Среднегодовая температура минус 6, вечная мерзлота и короткая навигация. Две трети года эти огромные пространства России отрезаны от «большой земли». Именно так современники описывали условия, в которых жили и добывали золото работники приисков, находящихся на реке Лене. В частности, на промыслах Витимской системы Ленского горного округа.
Золотая река
Ленские прииски — это была без преувеличения золотая жила, «золото лилось рекой». Именно так говорили о них в XIX веке. В 60−70-е годы тяжелейшие условия труда окупались хорошими заработками. Правда, постепенно недостаточно тщательная разведка месторождений вела к их истощению. Для сравнения — в 1880 году добыча на приисках Витимской системы составила около 15 тонн золота. В 1899 году — около 9 тонн. Правда, после рекордного падения в 1905 году, золотодобыча опять пошла вверх: в 1910-м на приисках было извлечено более 16 тонн драгоценного металла.
Главной компанией, осваивавшей месторождения на Лене, было «Ленское Золотопромышленное Товарищество». Компания была создана еще в первой половине ХIХ века. Тогда на притоках Лены были найдены залежи драгоценного металла. Ближе к концу века главным пайщиком Товарищества был барон Гинцбург, а в 1896 году Товарищество было продано акционерному обществу с тем же названием.
Основная проблема компании была в том, что она вынуждена была постоянно брать кредиты в Государственном банке, в основном средства требовались на доразведку и формирование системы водоотводов (почва на приисках все время искусственно подогревалась, так как сильно промерзала, а значит, от нее надо было отводить воду). Эксперты считали, что Госбанк должен был или прекратить выдавать кредиты (и обречь золотодобычу на гибель), или открыть неограниченный кредит и смириться с необходимостью вкладывать деньги в прииски. Госбанк выбрал второй вариант — затратный.
Средства у компании появились, но Товарищество было озабочено тем, как погасить огромный кредит. В итоге предприятие купила английская компания Lena Goldfields Company, хотя непосредственное руководство все равно оставалось у российских предпринимателей: Гинцбургов и их управляющего Иннокентия Белозерова.
Добыча золота и рабочий вопрос
Инвестиции направляли не только в обустройство приисков, но и в привлечение рабочих. По разным подсчетам, на ленской золотодобыче работали порядка 6−8 тысяч мужчин, а также женщины и дети.
И на рубеже веков эта огромная масса людей столкнулась с реформой системы оплаты труда. Рабочих переводили с поденной оплаты на сдельную. В принципе, после всех расчетов, она не приводила к уменьшению заработка, но рабочие были недовольны: в любой перемене они видели стремление хозяев уменьшить выплаты.
И основания для сомнений в честности у рабочих были. Дело в том, то при старой системе оплаты труда динамит и уголь, которые использовались на разработках, были хозяйские. По новой системе стоимость материалов вычиталась из заработка. Это вызывало у рабочих серьезные опасения и, естественно, протест.
Годовой заработок составлял примерно 600 рублей у мужчин, около 200 рублей у женщин и порядка 220 рублей — у подростков (подчеркнем — это средние цифры. На самом тяжелом участке — промывке — рабочий получал до 35 рублей в месяц, что было лишь чуть больше, чем в среднем у заводских рабочих из других регионов). Плюс подъемные, которые выплачивались сразу — 135 рублей. Для сравнения: в Петербурге годовой заработок рабочего мог достигать примерно 450 рублей. Мог быть и больше, но для горнорабочих ленские старатели получали очень большие деньги.
Правда, при сравнении заработков рабочих золотых приисков и рабочих из других частей России нельзя забывать, что число рабочих дней у приисковых было больше, чем в среднем по стране. В год рабочие на приисках работали порядка 313 дней.
Условия труда: сплошные минусы
Из этой зарплаты делались вычеты: за жилье, в счет штрафов, а 25% зарплаты вообще не выдавали на руки. Эта сумма хранилась на счете управления. По отчетам исследователей, изучавших условия труда на Лене, получалось, что еще порядка 50% зарплаты рабочий получал в виде товаров из местных лавок, где и цены были выше, чем на «большой земле». Так что в итоге на руках у рабочего оставалось денег совсем немного.
В книге Александра Гуревича «Песни и устные рассказы рабочих старой Сибири» приводится следующий рассказ о работе на Ленском прииске: «Заработки малы были, а работы хватало. Летом, как на пески выйдешь на работу, три лошади дается на восемь человек и семь кубометров должны вывезти на артель, на промывку туда, на машину <…> За семь кубов у них подсчет-то был. Рубль, полтора на день зарабатывали. Рубль, полтора — больше не подсчитывали на человека. Так в шахте работаешь, заработаешь по 70, по 60 копеек».
Отдельно надо сказать о том, как трудились на прииске. Условия на Лене были тяжелыми: подписав контракт длительностью с октября по октябрь, рабочий попадал почти что в рабство. Выехать с прииска было нельзя. Можно было взять с собой семью, но сложность была в том, что в контракте оговаривалось: по требованию члены семьи обязаны были отправиться на работы. В противном случае семья могла быть выслана. И что самое страшное, пожаловаться на такую ситуацию было некому.
