Крымская война (1853-1856): Восточный кризис

Политическая ситуация вокруг «Восточного вопроса»

То, что черногорцы помогли герцоговинским повстанцам, — это турки ещё могли как-то пропустить. Но когда черногорский митрополит Данило, возвращаясь из России, заявил, что теперь он суверенный и независимый князь Черногории и Герцоговины, османы возмутились. Они решили, что это заявление спровоцировано и поддержано Россией, и султан без колебаний ввёл войска в Монте-Негро (Черногорию). Война началась в ноябре 1852 года, и хотя турки имели 33 400 штыков против примерно 10 000–12 000 черногорских, борьба оказалась довольно упорной.

В феврале 1853 года в Стамбул прибыл личный посланник австрийского императора Франца Иосифа граф Лейнинген, который от имени Австрии выдвинул туркам ультиматум:

• вывести из Черногории турецкие войска;
• не преследовать и не наказывать принимавших участие в восстании и в войне;
• за уничтоженное и изъятое имущество выплатить пострадавшим компенсации;
• заменить турецкое торговое судоходство у берегов Черногории австрийским (венецианским).

Появление австрийского чиновника в турецкой столице вызвало переполох. Европейские дипломаты решили было, что Вена действует в соглашении с Петербургом. Французский посол Шарль де Лавалет считал, что Австрия не имела никакого права выдвигать подобные требования независимой Турции. Англичане и французы рекомендовали Порте ответить отказом, но османский правитель прислушался к русским советам и пошёл на некоторые уступки, которые, однако, не удовлетворили австрийского посланника. Пришлось вмешаться Николаю I, который писал Францу Иосифу:

«Я не знаю, каково будет твоё решение, но каково бы оно ни было, ты можешь быть вперёд уверенным, что, если последует война между тобой и Турцией, то это будет равносильно тому, что Турция объявила войну мне. Я поручаю князю Меншикову сообщить это в Константинополе, а пока ставлю на военное положение 4-й и 5-й корпуса, а также Черноморский флот, и мы будем готовы».

В конце концов, Стамбул принял австрийские требования без всяких оговорок. Таким образом, зимой 1853 года Россия и Австрия совместно выступили против Турции с дипломатическим демаршем, и это уверило Россию в том, что Австрия в принципе поддерживает Николая I в балканских делах.

Вообще русский царь был против раздела Турции, предпочитая иметь одного слабого соседа, на которого можно давить, чтобы отстоять свои интересы, чем множество соседей, которые могли бы вступать в альянсы, противные России. Однако после 1840-х годов складывалось впечатление, что развал Турции — дело пяти-семи ближайших лет. Понимая, какой клубок противоречий завязан на «Османском наследстве», российский император попытался договориться с главными фигурантами Восточного вопроса: Англией, Францией и Австрией. Он предлагал:

• передать Англии Египет и Крит;
• Австрии — аннексировать Боснию и Сербию;
• Франции — занять поселения и получить торговые преференции в Сирии и Леванте;
• Россия же, по мысли Николая I, должна была получить Дунайские княжества и Болгарию до Адрианополя включительно. От Константинополя Николай отказывался, и это логично, имея Болгарию — там всего пара переходов до Проливов.

Основной ошибкой было именно начало подобного обсуждения. То, что Николай видел как гипотетический разбор ситуации, Европа восприняла как детально проработанный план и решила, что Россия готова к подобному разделу.

Русская непоследовательность и политический кризис на Западе

Надо сказать, что во многом этому заблуждению поспособствовали сами русские. Традиционная двойственность российской политики на Востоке сильно нервировала все без исключения сопричастные державы. Например, Николай I неоднократно заявлял английскому посланнику Гамильтону Сеймуру:

«Лучшее средство обеспечения стабилизации Османского правительства состоит в том, чтобы не предъявлять ему чрезмерные требования, оскорбляющие и уничтожающие его независимость».

Но когда в Стамбул прибыла миссия Меншикова, Россия начала разговор с угрозы войной, предъявляя именно чрезмерные требования. При этом на Дунае были срочно мобилизованы и поставлены под ружьё три русских корпуса, готовые к тому, чтобы перейти границу с Османской империей. Кроме того, в славянских пашалыках Оттоманской Порты вовсю орудовали русские эмиссары и разведчики, подстрекая окраины Турции к бунтам.

То есть с одной стороны, Россия заявляла о сохранении Турции, а с другой — способствовала её распаду. Такая двойственность русской политики дала возможность Пальмерстону заявить в Парламенте:

«У русских всегда две реальности. На словах они за мир во всём мире и умеренность и объявляют они об этом и в Петербурге, и в Лондоне. А вот на деле проводят активные спецоперации с помощью своих агентов. Если их агенты преуспевают где-то, Петербург объявляет это свершившимся фактом и говорит, что не может поступиться такими результатами, ибо это противно русской чести. Если агенты терпят неудачу, отрицается всякая их связь с Петербургом, они объявляются местными патриотами или отщепенцами, и вообще сообщается, что послали их не с тем и что они нарушили данные им инструкции».

