Февраль 1918 года: самые первые шаги Красной армии

«Ультиматум — это такое международное слово»

Увертюрой к наступлению немецких войск на северо-западе России в конце февраля 1918 года послужили мирные переговоры в Брест-Литовске. Поводом стала формулировка «Ни войны, ни мира», выдвинутая советской делегацией и Л.Д. Троцким в ответ на ультиматум. Именно поводом, а не причиной: разница велика, и важно представлять её себе. Подобное развитие событий было заранее предусмотрено противником.

Faustschlag (нем. «Удар кулаком») — так именовался немецкий план наступления на Русском фронте, призванный попросту раздавить противника. Берлин нуждался в высвобождении остававшихся на Востоке сил, а затягивание брест-литовских переговоров играло не в его пользу. Ленин со товарищи рассчитывал на революцию в Германии, а военно-политическое руководство страны успело оценить большевизм в деле. 13 февраля 1918 года в Гомбурге на совещании с участием самого императора Вильгельма II, министра иностранных дел Кюльмана, генералов Гинденбурга и Людендорфа было принято решение: через пять дней перейти от слов к маршу. Захват немцами Риги и Моонзундских островов в конце 1917 года упрощал им наступление и осложнял русским оборону. «Сила доказательна по своей природе», — превосходно высказался историк О.Р. Айрапетов о кануне Первой мировой войны, но это же выражение совершенно применимо и к событиям её исхода.

18 февраля 1918 года немецкие войска общей численностью примерно миллион человек начали наступление на всей протяжённости Русского фронта. Свыше половины этих сил в составе 24 пехотных и четырёх кавалерийских дивизий следовало в пределы Западной области и Прибалтики. На Северном фронте «Фаустшлаг» перешёл в активную фазу утром следующего дня. «Через Лифляндию и Эстляндию на Ревель, Псков и Нарву (конечная цель — Петроград) двинулись войска 8-й германской армии (6 дивизий), отдельный Северный корпус, дислоцировавшийся на Моонзундских островах, а также специальное армейское соединение, действовавшее с юга, со стороны Двинска», — отмечает доктор исторических наук П.А. Николаев.

Красной армии на тот момент было чуть больше трёх недель от роду.

Новорождённая Красная армия

Датой основания Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) является 15 (28 по новому стилю) января 1918 года. Именно в этот день Совет Народных Комиссаров издал соответствующий декрет. Согласно положениям этого документа, принцип комплектования Красной армии был добровольческим. Военнослужащими могли стать достигшие 18-летия граждане, рекомендованные советскими партийными или профсоюзными организациями. Допускалось вступление в ряды Красной армии и целых воинских подразделений или частей, но при условии поруки и поимённого голосования. Красноармейцу гарантировалось казённое довольствие и ежемесячное жалованье.

Начало было положено. Однако полноценная армия не могла появиться по мановению руки или изданию декрета. Сложно разделить чересчур эмоциональную характеристику войск РККА, данную историками С.В. Карпенко и А.В. Крушельницким: «Они были наскоро сколочены из совершенно разнородных элементов (…) Солдаты, развращённые войной, не пожелавшие вернуться к мирному труду (…) деклассированные, уголовные элементы». Их же утверждение: «В начале 1918 года в только что созданную добровольческую Красную армию офицеры, даже из средних слоёв, не пошли», — к сожалению, более походит на подмену понятий.

Кадровые офицеры старой Русской армии, конечно, вряд ли стремились стать рядовыми рабоче-крестьянской армии. Однако сразу после захвата власти в России большевиками на их сторону перешёл генерал М.Д. Бонч-Бруевич, в пору Великой войны начальник штаба главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. Выбор в пользу советской власти сделал и генерал-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба Н.М. Потапов, а вместе с ним и практически всё руководство русской военной разведки. Выдающийся специалист и организатор военного снабжения генерал-лейтенант А.А. Маниковский, находившийся в Зимнем дворце во время его осады, был арестован, но несколько дней спустя согласился на службу и получил свободу (затем был ненадолго арестован вновь, но службы не оставил). Наконец, ещё один высокопоставленный офицер Генерального штаба полковник И.Г. Пехливанов накануне Октябрьской революции получил назначение командующим войсками Приамурского военного округа, куда прибыл уже при новом режиме и поддержал его. Этот список имён отнюдь не полон. И всё же боеспособность рядового состава Красной армии в самом начале её пути оставляла желать лучшего, а время и уже занимаемое неприятелем пространство не ждали.

