Битва при Сэкигахаре: предательство, решившее судьбу страны

Как и любому сражению, этой битве предшествовал целый ряд драматических событий, в конце концов приведших к военному столкновению, решившему судьбу страны, и главную роль в этом (как это было очень часто) сыграли амбиции и личная неприязнь.

А началось все с того, что в 1590 году ставший фактическим правителем Японии бывший сын дровосека Тоётоми Хидэёси решил назначить сразу пять правителей страны и одновременно пять регионов, рассчитывая при этом своим по-крестьянски хитрым умом, что столь шаткое равновесие сил сохранится и после его смерти вплоть до тех пор, пока его сын не сможет наследовать его власть. Во главе пяти правителей стоял верный ему выдвиженец из небогатой семьи Исида Мицунари, а во главе регионов, обеспечивающих будущее его наследника, — Токугава Иэясу, происходивший из древнего рода Минамото.

Разумеется, те из этих двух групп, кто считал себя потомками древних родов, были возмущены тем, что ими по сути дела правят выскочки без рода, без племени, так что подспудная вражда между этими двумя группировками не затихала ни на миг.

После смерти Хидэёси Токугава Иэясу был назначен старшим регентом и приложил немало стараний, чтобы исподволь разжечь недовольство в среде знатных даймё, которым отнюдь не улыбалось подчиняться такому человеку, как Исида Мицунари и которые бы с большой охотой пошли бы за самим Токугава.

 Многие даймё понимали, что рано или поздно, но война между ними неизбежна. Однако (как всегда) нашелся один нетерпеливец, который начал раньше других и тем спровоцировал общее выступление. Им оказался сторонник Мицунари Уэсуге Кагэкацу, один из регентов, который, не спросив разрешения у старшего регента Иэясу, начал собирать вокруг себя самураев, потерявших своего господина, закупать оружие, продовольствие и боеприпасы — одним словом, открыто готовиться к войне.

 Владения его находились к северу от города Эдо, столицы Токугава, поэтому если бы война началась, то Иэясу пришлось бы действовать сразу на нескольких фронтах — и против Кагэкацу, и против Мицунари. Но он, пользуясь правом старшего регента, объявил Кагэкацу мятежником и призвал всех вассалов Хидэёси выступить против него как человека, нарушившего мир.

 Понятно, что Исида Мицунари просто не мог не поддержать верного ему человека и в свою очередь призвал своих сторонников к восстанию против Иэясу Токугава, при этом он ставил тому в вину якобы имевшееся у него желание сделаться сёгуном, т.е. верховным правителем Японии, вместо законного наследника Хидэёси — сына Тоётоми Хидэёси.

 Оба противника разослали множество гонцов с письмами, пытаясь заручиться поддержкой даймё в разных концах страны, однако нельзя было утверждать наверняка, кто будет искренне поддерживать ту или иную сторону, а кто рано или поздно окажется предателем. Последнего никак нельзя было исключать, поскольку все, что когда-либо было написано о чести и достоинстве самураев, отражало всего лишь их нравственный императив, но никак не реальное поведение. Как и во всех других странах, японские феодалы, равно как и чернь, за различные материальные блага были готовы на все что угодно, а девиз «победителя не судят» вполне можно было начертать на знаменах любого из них!

Армия Токугава была разделена на две части, одной из которых командовал сам Иэясу, тогда как другой — большей, его сын Хидэтада. Выжидая, он медлил с выступлением, что было его обычной тактикой изматывания противника. Наконец, 1 сентября 1600 года его войска выступили в направлении Осаки, где находились главные силы мятежного Исида Мицунари. Сын Иэясу задержался в пути из-за стычек с вассалами Исида, однако теперь Иэясу уже спешил — и его войска быстрым маршем шли по дороге Накасэндо с востока на запад. Войска встретились возле небольшой деревни Сэкигахара расположенной в долине среди гор, вечером 20 октября 1600 года.

 Поход в холодную погоду, да ещё под проливным дождем и в грязь утомил солдат обеих армий, которые сильно вымокли и продрогли. Но уже к утру войска были построены, причем расположены они были следующим образом: Исида Мицунари стоял на крайнем левом фланге, имея позади себя гору Сасао, а все его остальные вассалы располагались поперек дороги Накасэндо, частью располагаясь в самой деревушке Сэкигахара, а частью ещё дальше к югу, занимая позиции на близлежащих холмах. Дальше всех, на правом фланге армии «запад» располагались силы Кобаякава Хидэаки, стоявшего на холме Мацуо, с которого ему была хорошо видно расстилавшееся слева от него поле будущего сражения.

Войска Иэясу далеко продвинулись вперед именно на левом фланге «западных», в то время как справа, где находились силы его собственных войск, их было сравнительно немного. Ещё несколько подразделений «западных» — части Киккава Хироуэ и Мори Тэрумото — по ряду причин оказались в тылу «восточной» армии, однако находились довольно далеко от непосредственного места предстоящей схватки.

