Бельгийские беженцы в годы Первой мировой: презираемые на родине, ненужные на чужбине

Во Франции и Великобритании оказались не совсем готовы к такому наплыву. Военный опыт бельгийцев в годы Первой мировой войны оказался не столько окопным, сколько беженским, что выделяет эту нацию среди прочих западноевропейских стран-участниц Великой войны.

Обращение к теме беженцев в годы Первой мировой войны позволяет взглянуть на этот конфликт под другим углом, с точки зрения мирных граждан, нонкомбатантов, внезапно выдернутых из своих домов разразившейся войной и вынужденных спешно уехать туда, где их совсем не ждут. Бельгийская исследовательница Мари Каппар цитирует дневник девушки Ирен Норга, которая в августе 1914 года вместе со своей семьёй пересекла бельгийскую провинцию Эно на пути во французский Лан — впрочем, туда тоже вскоре пришла война:

«В пятницу утром мы отправляемся в Лан. Это похоже на путешествие! Мне кажется, что он находится на дальнем конце Франции, и лучше всего поскорее туда попасть: сейчас нет пути назад. Погода хорошая. На дорогах толпы, и по ним трудно продвигаться. Это бесконечный поток. Пока что всё, что можно увидеть, — это непрерывные массы людей, спасающихся бегством».

Во время Первой мировой войны более 1 000 000 человек (из них около 600 000 оставались за границей до конца войны), как и Ирен, бежали из Бельгии, чтобы избежать насилия со стороны немцев или не оказаться под оккупацией. Отправляясь в изгнание (а многие имели из имущества только носильную одежду), беженцы направились во Францию, Нидерланды или через Ла-Манш в Великобританию. Многие потом вернулись домой после стабилизации фронта, другие же окончательно обосновались в принимающей стране, где родились дети, появились смешанные браки, многие пожилые и больные навеки остались на кладбищах.

И бельгийское правительство в изгнании, и правительства принимающих стран хотели как-то упорядочить подобные перемещения. Урегулировать до конца этот процесс так и не удалось. Да и благие намерения, которыми руководствовались французы, нидерландцы и британцы в начале конфликта, замечает Мари Каппар, постепенно уступили место критике в адрес беженцев. Кроме критики от местных жителей в принимающих странах, беженцам досталось и дома от оставшихся бельгийцев, которые увидели в самом факте бегства проявление трусости.

В первые часы войны потрясённое нападением немцев бельгийское население стало свидетелем вражеского вторжения, но немедленной реакции в виде бегства не последовало. Прошло, как замечают историки, несколько дней, прежде чем семьи начали собираться и спасаться бегством. Судьбы оказавшихся в изгнании были различны. Кому-то удалось счастливо оказаться за линией фронта и пережить войну. Кто-то потерял во время бегства здоровье, оказался ранен, ограблен или лишился близких. Так, Ирен Норга и её двоюродной сестре Эжени не повезло, они остались одни. В субботу 5 сентября 1914 года она запишет в дневнике:

«Вокруг нас огромное, бесконечное поле, простиравшееся так далеко, насколько можно увидеть. Вокруг пустынно, грустно и однообразно. Это постоянное одиночество вызывает у нас сильное чувство изоляции. Мы отчаялись. Наша судьба изгнанников тяжело давит на нас, когда же это закончится? Где мои родители? Мне очень грустно. Как далеко мы нас занесёт?»

Чтобы как-то организовать движение сотен тысяч соотечественников, правительство Бельгии в изгнании обосновалось в городке Сент-Адресс близ Гавра; к работе также приступили специальные государственные службы принимающих стран и благотворительные организации. Правительство Бельгии предоставляло беженцам необходимую информацию через объявления в консульствах, органах местной власти и благотворительных организациях.

Так, в специальном сообщении в декабре 1914 года говорилось, что беженцы смогут получить во Франции компенсацию своих потерянных бельгийских сбережений во французском банке «Кэсс д'Эпарн» (Caisse d'Épargne), обратившись с просьбой через консула или мэра города, где они проживали. В другом объявлении сообщалось, что бельгийские деньги будут приняты и обменены во всех французских банках. Вплоть до конца войны и возвращения беженцев на родину бельгийское правительство продолжало работу по возмещению убытков бельгийцам за границей.

Численность беженцев и их источники существования

Наряду с официальными комитетами, выступавшими посредниками между бельгийским правительством в Сент-Адрессе и сотнями тысяч беженцев, разбросанными на огромной территории, также были созданы и самые разные по своему составу и функциям местные организации поддержки. Они помогали с поиском жилья или предоставляли его сами, кормили и одевали беженцев. Эти комитеты обычно возглавляли люди из местного высшего общества. Так, во Франции двоюродные братья Ирен Норга были размещены в замке графа Сегюра, но такой комфортный приём, как подчёркивают историки, конечно же, являлся исключением: большинству бельгийцев пришлось довольствоваться очень скромным жильём в обмен, правда, на очень небольшую арендную плату.

Отношение к перемещённым лицам из Бельгии в трёх основных странах, куда попали беженцы, различалось. Причина такого различия крылась, прежде всего, в количестве беженцев. Как указывает историк Михаэль Амара, «число бельгийских беженцев в Нидерландах достигло 1 000 000 в октябре 1914 года, но впоследствии оно быстро уменьшилось из-за давления голландских властей, и к 1916 году сократилось до 100 000 человек».