Не канула в небытие и старая Русская армия, которая, увы, тоже — только не «ещё», а «уже» — не была действенной военной силой. После декрета СНК «О постепенном сокращении численности армии» от 10 (23) ноября 1917 года дезертирство из её рядов выросло в разы. На Северном фронте съезд солдатских депутатов 28 ноября – 2 (11–15) декабря на своём уровне регламентировал демобилизацию. Не отставал от него и Западный фронт. Солдаты, не развращённые войной, а смертельно уставшие от неё, уходили в тыл, обернувшийся фронтом. 18 февраля кайзеровские войска вошли в Двинск и Луцк, а 21 февраля они были в Минске и Новгороде.

«Товарищи, мы сможем умереть»

В ночь на 19 февраля Совнарком выразил германскому военно-политическому руководству протест против действий немецкой армии, а также согласие с озвученными ранее в Брест-Литовске условиями мира. Ответа не последовало: он поступит, но позднее. Засветло состоялось крупное совещание ЦК большевистской и левоэсеровской партий с участием военспецов старой Русской армии. Ленин выступил за активную борьбу.

21 февраля был сформирован Комитет революционной обороны Петрограда и принят знаменитый декрет «Социалистическое отечество в опасности!» Пункт 2 декрета гласил: «Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови». В столице на следующий же день началась организация 1-го корпуса РККА и воинских отрядов для переброски в угрожаемом направлении — прежде всего к Пскову. На момент его занятия противником только питерцы-добровольцы увеличат ряды РККА на 9 750 человек. Лозунги «Все к оружию!», «Все на защиту революции!» ознаменуют 23 февраля, тогда же провозглашённого Днём защиты социалистического отечества.

Правда, в самом Пскове, как докладывал Верховный Главнокомандующий фронтовой армией (в чине прапорщика Русской армии) Н.В. Крыленко наркомвоену Н.И. Подвойскому, мобилизация проходила ни шатко ни валко. Немалую часть населения перспектива немецкого наступления попросту не беспокоила. Находились и ожидающие его. Народный комиссар по военным делам оставался на связи и непосредственно с командованием Северным фронтом. Член управления войсками фронта Б.П. Позерн вечером 23 февраля сообщал Подвойскому: «Немцы в 25 верстах от Пскова и идут броневиками по шоссе и по железной дороге поездом. Очевидно, будут в Пскове через несколько часов». За вычетом отступающих из города войск верные советской власти силы в нём составляли: Красная гвардия (численностью до роты), две роты и пулемётная команда латышских стрелков и полк Красной армии из числа солдат 12-й армии, ранее ушедшей от Двинска. Командовал полком офицер старой Русской армии в чине штабс-капитана А.И. Черепанов.

Согласно его воспоминаниям, красноармейцы тем же вечером 23 февраля встретили противника на подступах к Пскову, на реке Череха, и ввязались в бой. Невзирая на пулемётный и даже артиллерийский огонь, они обстреливали шедшие вперёд немецкие цепи и сами поднимались в контратаку. Особенно ярко Черепанову удались детали вроде умелых действий командира 7-й роты — явного фронтовика Великой войны: «Посмотрим, сколько вас на фунт сушёных пойдёт! — подбегая к неприятельскому солдату, крикнул Будаков. Словно на учениях по штыковому бою, ловким движением ротный своей трёхлинейкой отбил винтовку врага и — «вперёд прикладом бей!» — грохнул его по голове. Бойцы, увлечённые примером командира, смяли первую цепь неприятеля, начали преследовать отступающих…». Однако этой бой, вероятно, всё же состоялся на следующий день. 2-й красноармейский полк в итоге был вынужден отступить к городу — отступить в порядке, а не бежать в отличие, увы, от множества солдат 12-й армии. Заодно приводились в негодность пути сообщения со столицей.