Когда в эпоху раннего средневековья между отдельными кланами вспыхивали распри, их воины сходились на поле брани как благовоспитанные соперники, а не как заклятые враги. Первые самурайские полководцы предпочитали устраивать единоборства. Воин, вызывавший достойного противника, должен был выехать вперед на коне и громко поведать о том, кто он родом, и перечислить все свои подвиги, как это, например, описывается в одной средневековой эпической поэме: «Эй! Вот он я, Кадзивара Хэйдзо Кагэтоки из Камакуры, в пятом колене потомок Гонгоро Кагэмаса, доблестного воителя Восточных земель, готового сразиться с тысячью воинов. Когда мне было шестнадцать, стрела пробила мой шлем и попала прямо в левый глаз. Однако я вырвал её, послал обратно и сразил обидчика наповал». По окончании этого представления конные лучники пускали друг в друга стрелы, а потом в бой вступали самураи с мечами и копьями.

И в этот раз все должно было начаться точно так же, причем честь начать битву выпала четвертому сыну Иэясу Такугава Мацудайра Тадаёси, которому только что минул двадцать один год. Так нужно, посчитал Иэясу, который желал, чтобы бывшие военачальники Тоётоми, вставшие на его сторону, ясно поняли, что это война между кланами Тоётоми и Токугава, в которой один из них просто обязан будет уничтожить другого.

Впрочем, то время, когда битва начиналась с пускания стрел, ушло уже в далекое прошлое. Начиная с 1543 года, когда португальцами в Японию было завезено огнестрельное оружие, его роль постоянно возрастала — и теперь уже ни одна битва не могла быть выиграна без помощи стрелков из аркебуз — достаточно легких фитильных ружей, стрелять из которых можно было и без подставки.

При этом на поле боя обычно действовали смешанные отряды, состоявшие не только из одних стрелков, но также из лучников, копейщиков с длинными копьями (длина последних могла достигать 6,5 м!) и собственно самураев, вооруженных мечами и алебардами нагината. Например, в одном из отрядов Иэясу численностью в 3000 человек всадников было 420 человек, стрелков из аркебуз — 1200, 850 копьеносцев, 200 лучников, а о вооружении ещё 330 человек не сообщается, так что, по-видимому, они занимались тем, что несли флаги и подносили сражающимся боеприпасы. Таким образом, около 40% солдат армии Токугава были вооружены огнестрельным оружием и, соответственно, готовились сражаться с его помощью.

Исходя из имеющегося к этому времени у японских полководцев опыта применения аркебуз, они могли быть очень опасными против конницы, особенно если стрелки стояли за оградой из бамбуковых кольев, как и английские лучники в эпоху Столетней войны. Поэтому они стремились укрепить такими изгородями свои позиции, но в данном случае сумел это сделать только лишь Исида Мицунари, заблаговременно заготовивший такой частокол и огородивший им свой лагерь у горы Сасао. Однако маловероятно, чтобы за одну ночь перед битвой его уставшие солдаты смогли установить такие частоколы и в других местах.

Как бы там ни было, а едва только лишь туман рассеялся, как в восемь часов утра 21 октября тридцать всадников во главе с Мацудайра Тадаёси и Ии Наомаса выдвинулись вперед и атаковали отряд Юкита Хидэиэ из армии «запад», а вслед за ними пошли в бой 800 аркебузиров из отряда Фукусима Масанори и открыли огонь. В свою очередь левый фланг армии «запад» подвергся атаке сил Отани, тогда как Мацудайра и Ии продолжали активно атаковать центр позиции Мицунари. Соответственно сам Мицунари подвергся атакам отрядов Курода, Такэнака и Хосокава. Один из его военачальников, Сима Кацутакэ (Сакон) в это время был ранен, но так как, по словам японского историка Мицуо Курэ, у Мицунаре было несколько пушек, то ему удалось отразить эту атаку. На левом фланге Иэясу отряд Фукусима Масанори также атаковал, но подвергся контратаке и был отброшен на прежние позиции.

Между тем от воинов, одетых в мокрые доспехи и разгоряченных сражением, поднимался пар, а все поле боя затянуло густым пороховым дымом. Силы «восточных» то и дело атаковали, однако прорвать фронт «западных» им все ещё так и не удалось, в результате чего к середине дня создалась патовая ситуация, чреватая поражением как той, так и другой стороны. Исида Мицунари оказался более готовым к этой ситуации в военном отношении и подал сигнал Кобаякава Хидэаки, а также Мори Тэрумото начать совместную атаку сил Иэясу во фланг и тыл. Однако ни тот, ни другой с места не сдвинулись и продолжали выжидать!

А дело было в том, что хотя Кобоякава и приходился племянником вдове Хидэёси и воспитывался в его доме как сын, причем не отличался ни умом, ни отвагой — был многим обязан именно Иэясу. Когда в результате своего бездарного командования в Корее он был лишен владений и отправлен в изгнание уже после смерти Хидэёси, именно Иэясу Такугава был тем человеком, который спас изгнанника и возвратил его прежнюю земельную собственность.