К беженцам присоединилось около 30 000 бельгийских солдат, которых голландские власти разбросали по военным лагерям по стране. Ещё 200 000 бельгийских беженцев попали в 1914 году в Великобританию, но их число также постепенно уменьшалось и за время войны оставалось стабильным на уровне около 150 000 человек. Из-за эвакуации гражданских лиц из Фландрии, ставшей зоной боевых действий, число бельгийцев, укрывшихся во Франции, увеличивалось на протяжении всего конфликта и незадолго до ноября 1918 года достигло отметки 325 000 человек. В общей сложности, указывает Амара, «более 600 000 бельгийцев — около 8% всего населения Бельгии — во время Первой мировой войны проживало за границей».

Нидерланды, остававшиеся нейтральными, были настроены к беженцам подозрительно, тогда как Франция и Англия оказались более лояльными и щедрыми в деле оказания помощи. Правда, власти в этих двух странах быстро выдали причину такого радушия, признав, что беженцы должны заменить у станков и на фермах мужчин, ушедших на фронт.

Перед беженцами встала задача сохранить единство внутри диаспоры, для чего были открыты несколько газет, издававшихся и распространявшихся везде, где жили бельгийцы. Так, начиная с октября 1914 года «Газета беженцев» (Journal des Réfugiés), ежедневный рупор бельгийских беженцев в Нидерландах, сообщал новости из жизни оккупированной родины, а также новости международной политики. Он печатал объявления людей, разлучённых в ходе эвакуации, а также, конечно, разнообразную рекламу, давая возможность землякам за границей найти работу или дешевле купить нужные вещи — от костюмов до школьных учебников. Уже 7 апреля 1915 года газета, которая теперь называлась просто «Бельгия» (La Belgique), предложила помощь в отправке писем на родину, предупредив читателей, что «на письме не должны быть указаны ни место жительства получателя, ни адрес отправителя», а также то, что «нельзя упоминать о проводимых военных операциях».

Где бы ни находились бельгийские беженцы, они создавали библиотеки и общественные центры, где регулярно проводились мероприятия и занятия — например, публичные лекции на самые разные темы: от ухода за скотом до лингвистики.

Поскольку принимающие страны отказались, что естественно, бесплатно содержать сотни тысяч человек, большинству беженцев пришлось искать работу. Часть нашли её сами через биржи труда в Великобритании или специальные комитеты во Франции, а часть была призвана на манер солдат на военные заводы, причем мобилизация коснулась и мужчин, и женщин. В 1917 году во Франции на металлургических заводах трудилось 10 500 бельгийских рабочих. Многие ремесленники рекламировали себя и выполняли частные заказы. Так, активно предлагали свои услуги знаменитые бельгийские швеи, бежавшие от немцев.

Отношение местного населения и трудное возвращение домой

Как замечает Мари Каппар, изначально благожелательное (особенно во Франции и Великобритании) отношение местного населения к беженцам позднее сменилось недоверием и открытой враждебностью. Так, в Великобритании в 1916 году вспыхнули беспорядки, поскольку «местное население рассматривало интеграцию бельгийских рабочих в британский рынок труда как угрозу». Кроме того, беженцы, среди которых были тысячи молодых мужчин призывного возраста и подходящего для армии здоровья, раздражали британцев, чьи отцы, братья и мужья в это время гибли на фронте.

Если изменялось отношение к беженцам со стороны местных жителей в принимающих странах, то и на родине отношение к ним было неоднозначным. Так, несмотря на понимание, что люди бежали из-за немецких зверств и оккупации, для многих в Бельгии беженцы оставались трусами. Чувство, что беженцы не живут жизнью всей нации, необычайно обострилось из-за колоссальной экономической эксплуатации, которую начали немцы в Бельгии, а также из-за трудностей со снабжением продовольствием. Ухудшение уровня жизни провело черту между оставшимися дома и убежавшими, что ощущалось потом ещё много лет после войны.

Несмотря на победоносное для Антанты окончание войны, для бельгийских беженцев победа означала трудное возвращение. Действительно, после подписания перемирия беженцы перестали быть беженцами в полном смысле этого слова. Они должны были вернуться, причём как можно скорее — к этому их подталкивали правительства Франции и Великобритании, готовившиеся к приёму миллионов демобилизованных солдат. По поводу возвращения у многих бельгийцев возникли две основные проблемы: с одной стороны, было желание как можно быстрее вернуться домой к своей семье, с другой — желание создать новую жизнь в принимающей стране. Причин для последнего могло быть много: многие потеряли абсолютно всё в первые недели войны и были единственными выжившими членами своей семьи, никакой поддержки на родине у них не было.

Бельгийское государство отреагировало на стремление сограждан вернуться, призывая земляков подождать, пока им не дадут сигнал. Приоритет отдавался лицам, подчёркивает Каппар, которые имели подходящую квалификацию и силы для восстановления страны. Но даже организованное возвращение было затруднено и вызывало множество жалоб. Не стоит забывать, что многих беженцев ждал далеко не радушный приём от бывших соседей и родственников, считавших убежавших земляков трусами и предателями. Так вопрос беженцев способствовал политическому расколу в обществе. Этот опыт не был никак востребован в коллективной памяти о войне, оставшись маргинальным и редко востребованным в культуре.