Белый террор в Ленинграде (1927 г)

Через несколько дней после перехода Сестры они взорвали ленинградский Партклуб. За эти дни группу чуть не изловили раз десять: неопытные террористы могли запросто «погореть» на любой мелочи. Выбраться из Советского Союза им удалось лишь чудом.

Далеко не все в лагере проигравших смирились с тем, что Гражданская война завершилась. Большевики белых эмигрантов боялись и не собирались прекращать борьбу даже за пределами России. Теперь красные и белые совершали «спецоперации» и «диверсии» (по сути, теракты) друг против друга. Одной из первых таких акций было убийство белого атамана А. И. Дутова чекистами на территории Китая в 1921 г. Чтобы доказать, что задание выполнено, исполнители еще и обезглавили тело генерала спустя несколько дней после похорон. Устраняли белых генералов на территории других государств советские спецслужбы и позже. Но и белые не оставались в долгу. Успешных терактов на их счету меньше, но они все же были.

В 1924 г. была создана Боевая организация генерала А. П. Кутепова (одного из высших деникинских командиров), и несколько лет немногочисленные, но идейные кутеповцы налаживали сеть осведомителей в СССР и посылали туда антибольшевистскую литературу. В 1927 г. Кутепов перешел к отправке в СССР диверсантов.

Целью было не просто отомстить коммунистам, но и дать сигнал населению: мол, смотрите, есть еще те, кто борется против большевиков, поднимайтесь! Нужно было взорвать какое-нибудь партийное собрание в Ленинграде. Для такой задачи хватило троих — закаленного в боях 30-летнего капитана В. Ларионова и двух 20-летних парней из Хельсинки: Дмитрия Мономахова и Сергея Соловьева. Бойцы эти были беспартийные, но коммунистов ненавидели и готовы были отдать жизнь, расплачиваясь с ними за «поруганную» Россию. Вождь группы Ларионов писал: «Смерть им, смерть этим гадам интернационала, ибо всякий, носящий кличку «коммунист», ответственен за кровь Ипатьевского подвала ( речь об убийстве царской семьи), виновен в миллионах других убийств, в осквернении души русского народа, виновен в создании той бездны позора, лжи, грязи и крови, куда рухнула Родная земля».

На Родине

Через границу кутеповцев перевел опытный проводник в ночь на 2 июня 1927 г. Граница тогда была на слабом замке, и на реке Сестре хватало тихих мест. Вскоре проводник оставил боевую группу в одиночестве. Шли они по лесу больше суток: ночь, день, затем (после ночевки на мху) еще утро, пока не дошли до станции Левашово, хорошо знакомой петербуржцу Ларионову с детства. Отсюда до Петербурга на пригородном поезде уже рукой подать. Настроение было боевое, кутеповцы решили в случае необходимости убивать тех, кто помешает выполнить задачу. Сначала они были готовы «превратить в кровавую кашу» гранатами «красных», которые могли бы проверить их документы на пути к Левашово. Затем, обсуждая, что делать, если в поезде проверяют бумаги, Мономахов сказал: «Ликвидируем без предупреждения проверяющих…» Толковых поддельных документов у диверсантов не было. Зато оружия хватало: маузер, наган, парабеллум, гранаты, пара банок с удушающими газами и несколько бомб системы Новицкого.

В Левашово кутеповцы купили еду и коньяк, а затем неподалеку, на елочной поляне в лесу, устроили «базу» (там на голой земле потом спали). Затем Мономахов и Ларионов поехали в Ленинград на разведку (кстати, название города Ларионов в книге об операции писал в кавычках: в эмиграции переименование Петрограда не признавали). Из множества вариантов объектом атаки выбрали Центральный Партклуб на наб. Мойки, 59. — дом в сердце города, видный. Газеты анонсировали там собрания каждый вечер. Надо сказать, Ларионов отбросил другие варианты по этическим соображениям. Например, Клуб Коминтерна решил не трогать из-за того, что там собиралась «безусая молодежь, заблудившаяся в советских потемках»; а в редакции «Ленинградской правды» было полно женщин, на которых, «даже коммунисток», рука у «белобандита» не поднялась.

Диверсия

Выбрав цель, Мономахов и Ларионов вернулись в Левашово за оружием и Соловьевым. Но в тот вечер на поезд диверсанты опоздали: ушел в Ленинград прямо на их глазах. А вечер был пятничный, и теперь им предстояло два лишних дня провести в СССР. Провели диверсанты их, гуляя по Ленинграду и осмотрев еще раз здание Партклуба. Наконец, в понедельник пошли «на дело». И едва не провалились, как говорят, «по полной». Дерзко распахнув двери, нашпигованные оружием кутеповцы увидели в вестибюле женщину «с наглым лицом»: оказалось, коммунистку по фамилии Брекс. По плану, любого встречного на пути в зал собрания клуба Мономахов должен был «бить по черепу» (так у Ларионова, дальнейшие цитаты также из его текста «Боевая вылазка в СССР», Париж, 1931), но женщину увидеть они не ожидали. Пришлось растерянным террористам проходить бюрократическую «совдепскую» процедуру: подойти к столу, расписаться в книге — фамилия, номер партбилета… И тут диверсанты трижды чуть не попались: сначала Ларионов указал в качестве номера своего партбилета «34», что сделало его в глазах Брекс чуть ли не старейшим большевиком в стране; затем Соловьев достал отвратно сделанный фальшивый партбилет, и в ответ на удивление товарища Брекс бормотал оправдывающее «да мы ведь московские…», а значит, билет и должен выглядеть непривычно. В довершение этой комедии террористы стали снимать плащи и вешать их на вешалку, поэтому оружие из карманов плащей пришлось почти на виду Брекс перекладывать… Все происходило быстро, так что чудом «битая в темя» коммунистка оружия не заметила. После этого Ларионов наконец поднялся в зал собраний. Там оказалось всего несколько человек. И пришлось ему, едва войдя, неловко выйти за дверь.