Незадолго до сражения Кобаякава согласился на предложение Иэясу во время боя перейти на его сторону, однако, будучи по натуре человеком весьма нерешительным, он никак не мог решиться теперь на предательство. В результате Мицунари и Иэясу один за другим слали гонцов на гору Мицуо, где находился его штаб, чтобы подвигнуть его на активные действия, однако никакого ответа не получали. Наконец, разъяренный его медлительностью, Иэясу Такугава приказал своим аркебузирам начать обстрел лагеря Кобаякава, в то время как гонец, посланный Курода Нагамаса, потребовал немедленно атаковать своих прежних союзников. И растерявшийся вконец Кобаякава наконец-то сделал выбор тут же отдал приказ напасть на войска Отани.

Те ожидали предательства с его стороны и дружной контратакой отбросили войска предателя назад. Но тут, «вдохновленный» его примером, на сторону Токугава перешел Вакидзака Ясухара, а также ряд других командиров. Со всех сторон раздались крики: «Предательство!». Теперь уже «запад», насчитывающий в начале сражения около 80 тысяч человек против 74 тысяч у Иэясу, потерял свое численное превосходство и далее не мог сопротивляться. Центр войск Мицунари был полностью разбит, за исключением отряда клана Симадзу с острова Кюсю, насчитывавшего первоначально 1500 человек. Симадзу Есихиро сначала хотел присоединиться к Токугава, но вышло так, что ему пришлось выступить на стороне Мицунари, поэтому он отдал приказ своим воинам врага не атаковать, но отражать каждого, кто будет нападать на них. Так они и простояли большую часть сражения в самом его эпицентре, однако не двигаясь при этом ни вперед, ни назад. Наконец от всего его отряда осталось всего 500 человек, и его подчиненные начали умолять его спасаться бегством. Во главе приблизительно восьмидесяти самураев Симадзу Есихиро предпринял эту отчаянную попытку, но двинулся не назад, а вперед, справедливо считая, что в тылу у Иэясу он встретит меньше войск, нежели в тылу своей собственной отступающей армии! В погоню за ним бросился сам Ии Наомаса, командир отряда «Красных дьяволов», одетых в красные доспехи, но, будучи и сам одет в кроваво-красные доспехи, да еще имея на шлеме огромные золотые рога, он оказывался слишком заманчивой мишенью, и один из аркебузиров Симадзу ранил его в левую руку — и он упал с коня.

С поля боя Есихиро сумел увести всего пятьдесят — шестьдесят человек, но тем не менее они спаслись и поскакали сначала по дороге, ведущей на юго-запад, а затем в обход горы Нангу.

Здесь они встретили разведчиков частей Киккава и Мори, прислушивавшихся к шуму битвы и пытающихся угадать ее исход, и сообщили им, что Исида Мицунари разгромлен. Узнав об этом, Киккава тут поступил так же, как и Кобаякава, т.е. перешел на сторону Токугава, а вот Мори Тэрумото, хотя и не стал предателем, но сделать уже все равно ничего не мог, поскольку войска Киккавы стояли неподалеку от него. В итоге ему пришлось отступить вслед за Есихиро, который бежал в порт Сакаи неподалеку от Осаки и благополучно переправился к себе на Кюсю.

В свою очередь разгромленный Исида Мицунари тоже бежал с поля сражения и три дня прятался по лесам, пытаясь добраться до моря, но подхватил дизентерию и, будучи в плачевном состоянии, был выдан сторонникам Иэясу, который приказал его казнить. Однако в день своей победы при Сэкмгахаре сам Иэясу еще не знал о том, каков будет конец его заклятого врага, но хорошо понимал, какая именно победа им одержана. Поэтому он сделал все, чтобы войти в историю Японии, а именно: проведя все сражение без шлема с непокрытой головой, он теперь надел его и, плотно завязав его шнурки, сказал: «Одержав победу, подтяните шнурки вашего шлема», намекая этим на то, что дело приведения страны в порядок с этой битвой еще отнюдь не закончено.

К нему один за другим начали подходить с докладами командиры, а воины различных отрядов приносили и складывали перед ним отрубленные головы знаменитых врагов. Руку раненого Ии Наомаса он самолично перевязал, отдавая тем самым долг уважения его храбрости. Все замолчали, когда к нему подошел Кобаякава Хидэаки, и также молча склонился перед Иэясу. Было понятно, что именно его предательство разрушило западную коалицию, однако спасло страну от ужасов долгой и затяжной гражданской войны. В тот же день в ставку Иэясу прибыл Токугава Хидэтада, и отец упрекнул его за опоздание. Сам Кобаякава после этого штурмовал замок Исида Мицунари и, продолжая демонстрировать свою преданность клану Токугава, получил в награду обширные земельные владения. Вот только на пользу ему это предательство, видимо, все же не пошло, так как уже через два года он вдруг сошел с ума и умер, так и не успев понастоящему насладиться ни своим богатством, ни положением.

Зато Токугава получил от этой победы все, чего только он мог себе пожелать. В 1603 году он был торжественно провозглашен сёгуном и законным главой всех самураев Японии!