Мирное население в годы Первой мировой

Новые способы борьбы (дальнобойная артиллерия, авиация, ядовитые газы), а также гигантские размеры армий, участвующих в сражениях отразилась и на переживании мирными жителями тягот войны. Чего же нового было в осадах городов в годы Первой мировой войны? Как переживали их горожане, и как пропаганда использовала образ разрушенных городов?

Первая мировая и изменения в концепции войны

В годы, предшествовавшие началу Первой мировой войны, мало кто ожидал, что битвы будущего мирового конфликта предстанут в виде утомительной позиционной войны, которая развернулась на большинстве военных театров 1914–1918 гг. «Культ наступления», сформировавший официальные и общественные представления о войне, предсказывал, что будущие конфликты будут короткими, кровавыми и очень быстрыми. Это не означало, что стратеги не предполагали каких-либо форм позиционной войны, но возникшая в 1914–1918 гг. «осадная война», считает историк Алекс Доуделл, оказалась неожиданной для многих и перевернула представления о том, как ведутся войны и какое воздействие они могут оказывать на земли, ставшие местом сражений.

Период, предшествовавший 1914 году, стал одной из великих эпох строительства европейских крепостей. Современные крепостные сооружения в Вердене, Льеже, Намюре и Перемышле стали важной частью военного ландшафта Европы. В конечном счёте, однако, роль этих крепостей была маргинальной. Лишь немногие из них — например, Льеж, замедливший продвижение немцев через Бельгию в августе 1914 года, или Перемышль, чья четырёхмесячная осада русскими войсками стала ключевой в захвате Галиции в 1914–1915 гг. — сыграли действительно значимую роль в боевых действиях.

Начавшаяся война перевернула все прежние представления о боевых действиях как генералов и политиков, так и широких масс, ожидавших вслед за своими вождями быстрого завершения конфликта — «война закончится к Рождеству». На западном фронте окопы протянулись от бельгийского побережья Северного моря через северную и восточную Францию до швейцарской границы. После 1915 года, когда Италия вступила в войну на стороне Антанты, линия окопов, прерываясь из-за нейтральной Швейцарии, протянулась через центральные и восточные Альпы. На другой стороне Адриатического моря окопы пролегли через Балканы до Салоник. В Восточной Европе также возник фронт в тысячи километров, обладавший всеми признаками фронта в условиях позиционной войны: бесконечные ряды окопов, траншей и прочих укреплений.

Всё это напоминало долгие изнурительные осады крепостей, столь привычные для жителей Средневековья и раннего Нового времени. В начале 1915 года французский главнокомандующий генерал Жозеф Жоффр описал боевые действия во время битвы при Ипре как предполагающие осадный характер войны. Фельдмаршал Китченер, британский военный министр, согласился с таким мнением своего французского коллеги. В ноябре 1914 года Китченер выступил на ежегодном банкете у лондонского лорд-мэра, рассказав, что «развитие вооружений изменило старые принципы стратегии и тактики и превратило нынешнюю войну в нечто, напоминающее осадные операции».

Даже операции на море вскоре стали уподоблять осадам, сравнивая подводные лодки (хотя это и странно) с катапультами, башнями и греческим огнём. Возможно, у многих солдат и моряков такая форма ведения войны способствовала возникновению устойчивых средневековых реминисценций, перенося всех во времена крестовых походов, а не в будущее с его невиданными технологиями.

Впрочем, Первая мировая война оказала прямое воздействие и на гражданских лиц, круг вовлечённых даже расширился, поскольку увеличилась и зона непосредственных боевых действий. Так, устойчивое и обширное воздействие на гражданских лиц во время «окопной войны» произошло на Западном фронте, который проходил через одни из самых промышленно развитых и населённых регионов Европы.

Осада городов на Западном фронте

Западный фронт стал одним из основных мест осадных операций во время Первой мировой войны. Это была не исключительно военная зона, как подчёркивает Доуделл, где столкнулись две армии на «ничьей земле». На протяжении всей войны армии бились на пространстве, которое было местом обитания многочисленного гражданского населения. В результате Западный фронт (равно как и Восточный, Балканский, Кавказский или Палестинский) стал местом, где гражданские лица сталкивались с постоянным насилием со стороны и своей, и чужой армий.

