Более двух тысяч судебных заседаний, четыреста человек за решеткой, три десятка казнены, остальные, кому не посчастливилось оправдаться, - а это было непросто, - отправились кто в тюрьму, кто в изгнание, а кто на галеры. Пожалуй, Дело о ядах - самый громкий судебный процесс XVII века, бросивший тень не только на ближайшее окружение Людовика XIV, но и вообще на его блестящий век.
Маркизу де Бренвилье пытают водой. Гравюра XVIII века.
Всё началось с маркизы де Бренвилье. Эту красотку весной 1676 года обвинили в отравлении собственного отца, двух братьев и еще нескольких родственников. Вышли на нее случайно, а когда раскрутили всю цепочку, ахнули: на счету прекрасной дамы было, как минимум, восемь загубленных душ. И все - с помощью яда. А ведь ее считали чуть ли не ангелом во плоти… Процесс де Бренвилье длился три месяца и завершился летом на Гревской площади в Париже, где отравительнице отрубили голову. “За мои грехи я должна быть сожжена”, - промолвила женщина палачу. Ее уважили, но только после смерти - тело маркизы действительно было сожжено, а прах развеян над Сеной.
Но это, как выяснилось, было только прелюдией. Через два года после казни де Бренвилье, 12 марта 1678 года в Париже в собственном доме задерживают некую Екатерину Монвуазен, больше известную как мамаша Вуазен. Ее подозревают в знахарстве, колдовстве, занятиях алхимией, изготовлении любовных зелий, впрочем, не только любовных. Ядами, в частности знаменитым “порошком наследства”, сделанным на основе мышьяка, мамаша Вуазен также не брезговала. Вместе со своим приятелем аббатом Лесажем они наладили целое производство смертоносных снадобий, и снабжали ими как высший свет французского общества, так и простых парижан.
Мамаша Вуазен. Гравюра XVII века.
Вуазен не выдержала пытки водой, самой популярной в то время, и начала говорить почти сразу, папаша Лесаж скоро к ней присоединился. В деле появлялись все новые имена, маятник правосудия раскачивался все сильнее, начальник парижской полиции Габриэль Николя де ла Рейни потирал руки. Его Огненная палата - так называли специально учрежденный королем орган для расследования Дела об отравлениях - работала без выходных. Началась самая настоящая охота на ведьм. В застенки бросали всех, кто хоть как-то был причастен не только к изготовлению ядов или их использованию, но также к колдовству, знахарству и прочей чертовщине. Всеобщее невежество, царившее в то время, предоставило благодатную почву для процесса. Смерть от цирроза печени легко могла сойти за смерть от отравления.
“Оказывается, Париж наводнен ведьмами, алхимиками, акушерками и порочными служителями культа, которые входят в уголовные банды, соперничающие между собой в той или иной степени, - пишет историк Жан-Кристиан Птифис. - У этих группировок есть своя сложная сеть “филиалов”, охватившая провинции, рассадники костоправов и колдунов на любой вкус”.
Попадали под раздачу, разумеется, и невиновные. Какая же охота на ведьм обходится только ведьмами? Так, перед судьями Огненной палаты предстал Франсуа Анри де Монморанси-Бутвиль, герцог де Люксембург - родовитый дворянин и выдающийся полководец, добывший Франции несколько важных побед в только что закончившейся Голландской войне. Герцога бросили в Бастилию, где тот провел больше года. Его подозревали в попытке отравить какого-то торговца и его любовницу, затем вообще прозвучало обвинение в… сделке с дьяволом. Понятное дело, доказать ничего не получилось. Маршала отпустили, через десять лет он снова громил голландцев в войне Аугсбургской лиги и получил прозвище “обойщика” собора Парижской богоматери - за захваченные вражеские знамена, которые развешивались в главной французской церкви.
Под подозрение также попали племянницы кардинала Мазарини, учителя Людовика XIV, - Олимпия и Мария Манчини, каждая из которых в свое время были любовницами молодого короля. Марию, герцогиню де Буйон, по навету аббата Лесажа обвинили в отравлении собственного мужа-старика. И это злодеяние очаровательная преступница якобы совершила, чтобы броситься в объятия молодого любовника - красавца герцога де Вандома. Каково же было удивление де ла Рейни, у него буквально отвисла челюсть, когда Мария появилась на пороге суда с обоими: по правую руку от нее шел герцог де Буйон, по левую - герцог де Вандом. Все трое были довольны и даже улыбались. Ее сестре Олимпии, графини де Суассон, повезло меньше: после яростных накатов главного парижского полицейского ей пришлось уехать из Франции, куда она больше не возвращалась.
