из Бразилии, Аргентины, и Уругвая — шансов выиграть не было. Но сопротивлялись парагвайцы до самого конца, пока не потеряли буквально всех боеспособных мужчин: к концу войны осталось только 28 тысяч калек, детей и стариков. И ещё 200 тысяч женщин. Когда всё закончилось, оказалось, что проблемы не исчерпываются потерей половины территории, — сердце Америки накрылось тазом демографической катастрофы, которую подстёгивала абсолютная диспропорция полов.

Всё это порождало абсурдное, на первый взгляд, сочетание аграрной патриархальности и поразительной для любого европейского наблюдателя половой распущенности. Парагвайцы осознавали: если нация срочно не нарожает солдат, её сомнут окончательно — не завтра, так через полвека. Поэтому женщины начали ударно рожать по десятку детей. Благо одеть и прокормить их в тропическом изобилии было не так сложно, как, скажем, в средней полосе России. От мужчин в силу их малочисленности никто и не ожидал серьёзной помощи в быту — Парагвай стал страной матерей-одиночек, вечно голодных до плотских утех. Эдакий Таити XX века, где каждый иностранец мог почувствовать себя моряком с экипажа «Баунти».

Всё это, конечно, не было определяющим фактором для белоэмигрантов при выборе далёкого Парагвая, но приятным дополнением всё-таки являлось.

Лес раздора

К двадцатым годам соотношение мужчин и женщин успело слегка выровняться до одного к четырём. Меньше чем через десять лет оно вновь рухнуло до одного к пяти — на малолюдный Парагвай надвигалась тень очередной неравной войны.

Всё должно было завертеться из-за Чако — громадного неосвоенного лесного массива. Где-то в его дебрях находилась граница между Парагваем и соседней Боливией. Где точно, сказать было сложно — джунгли смертельно опасны и населены индейцами, которые могли и стрелой в горло угостить. Страны вели вялую дипломатическую перепалку, но долгое время у них и без того хватало своих задач и проблем.

Пока в соседней Боливии не нашли нефть.

В Чако признаки нефти тоже имелись — позже в ходе подробного исследования оказалось, что они себя не оправдали и никакого «чёрного золота» вокруг нет. Но в начале XX века этого ещё никто не знал, и стороны готовились всерьёз воевать за негостеприимную глушь.

В роли хищника безоговорочно выступала Боливия. Страна кратно превосходила Парагвай как по финансовым возможностям, так и по мобилизационному резерву. Боливийцы закупали танки, самолёты, перевооружали армию артиллерией поновее. Они массово нанимали немецких инструкторов. В 1933 году дошло даже до того, что вооружённые силы страны какое-то время возглавлял Ганс Кундт — бывший генерал Второго рейха.

Возможности Парагвая были куда скромнее, и его вооружённые силы кратно уступали противнику буквально во всём, кроме двух вещей: артиллерии, где был паритет по количеству, и кораблям — парагвайцы имели речные канонерки, а боливийцы этот тип проигнорировали. Во всём остальном — тотальный перевес боливийцев.

Кто первый расставит фигуры

Правда, у парагвайцев был сильный козырь — они успели подготовить само поле боя. И центральную роль в этом играл Иван Беляев — русский белый генерал, преподававший парагвайскому офицерству военное дело.

Он предвидел будущую войну с боливийцами ещё в 1924 году и «пробил» экспедиции в Чако. Беляева все отговаривали, предсказывая, что в непроходимых джунглях он или словит индейскую стрелу, или умрёт от обезвоживания, или будет сожран.

Но Беляев был человек упёртый, и экспедиция всё равно стартовала. А за ней ещё двенадцать.

В ходе них нашему герою удалось исследовать обширные массивы джунглей, создать первые карты района, заложить цепь важнейших фортов, а главное, подружиться с местными индейцами. Причём до такой степени, что те видели в Беляеве почти что божество.

В условиях Чако это было крайне важно — индейцы были верными глазами и ушами парагвайцев. Они подсказывали тайные тропы, по которым впоследствии удавалось сосредотачивать группировки для внезапных ударов во фланги, — чем обеспечивали парагвайцам важнейшее в условиях джунглей преимущество в мобильности.

Нищета и современность

Война стартовала в мае 1932 года. Ведомые немецкими военспецами боливийцы рассчитывали быстро проскочить безлюдные районы Чако и выйти к парагвайской столице, попутно окружив и уничтожив слабую, как они считали, армию неприятеля.

Но реальность оказалась другой: боливийцы завязли в явно недооценённом ими массиве Чако, воюя с природой, парагвайцами и недружелюбными индейцами. Затем настал период равновесия, перешедший в наступление Парагвая. Закончилось всё в июне 1935-го — по итогам мира большая часть Чако отошла Парагваю.

Не стоит думать, что всё шло легко и по плану. Численное и техническое преимущество боливийцев несколько раз едва не приводило к обвалу парагвайского фронта и победе. Кроме того, слабаками боливийцы тоже не были, хотя и уступали в плане боевого духа фанатично настроенным парагвайцам.