В начальный период войны военные действия были быстрыми, но после знаменитого «бега к морю» и провала плана Шлиффена армии вгрызлись в землю. Города превратились в крепости, методы обороны которых и атаки на них непрерывно совершенствовались.

Так, Реймс, столица французского региона Шампань, является ярким примером города, испытавшего на себе все ужасы осады. После короткой немецкой оккупации он был отбит французской Пятой армией 13 сентября 1914 года. После этого жизнь города на четыре года стала фронтовой. Отдельные его районы были превращены в укреплённые зоны, а жители увидели, как прежде мирный город стал крепостью. В апреле 1916 года муниципальный служащий Поль Эсс, посетив северо-восточный пригород, отметил резкие изменения, вызванные осадными работами: в нескольких местах были построены пулемётные гнёзда, улицы перекрыты колючей проволокой. Сапёры проламывали стены зданий, чтобы связать их друг с другом, а также, используя подручные материалы, делали защитные насыпи и амбразуры в них для стрельбы.

Конечно, Реймс не был уникальным, и по всему Западному фронту города были приспособлены для ведения осадной войны. В Суассоне местный католический епископ отметил, что к началу октября 1914 года «улицы перекрыты траншеями и баррикадами». Дальше на север, в департаменте Па-де-Кале, линия фронта стабилизировалась на окраинах Арраса. Его жительница Мадлен Вартель описала, как французские солдаты вырыли окопы и «возвели баррикады из досок и камней, в которых были сделаны лазейки. Бульвары и улицы очень скоро были перегорожены колючей проволокой».

Со своей стороны фронта немецкая армия также превратила города, которые она захватила, в крепости. Среди наиболее важных был Лан (Лаон) в угледобывающем регионе Па-де-Кале. Его центр располагался всего в трёх километрах от линии фронта, а система вспомогательных траншей проходила через пригороды. В своём дневнике Леон Таке, местный нотариус, записал, как «немцы всё больше укрепляют Лан; они превратили жандармерию в настоящий форт, с пространством внутри для пушек», и как «город полностью перерыт траншеями и источен подземными ходами, которые немцы сделали, чтобы связать подвалы зданий вместе, так они могли пересечь весь город, не показываясь на улицах».

Гражданские, которые стали свидетелями быстрой трансформации родных городов в крепости, не питали иллюзий, пишет Доулэнд, относительно того, что всё это означало. Они ясно поняли, что война превратилась в осаду, войска стояли без движения. Директор горнодобывающей компании в городке Ноэ-ле-Мин, расположенного менее чем в пяти километрах от фронта на территории Антанты, хорошо видел, как разворачиваются события. В конце октября 1914 года он отметил, что «нет изменения в ситуации». Он увидел, как сооружение «многочисленных окопов, которые нас окружают, почти закончено», и что в них строят печи для обогрева — войска явно не собирались двигаться. В соседнем Аррасе Жюль Кронфальт, муниципальный чиновник, начал новый раздел своего дневника, когда его город был впервые обстрелян 6 октября 1914 года. Для него это, несомненно, означало «начало осады Арраса».

Тысячи человек, составлявшие 10–30% довоенного населения Франции, продолжали жить в таких условиях. Эти мирные жители были вынуждены быстро приспособиться к жизни в осаде. По обеим сторонам фронта, как подчёркивает Доулэнд, армия установила одинаковые порядки, не важно, свои это были или оккупанты. В обоих случаях вводился комендантский час, перемещения между отдельными районами городов были запрещены или сильно ограничены. По сути, миром горожан и стал только город, поскольку за его пределы было трудно попасть.