Аббат Гибур и Вуазен проводят черную мессу. На ложе - мадам де Монтеспан. Рисунок XIX века.
Но это были еще цветочки. Ягодки начались, когда де ла Рейни вышел на еще одного крайне интересного персонажа. Его звали аббат Гибур и он практиковал черные мессы, причем с человеческими жертвоприношениями - в огороде возле его дома, по некоторым сведениям, нашли скелеты младенцев. Гибур не был стойким парнем, поэтому после первых, довольно щадящих пыток признался в искренней любви к дьяволу, добавив, что в его сатанинских мероприятиях, как минимум, трижды принимала участие таинственная женщина в черной вуали, в которой без труда можно было узнать Атенаис, или же - маркизу де Монтеспан, официальную фаворитку короля. С помощью черных месс Атенаис пыталась, мол, укрепить любовь короля, говорил Гибур. Но были не только мессы. Не раз и не два маркиза заказывала у мамаши Вуазен запрещенное зелье: вначале, чтобы отравить свою предшественницу на королевском ложе Луизу де Лавальер, затем, чтобы разжечь страсть короля, впоследствии - чтобы вновь воспламенить остывающие чувства.
Когда стали всплывать эти факты, когда в деле появилось имя мадам де Монтеспан - матери королевских детей - Людовик вынужден был притушить пыл де ла Рейне и пламя его Огненной палаты.
“Едва было произнесено имя его возлюбленной, как Людовик запретил использовать книги записей при ведении допросов, приказав записывать показания подследственных на отдельных листках, - пишет историк Эрик Дешодт. - Затем дознаватели получили его распоряжение заниматься только теми людьми, в деле которых не фигурирует имя мадам де Монтеспан, избегая всего, что могло бы хоть каким-то образом указывать на нее. Наконец, деятельность Огненной палаты была приостановлена, а последние обвиняемые, в соответствии с секретными предписаниями, были разбросаны по разным тюрьмам королевства”.
Аббатам Гибуру и Лесажу, можно сказать, повезло - они избежали смертной казни, хотя, что с ними случилось в темнице, неизвестно. Мамашу Вуазен сожгли на костре в феврале 1680 года. Когда языки пламени начали лизать ее ноги, она закричала: “Иисус! Мария!” И кто-то даже подумал, что горит не ведьма, а святая. За Вуазен на эшафот стали подниматься другие - в общей сложности 36 человек: аристократов и простолюдинов. В том же году произошел бурный разрыв Людовика и мадам де Монтеспан. Трудно сказать, какую роль в этом сыграло Дело о ядах, скорее всего, оно стало катализатором того, что неминуемо произошло бы и так - разрыв был неминуем. Атенаис была “сослана” в дальнее крыло Версальского дворца, а роль первой фаворитки вскоре заняла ее бывшая подруга, набожная маркиза де Ментенон.
Маркиза де Монтеспан - фаворитка Людовика XIV. Фрагмент картины Пьера Менара.
Обычно главным действующим лицом Дела о ядах, его движущей силой называют Габриэля Николя де ла Рейни. Это он фанатично вел следствие и с его подачи Огненная палата штамповала приговоры. Скорее всего, он искренне верил, что Париж нужно спасать от отравительниц и чернокнижников. Что именно ведьмы - настоящее зло. Однако есть в этом деле и политическая подоплека. На протяжении большей части правления Людовика XIV его окружение раздирала борьба двух могущественных кланов. Один из них возглавлял первый министр, глава правительства Жан-Батист Кольбер, второй - военный министр маркиз де Лувуа. По любопытному стечению обстоятельств большинство обвиняемых или подозреваемых в Деле о ядах были людьми, близкими Кольберу. А после окончания работы Огненной палаты влияние первого министра практически сошло на нет. Кольбер умер в 1683-м, через три года после казни мамаши Вуазен.