Начались беспорядки
29 февраля 1912 года (13 марта по н. с.) на Андреевском прииске началась стачка. Поводом к ее началу стало обнаружение в лавке конского мяса. «И не простое конское мясо, с которым тайга, пожалуй, и смирилась бы, а такая часть конины (а по другой версии — быка), которая относится не только к несъедобным и неудобоваримым, но даже неудобоназываемым», — читаем в книге «Ленские события и их причины», изданной, что называется, «по горячим следам». По другой версии, мясо было просто испорченным.
Конечно, это был повод: других причин для недовольства было немало. Как бы то ни было, за две недели забастовка охватила все шахты региона.
К 20 февраля у рабочих был уже стачечный комитет и сформулированные требования: 8-часовой рабочий день, увеличение зарплаты на 30%, отмена штрафов, отмена талонов, которые активно использовались в местных лавках, признание рабочей комиссии, которая бы следила за правильностью замера забоев. Фактически это было требование ввести рабочий контроль. Также рабочие настаивали на улучшении медицинского обслуживания, требовали вежливо обращаться с рабочими, регулярно и в полной мере оплачивать все работы, в том числе и сверхурочные, и т. д.
На эти пункты администрация приисков ответила, что часть готова удовлетворить: вежливое обращение, улучшение качества продуктов, которые поставлялись в лавки, и т. п. Но остальные администрация приисков отвергла и распорядилась приступить к работе с 6 марта. При этом условии руководство согласилось не увольнять забастовщиков.
«Горячий» март
В обозначенный день никто на работу не вышел, а 7 марта инженер Александров объявил, что все требования, кроме трех (увольнение особенно «отличившихся» грубостью работников администрации, увеличение зарплаты и расширение помещений до необходимых размеров), будут выполнены. Рабочие же должны немедленно выйти на работу. Это тоже не сработало.
На следующий день рабочие отправили телеграммы по всем инстанциям, в том числе в Государственную Думу иркутскому депутату. В них были изложены все выдвинутые требования.
В середине марта дело рассматривает горнозаводское присутствие. Администрации Ленских приисков рекомендовано пойти на уступки рабочим. Постепенно волнения активизировались. Бастующие начали насильно снимать с работы тех, кто все-таки выходил на прииск, останавливали поезда, но администрация на уступки не шла.
22 марта в Бодайбо прибыл инженер Тульчинский, к которому рабочие прислушивались. 23 марта из Иркутска приехал жандармский ротмистр Николай Трещенков — помощник начальника жандармского отделения Иркутской губернии, который и станет через несколько дней главной фигурой в этом деле. 31 марта он был назначен начальником полиции всего приискового района, то есть получил огромные полномочия. Не исключено, что подобный выбор объясняется репутацией Трещенкова: он достаточно решительно применял жесткие меры. Об этом косвенно свидетельствует хотя бы то, что во время его службы в Нижнем Новгороде на него было совершено порядка 12 покушений. И действительно, перед натиском рабочих он не «спасовал».
Ситуация была тупиковая: ни одна сторона не шла на заметные уступки. А работа стояла, Товарищество, которое было и без того не в лучшем финансовом положении, терпело огромные убытки. Ситуация усугублялась тем, что шахты могло затопить, если бы рабочие их не обслуживали. На работу выходило некоторое количество приисковых (под охраной), но этого было недостаточно.
Ленский расстрел: преступление и наказание
4 апреля рабочие (около тысячи человек) в очередной раз отправились с жалобами на действия администрации. Инженер Тульчинский попытался остановить толпу и уговорить их разойтись. Но в этот момент Трещенков, командовавший ротой примерно из 100−120 человек, отдал приказ стрелять.
Позже стали говорить, что стрельба началась из-за того, что толпа напирала, и солдаты оказались в опасности. Как выяснили на следствии, рабочие не дошли до солдат примерно 250 метров, никакой непосредственной угрозы они не представляли. Стрельба продолжалась, когда люди уже побежали, причем солдаты расстреливали рабочих не беспорядочно, а по команде. Общее число жертв было более 300, из которых умерло около 200 человек (данные разноречивые — разные источники указывают, что убиты были от 170 до 250 человек).
Дело о расстреле рабочих расследовали сразу две комиссии — под председательством генерал-прокурора Сергея Манухина (правительственная) и под председательством адвоката Александра Керенского (думская). Манухин в июле 1912 года отдал приказ о возбуждении против Трещенкова дела. Судебное ведомство и Министерство внутренних дел действительно начали его подготовку.
Тем не менее, суда не было. Как можно прочитать в протоколах допросов Николая Маклакова, бывшего в 1912 году министром внутренних дел, было решено разрешить Трещенкову отправиться в действующую армию и «кровью искупить» совершенное. Трещенков ушел в действующую армию (причем с повышением до подполковника). 15 мая 1915 года на австрийском фронте он вел свой батальон в атаку, и был убит. Награждён посмертно георгиевским оружием.