В Пскове нарастал хаос, выплёскивавшийся в погромы. Советское руководство эвакуировалось из города на станцию Торошино в 20 верстах (чуть более 21 км). С боями через Псков сумела прорваться часть латышских стрелков. Встречать немецкие войска стрельбой уже на улицах было суждено горстке красногвардейцев. «Товарищи, мы сможем умереть» — передавал их девиз вырвавшийся из города писарь В.С. Лемзаль. Его свидетельство изображает граничащую с безумием обстановку в Пскове, воцарившуюся после захвата города немцами в ночь на 25 февраля: накануне вечером красноармейцы «громко хлопнули дверью», взорвав пироксилиновый склад близ Пскова. В результате было уничтожено до 270 рядовых и офицеров неприятеля. Утром «еврейская буржуазия», как подчёркивал Лемзаль, подносила хлеб-соль немцам, а те душили выданных населением большевиков удавками. Духовенство молилось за царя. Ходили слухи об убийстве Ленина в Петрограде.

Ленин тем временем спорил до хрипоты с ВЦИКом относительно нового германского ультиматума, полученного пять суток спустя после сообщения Совнаркома. Прежние условия мирного договора более не устраивали Берлин. Будучи хозяином положения, он диктовал новые, куда более тяжёлые. На их рассмотрение, принятие или отказ советскому руководству отводилось двое суток, на день больше — для скрепления подписью, а ещё две недели — на ратификацию. Лидер большевиков настаивал на принятии выдвинутых условий и хоть был в этом мнении не одинок, но и поддержали его далеко не все. Ранним утром 24 февраля члены ВЦИК проголосовали следующим образом: 116 голосов — за, 85 — против, 26 — воздержались.

26 февраля в Псков прибыла советская делегация, включая будущего и. о. наркома иностранных дел Г.В. Чичерина и Л.М. Карахана. Однако даже большевистское руководство не смирилось с потерей Пскова, равносильной занесённому над Петроградом клинку.

Псковский отряд — реванш Пехливанова

Возвратившийся в столицу ещё в январе бывший полковник Пехливанов утром 25 февраля получил несколько сообщений: о занятии Пскова «незначительными силами» немцев, о назначении его начальником Псковского отряда, а также задачу — предположительно силами из пяти батальонов (по 12 пулемётов в каждом) и трёх артиллерийских батарей отбить город. Сводный отряд включал в себя и нижних чинов старой Русской армии, и бойцов Красной гвардии с красноармейцами. «Удивительно, что эти разнородные революционизированные силы были готовы подчиняться приказам бывшего офицера Генерального штаба», — отмечает доктор исторических наук А.В. Ганин.

Уже после полудня того же дня первый эшелон Псковского отряда, 700 солдат РККА и красногвардейцы с тремя пулемётами, отбыл в Лугу с Варшавского вокзала. Готовился к немедленной отправке и в 18:30 выступил для защиты Луги и второй эшелон. Третий же толком не удалось организовать по ряду причин: неподчинение одних солдат, неявка других, отсутствие гранат в боезапасе батареи. Наконец, сам Пехливанов добрался до Луги днём 26 февраля. По итогам совещания на месте было принято решение выслать к Пскову разведывательный эшелон и перевести остальные силы со штабом на станцию Струги Белые между Лугой и Псковом.

«Командир отряда обоснованно осторожничал, считая, что силы неравны и вверенных ему войск достаточно только для разведки. Чтобы действовать более активно, Пехливанову были нужны ещё четыре эшелона отряда, бронепоезд, бронедивизион и конница», — пишет А.В. Ганин. Подкрепление и бронепоезд прибыли в течение 27 февраля, но противник всё равно обладал заметным превосходством в численности пехоты и артиллерии, не говоря уже о пяти кавалерийских полках. Немцы готовились к обороне занятого города, а Бонч-Бруевич из столицы подталкивал Пехливанова к активным действиям.

Один из первых боёв Псковского отряда с неприятельской заставой близ станции Черняковицы состоялся поздним вечером 1 марта в 10 верстах (10,5 км) от Пскова. Кровь пролилась с обеих сторон. У Яхново красный разведывательный отряд напал на немецкий разъезд, убив несколько солдат противника и взяв пленных, в том числе двоих русских. Их как предателей ждал расстрел. Кроме того, бойцы Пехливанова заставили отвернуть немецкие аэропланы над Стругами Белыми.

Встревоженный молчанием командира Псковского отряда Бонч-Бруевич адресовал ему одну телеграмму за другой. Сосредоточение основных сил завершилось. К ним поступило и пополнение, включая огнемётчиков, но на последних Пехливанов положиться не мог: в направленному к Пскову решением комитета батальоне любой желающий мог «уйти по-английски». Как на грех, на мосту у Торошино ещё и сошёл с путей паровоз бронепоезда.