Время от времени боливийцы больно давали сдачи. Причём не только за счёт численности и техники.

Чего только стоит рейд боливийского офицера Хермана Буша. В сентябре 1934-го его отряд мастерски проник в неприятельский тыл и устроил засаду на осадную колонну. В результате парагвайцы потеряли полтысячи человек, 25 грузовиков и 75 орудий и миномётов — по меркам Чакской войны это очень много.

Особенно сильно била по Парагваю потеря людей — варианта «новых нарожают» в страдающей от тягчайшего дефицита мужчин стране быть не могло. И поэтому тяжелораненых вывозили на драгоценных самолётах.

Последних у республики на начало войны было всего 17 штук — в четыре раза меньше, чем у противника. Но эффективно использовать удавалось и их. В июле 1934-го парагвайские «потезы», например, совершили самый результативный авиарейд за всю войну, уничтожив на земле четыре боливийских самолёта и повредив ещё несколько. Это, впрочем, было не так важно на фоне того, что четыре месяца спустя они разбомбили ещё и крупный топливный склад. В условиях непроходимых джунглей это очень серьёзно сказалось на боливийцах.

Зато боливийские авиаторы смогли щедро добавить в войну своего национального колорита.

Пожалуй, только они массово использовали для снабжения осаждённых фортов в джунглях сбрасываемые с воздуха листья коки. Сколько из окружённых солдат при этом почувствовали себя Тони Монтанами, история, увы, умалчивает.

Развернувшаяся в джунглях Чако война поражала сочетанием блеска технологий и нищеты (и храбрости) воевавших в ней людей. С одной стороны — босые солдаты в полных колючек и опасных гадов джунглях, отвратительное снабжение. С другой — авиация, танки, огнемёты. И массовое автоматическое оружие — от пистолетов-пулемётов, ручных «мадсенов» и привычных «виккерсов» на станках до только что созданных крупнокалиберных «браунингов» — тех самых, чьи звуки десятилетия спустя ещё будут сотрясать вьетнамские джунгли и иракскую пустыню.

В такой войне, с таким количеством технических средств и столь сложным рельефом, хорошее командование значило ничуть не меньше, чем личная доблесть солдат и их готовность умереть за родину.

Споры о заслугах

Русские белогвардейцы стали в этой войне очень крупным козырем для Парагвая. Участвовало их, казалось бы, не так уже и много — то ли 60, то ли 80 человек. Но подавляющее большинство, в отличие от многих других белоэмигрантских войн, были сразу же поставлены на командные посты — меньше чем эскадрон или батальон давали редко. Парагвайцы оценили русских офицеров по достоинству, многих производили в майоры и полковники, некоторых — в генералы, а Беляев в итоге стал начальником парагвайского генштаба.

Говорить, что русские единолично выиграли войну за парагвайцев, конечно, глупо — всё «вывез» на своих плечах фанатичный парагвайский солдат. Но шесть десятков командиров среднего-высшего звена плюс освоение Чако в предвоенное десятилетие — очень серьёзный вклад. Без всего этого Парагвай мог и не выстоять, причём в самом начале.

После войны русским назначили хорошие пенсии. Они наделялись отличными должностями на гражданке, именами погибших героев (полегла десятая часть русских добровольцев) назывались форты и улицы парагвайских городов. Но, увы, кроме как у парагвайцев, понимание роли белоэмигрантов в Чакской войне можно встретить только в русскоязычной литературе. Англо- и испаноязычные «Википедии» не указывают начштаба Беляева в ряду основных командиров. «Оспрейка» THE CHACO WAR 1932–35, вышедшая в 2011 году, упоминает русских буквально одной строчкой — мол, были, да, помогли — и на этом всё.

Причины всему этому двойственные. Во-первых, естественный патриотизм самих парагвайцев — разгонишься шибко в признании чужой роли, значит, принизишь свою. А во-вторых — склочность самой белоэмигрантской тусовки.

У того же Беляева, несмотря на все заслуги, был скверный характер — он, как один из первых русских в Парагвае, считал, что вся местная эмиграция должна быть под ним, и требовал «армейского подчинения». С этим были согласны далеко не все — в итоге началась стандартная для таких ситуаций история с подкопами, интригами и мемуарами, где все участники поливали друг друга грязью и намёками. Не говоря уже о глобальных сварах — Беляев, например, ненавидел командовавших боливийцами немцев и активно поносил их в печати, по результатам чего разругался с европейской белоэмигрантской тусовкой, львиная часть которой полагалась на этих самых немцев в будущей войне против СССР.

Но, несмотря на все драмы и недомолвки, ясно одно. Вклад был, причём более чем весомый, да ещё и в справедливом, как ни плюнь, деле — оборонительной войне против сильного внешнего агрессора. Поэтому, как бы ни были склочны парагвайские белоэмигранты, а плюсик в карму они себе поставить заслуженно могут.