«Восточный вопрос» усугублялся на фоне острейшего политического кризиса в Лондоне и Париже. Хлипкое коалиционное правительство было сформировано в Англии только в декабре 1852 года. Чарльз Гренвилль писал в своих мемуарах:

«В нынешнем кабинете пять или шесть первоклассных политиков, но ни один из них не готов признать превосходство другого, и каждый из этих пяти-шести человек считает себя более важным, нежели премьер».

Джеймс Грэхэм добавлял: «У нас сильный кабинет, но он требует сильной руки и хорошего управления». К сожалению, премьер-министр Абердин был слабым руководителем и в результате стал подстраиваться под большинство.

Одновременно с этим 2 декабря 1852 года во Франции произошёл государственный переворот: Наполеон III стал императором. Как к этому относиться другим странам, было совершенно непонятно. Пальмерстон по собственной инициативе послал приветственные поздравления «новому императору французов», чем заслужил резкую отповедь лорда Шефтсберри, который вообще требовал начать против Франции военные действия, так как над Европой нависла угроза «нового Наполеона».

Дипломатические ошибки

В этой ситуации решение Восточного кризиса легло, в общем-то, на плечи дипломатов в Стамбуле. Война ещё далеко не была предрешена. Даже Наполеон III хотя и поднял вопрос «о Святых местах», легко от него отказался. Более того, он признавался в своей полной симпатии к «лояльнейшему Николаю I», а русский посол в Париже Киселёв передавал, как «сердечно относится» российский император к благороднейшему французскому.

В момент начала Восточного кризиса русский посол встретился с Наполеоном. После обсуждения вопроса о воинственно настроенной прессе в обеих странах разговор перешёл на более серьёзные проблемы. Киселёв сделал вывод, что лучшим средством достичь мирного исхода конфликта французский император видит международную конференцию и конгресс, призванные зачеркнуть «оскорбительные для Франции» положения Венского конгресса 1815 года. То есть оказалось, что «спор о Святых местах» был только предлогом, и Франция увязывала решение Восточного кризиса с отменами деклараций Священного союза.

Так почему же всё-таки война началась? Тут множество причин, и вот некоторые из них.

1. Неумение организовать дипломатическую работу и более того — реально определить свои интересы. Это касается всех стран-фигурантов Восточного кризиса.
2. Страхи и взаимные подозрения между великими державами.
3. Уход со сцены плеяды опытных политиков времён наполеоновских войн и как следствие — «военный зуд» у «молодой школы».
4. Передача больших полномочий британскому поверенному в Турции Стратфорд-Редклифу и его фактическая автономность от британского МИДа.
5. Отсутствие дипломатического опыта в решении острых конфликтных ситуаций.
6. Утрата коллективной ответственности за судьбы мира (опять-таки ушли те, кто были вдохновителями Венского конгресса).
7. Слишком большое количество индивидуалистов в политике, решавших под прикрытием обострения ситуации и войны свои личные, в том числе и денежные, дела.

Отдельно стоит упомянуть и поведение российского чрезвычайного посланника Меншикова, который на приёмах просто попрал все дипломатические нормы и традиции османов. Во время переговоров он предъявил туркам ультиматум, ставивший под сомнение дееспособность их правительства, а в более широком смысле — и независимость Османской империи как суверенной державы. Он потребовал от турецкого султана в пятидневный срок заключить с Россией договор, содержащий гарантии интересов России на Святой Земле и передающий православное население Османской империи под особое покровительство российского императора. 22 мая 1853 года султан отказался удовлетворить эти условия. Меншиков заключил:

«Отказ Турции дать гарантии православной вере создаёт для императорского правительства необходимость отныне искать её в собственной силе».

Посол России разорвал отношения с Турцией.

Война началась

3 июля 1853 года русские войска вошли в Валахию и Молдавию. Николай I надеялся этой демонстрацией силы склонить турок к принятию русских условий. В конце концов, ведь русские уже занимали Дунайские княжества в 1849–1851 годах, и никакой большой войны не началось — так рассуждали в Петербурге.

Но на этот раз проблема заключалась именно в двойственности русской политики. Французы и англичане вдруг поняли, что предварительные договорённости с Петербургом малого стоят, и что русские хотят решить вопрос силовым путём, а не с помощью дипломатии и международной конференции. И опять проклятая двойственность… Если уж решили воевать, то надо было это делать быстро и решительно. Однако же от десанта на Босфор и захвата Дарданелл русские отказались и, сделав первый шаг по вводу войск в Княжества, заняли абсолютно оборонительную, выжидательную позицию, что позволило англичанам, французам и туркам принять ответные меры.

9 октября 1853 года Турция, уверившись в поддержке Англии и Франции, потребовала от русских вывести войска из Дунайских княжеств. Через неделю, после отказа Петербурга выполнить турецкие требования, султан объявил России войну.

Продолжение: Крымская война (1853-1856): проблемы английской логистики.