Ситуацию несколько упрощали продолжавшиеся в городе беспорядки. Псковский отряд даже успел оказать помощь оружием стихийно возникшему партизанскому движению. 2 марта был обстрелян и на сей раз сбит вражеский аэроплан. 3 марта солдаты Пехливанова в бою не только вынудили немцев отступить, но и закрепились в четырёх верстах от Пскова. Отряд под звучным наименованием «Волчья стая» оказался атакован полутора сотнями самокатчиков противника, потерпел поражение и отступил с потерями в живой силе и материальной части — велосипедах, стрелковом оружии и т. д. Тогда же над Торошино метким огнём был подбит ещё один аэроплан. Но… В тот же день состоялось подписание «похабного» Брест-Литовского мирного договора.

Уже после заключения мира немцы продвигались к Нарве, оборону которой сводными силами из добровольцев и матросов возглавлял нарком по морским делам П.Е. Дыбенко. После неудачного контрнаступления они откатились к городу, а вечером оставили и его и отступили в Ямбург. Прибывший туда же из Петрограда в 23:05 генерал старой Русской армии Д.П. Парский вскоре выяснил, что до утра 4 марта немцы не входили в Нарву. За город можно было побороться, но не полсуток спустя: «Возникла было мысль овладеть Нарвой обратно, но от неё пришлось отказаться, т(ак) к(ак) подходившие уже оттуда отряды только что совершили 20-вёрстный переход, были утомлены и дезорганизованы». Даже наиболее боеспособная часть Ямбургского отряда — матросы — и та уходила в тыл, вместе с оскандалившимся Дыбенко. Парского, судя по всему, чуть ли не силой заставили покинуть Ямбург. Он тщетно пытался остановить эшелон, затем возвратился и обнаружил на месте лишь крупицы прежних сил. Добровольцы утекали как вода сквозь пальцы. И сколь бы ни были изначально слабы войска неприятеля в Нарве, они останутся там вплоть до ноября.

Теперь, согласно предписанию Крыленко от 3 марта 1918 года, командованию в штабах фронтов и военных округов надлежало завершить демобилизацию старой Русской армии и приступить к созданию так называемой «завесы» на пути дальнейшего наступления германских войск.

В момент смертельной опасности

Боевые действия с момента начала операции «Фаустшлаг» не сводятся к одному лишь 23 февраля. Если взять эту дату в качестве осевой, то следует вспомнить, что в тот же день красноармейские отряды под командованием Р.Ф. Сиверса взяли Ростов-на-Дону, а накануне войска белой Добровольческой армии выступили от него в «Ледяной поход». Эти события являются трагическими вехами братоубийственного раздора. Однако на северо-западе России завершалась иная война.

Конечно, говорить о разгроме немцев под Псковом в феврале 1918 года неверно. Ненамного ближе к истине находится и зеркальная интерпретация тех событий. Суть же их проста: в условиях подавляющего превосходства противника ему было оказано сопротивление.

В этом смысле Советскую Россию можно сравнить с Бельгией летом 1914 года. К началу Великой войны вооружённые силы королевства были немногочисленны и слабы по сравнению с нависшей над бельгийскими границами угрозой. Вторжение началось, исход противостояния был предсказуем и печален. Но Бельгия с честью показала, что готова постоять за себя, а затем её армия пошла на соединение с войсками англо-французских союзников.

России на рубеже зимы – весны 1918 года было некуда отступать и не на кого опереться — безотносительно причин складывания такой ситуации. Однако в организации обороны Петрограда, в боях за Псков и даже в запоздалой борьбе за Нарву приняли участие кадровые русские офицеры. Для них вторжение врага в пределы России оставалось вызовом вне зависимости от политического режима в стране. «Наступление немцев на Псков и Нарву толкнуло меня предложить свои услуги советской власти», — признавался впоследствии виднейший военный специалист А.А. Свечин. Слабые и немногочисленные войска Красной армии всё же приняли бой плечом к плечу с военнослужащими старой Русской армии. Именно поэтому 23 февраля может полноправно считаться не только памятной датой, но и одним из символических дней народного единства.