Как и во всех осадах, нехватка продовольствия стала одной из главных проблем. Движение военных грузов было первостепенным, потому продовольствие для гражданских лиц задерживалось или вовсе не могло быть доставлено. Местные муниципальные советы вскоре поняли, что нерегулируемый свободный рынок не может обеспечить адекватное снабжение гражданского населения, и только масштабное централизованное регулирование снабжения поможет обеспечить хоть и скудный, но достаточный паёк. В оккупированных Германией частях Франции и Бельгии продовольственный кризис был намного серьёзнее, учитывая изоляцию империи от мирового рынка. В результате в оккупированной Бельгии вплоть до 1917 года действовала американская гуманитарная Комиссия по оказанию помощи, которой было поручено контролировать почти все аспекты снабжения и распределения продуктов, что позволило предотвратить голод.

Возможно, главной проблемой для гражданских лиц, попавших в осаду на Западном фронте, была, как пишет Доулэнд, артиллерийская бомбардировка. Артиллерия наносила удары в полосе глубиной 20 км по обе стороны фронта. Так, например, на Реймс между 1 и 7 апреля 1917 года упали более 18 500 немецких снарядов, упреждая французское наступление Нивеля. Но даже между наступательными операциями над гражданскими жителями висели постоянная угроза и реальность бомбардировки. Например, с 20 декабря 1915 по 31 марта 1917 гг. Реймс обстреливался в течение 263 из 467 дней, при этом в ходе большинства бомбардировок на город падало до 100 снарядов за обстрел. Города на немецкой стороне также не были избавлены от артиллерии Антанты, несмотря на присутствие дружественного гражданского населения. В сентябре 1915 года один британский медицинский офицер наблюдал нападение на Лан. Он описал пожар, который создал «потрясающее свечение на небе и мглистую дымку, медленно дрейфовавшую к югу от несчастного города, который мы продолжали обстреливать, пока он горел».

Такие интенсивные бомбардировки имели разрушительные последствия для городского ландшафта. 23 сентября 1915 года, за два дня до начала крупного французского наступления, аббат Фулон, живший в Аррасе, описал последствия немецкого огня для города:

«Всё больше кажется, что мы живём посреди битвы. Уже непонятно, как выразить свои впечатления. Огонь артиллерии не прекращается, ужасающий, невозможный. Звук пушек настолько громкий, что все оглохли. Мы больше не можем различить свист снарядов. И всё же немцы продолжают обстрел всё интенсивнее и интенсивнее. Они даже обстреляли [город] газовыми снарядами, и когда вы покидаете свой дом, у вас жжёт глаза. Немцы, похоже, хотят стереть город с лица земли. Сегодня они выпустили лавину зажигательных снарядов на Аррас».

Действительно, страх, что немецкий обстрел просто сотрёт город в порошок, не был какой-то пустой фигурой речи. В Реймсе в июне 1919 года только 7% зданий считались пригодными для жилья. Аррас был немногим лучше: 83% его зданий были повреждены в большей или меньшей степени.

Осадные условия заставили жителей искать убежище под землёй, в подвалах, и избегать широких открытых пространств. Но они также изменили и свою «идентичность». Артиллерийский обстрел, указывают историки, был одной из наиболее характерных черт боя во время Первой мировой войны, и по многим оценкам, 70–80% ранений солдаты получали именно от артиллерийского огня. Приобретаемый гражданскими лицами военный опыт заставлял их идентифицировать себя как солдат. Пропаганда в газетах открыто сравнивала жертвы солдат на передовой и гибель мирных жителей. Грань между тылом и фронтом, солдатом и гражданским лицом, мужчиной и женщиной на войне становилась всё менее различимой.

Таким образом, начало осадной войны радикально изменило пространство, в котором обитали гражданские лица. Вслед за ним трансформировалось и мировосприятие горожан, которые перестали видеть какую-либо разницу между собой и комбатантами. И бомбардировки гражданских лиц, и масштабы разрушений стали ужасающими приметами современности, а в дальнейшем человечество ждало только усиление этих разрушений во время Второй мировой войны. Тем не менее, чтобы описать, что происходит вокруг, гражданское население на Западном фронте часто оглядывалось в прошлое и представляло войну в традиционных терминах — как осаду крепости.