Не оставалось ничего, кроме как опять отложить операцию и идти на вокзал, чтобы в который раз спать в лесу, под дождем и на мху. В конце этого плохого дня с Ларионовым случилось то, что у петербуржцев часто бывает возле здания Гостиного Двора на Невском: его окликнул знакомый, школьный приятель в военной (а значит, «красной») форме. Ларионову повезло: тот оказался достаточно тактичным и не стал расспрашивать белого эмигранта о цели приезда в СССР. На следующий день, 7 июня, полные решимости кутеповцы вновь пошли на штурм Партклуба. На этот раз вошли уже смело, поздоровались с Брекс, расписались и поднялись в зал. Там человек 35 сидело на семинаре: преподавали Ленинградского Коммунистического Университета, Института Красной профессуры, студенты, в основном члены партии. Так Ларионов описывал дальнейшие события:

«Закрываю за нами дверь. Я говорю моим друзьям одно слово: «можно» […]. Секунду Димитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат… Распахиваю дверь для отступления… Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я отскакиваю вслед за ним… Бомба пропищала… и замолкла. Еще секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик:

— А… а… а… а… Бомба!..

Я, как автомат, кинул баллон [c удушающими газами] в сторону буфета и общежития и побежал по лестнице… На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату.

Сбегаю по лестнице…

По всему дому несутся дикие крики, шуршание бегущих ног и писк, такой писк — как если бы тысячи крыс и мышей попали под гигантский пресс…

В прихожей-вестибюле с дико вытаращенными глазами подбегает ко мне тов. Брекс.

— Товарищ, что случилось? Что случилось? — еле выдавливает она из себя…

— Взорвалась адская машина, бегите в милицию и в ГПУ — живо! — кричу на нее командным голосом.

Она выбегает за дверь и дико вопит на Мойку:

— Милиция!!! Милиция-а-а!..»

Через несколько секунд спустился и Дима, слегка окровавленный — задело взрывом. Но не забыл забрать с вешалки плащ! Ларионов и Мономахов помчались в соседний переулок, навстречу милиционерам. «Что вы здесь смотрите?, — закричал на них Ларионов. — Там кидают бомбы, масса раненых… Бегите скорее… Кареты скорой помощи… Живо!» Растерянные милиционеры подчинились, и тут же террористы смешались с толпой, вышли на Невский и взяли извозчика: «На вокзал!» По пути Дмитрий рассказал Ларионову, как в Партклубе наткнулся на «какого-то длинноволосого», который «танцевал предо мною». Болтавшегося под ногами Мономахов ранил выстрелом «в пузо»: «длинноволосый схватился обеими руками за зад и медленно сел на пол, а я пошел дальше…» Советская пресса писала, что тов. Ямпольский смело пытался задержать террориста и схватил его за руки, но тот успел достать пистолет. Ранение Ямпольского оказалось смертельным. Еще 26 человек в результате взрывов бомб были ранены (14 из них — тяжело).

Добравшись до Левашово, Ларионов и Мономахов встретили там Соловьева. Сергей сумел сесть на тот же поезд. Ему пришлось бежать от здания Партклуба: какое-то время за ним гнался местный дворник. Удалось уйти от погони и доехать на трамваях до вокзала. В поезде Соловьева чуть не задержали: не хватило 50 коп. на билет, но одна из попутчиц сжалилась и заплатила за него. Воссоединившись, все трое бросились к границе. В пути наткнулись на пограничный патруль и убежали в лес, отстреливаясь (убили собаку-ищейку). Найдя в глухой чаще яму, диверсанты залегли в ней на 16 часов и кормили там комаров. Только на следующую ночь белогвардейцы вышли к реке Сестре и покинули СССР.

Хороших для эмигрантов последствий теракт не имел: лишь стал еще одним поводом для дискредитации Белого движения. Терроризм белых в советской печати объяснялся происками Англии и «Интеллидженс Сервис», Финляндии (якобы оружием Ларионова снабдил контролируемый англичанами финский генштаб) и Франции. Как сложилась судьба Д. Мономахова, мы не знаем. С. Соловьев погиб под Петрозаводском уже в августе 1927 г. — участвовал в еще одной попытке диверсии. В. Ларионов призывал к борьбе любыми средствами, основал милитаристскую монархическую организацию «Белая идея»; потом воевал в РОА как офицер-контрразведчик, поддержав лозунг «хоть с чертом, но против большевиков!» После 1945 г. Ларионов жил в Мюнхене, умер после 1984 г. Генерала Кутепова после продолжения попыток терактов на территории СССР сотрудники ОГПУ похитили в Париже в 1930 г. и убили. После этого Боевая организация диверсии прекратила.

Еще несколько групп молодых диверсантов, посланных Кутеповым в СССР в 1927 г., погибли. Одновременно с Ларионовым еще одна группа была отправлена в Москву (Мария Захарченко, племянница Кутепова, и Ю. Петерс) с задачей взорвать общежитие ОГПУ. Заложенную ими бомбу обнаружили раньше взрыва (по одной из версий, террористов сдал советский «крот», пробравшийся в организацию). Захарченко и Петерсу пришлось уходить от преследования. Оба были убиты на пути к границе. Террор, и красный и белый, продолжал уносить жизни русских людей.