Первая Архипелагская экспедиция 1769–1774 годов и ее влияние на тактику русского флота

Когда для дальнего похода в Средиземное море императрица Екатерина II была вынуждена нанять иностранных специалистов, оказалось, что их видение тактики морского боя очень сильно расходилось с российскими представлениями. В русском флоте сложилась ситуация, парадоксальным образом похожая на современное положение дел в отечественном футболе.

Боевые корабли в роли транспортов

Период между 1768 и 1790 годами для русского флота был самым насыщенным в плане боевой деятельности и сражений на море. И начать рассказ об этом славном времени следует с Первой Архипелагской экспедиции 1769–1774 годов.

Инициатором этого похода был не российский Морской штаб, не императрица Екатерина II и даже не руководство армии, а граф Алексей Орлов — человек сугубо сухопутный. Будучи в Италии, он ознакомился с ситуацией в Средиземноморье и предложил послать туда русский флот, чтобы поднять на восстание славян и греков, подчинённых туркам. Императрица согласилась с этим планом и выделила корабли, задача которых состояла в том, чтобы… «доставить войска из пункта А в пункт Б». Вот цитата из указаний Екатерины адмиралу Спиридову:

«Поелику главная всему нашему плану цель состоит в поднятии против Турков всех подвластных им народов — следовательно же и долженствует уступать оной первое место супротив всех других операций; Ваша экспедиция натурально принадлежит к числу сих последних, первым же предметом есть и всегда долженствуют прибыть сухопутные операции графа Орлова».

Указывалось, что Спиридов должен был доставить Орлову войска и артиллерию и далее не мешаться под ногами. Самому же флоту предписывалось содействовать восставшим против турок грекам и славянам и пресекать в море контрабанду.

Таким образом, никаких самостоятельных действий флоту не доверили, употребив его изначально в качестве транспортных судов. Но даже при этом своим капитанам веры было мало. Понятно, что на столь далёком расстоянии от баз требовались инициативные и способные взять на себя ответственность офицеры и флагманы. На должности в эскадре были назначены или наняты (в основном в Англии) иностранцы: Грейг, Энфильстон, Проби, Арф и другие. Из них более всех отличился Энфильстон, который решил своим отрядом (3 линейных корабля и 2 фрегата) воевать по-британски.

Прибыв на театр военных действий, русский флот обнаружил, что ему придётся не только перевезти войска к месту назначения, но и вступать в бой с турецкими эскадрами, которые совершенно не желали находиться в роли стороннего наблюдателя и готовились по мере сил противодействовать русским. Таким образом, вопреки планам императрицы, русский флот оказался втянут в морскую войну.

«Сумасшедшие» англичане

Отряд Эльфинстона включал корабли «Святослав» (80-пушечный; капитан Хметевской), на котором находился и сам адмирал, «Не тронь меня» (66-пушечный, капитан Беженцов), «Саратов» (66-пушечный, капитан Барж); фрегаты «Африка» (32-пушечный, капитан Клеопин) и «Надежда» (капитан Поливанов). Кроме этого, в отряд Эльфинстона входили транспорты «Панин», «Чернышев» и «Орлов» и пинк «Святой Павел». Этими силами англичанин навязал турецким силам Гуссейн-паши (в русских источниках — Хасан- или Гассан-паши) несколько боёв, причём именно в британской манере.

Из дневника Самуила Карловича Грейга:

«16 мая 1770 года в 10 часов утра, миновав мыс Сент-Анджело, были усмотрены два больших судна под ветром. Эльфинстон сделал сигнал кораблям «Саратов» и «Не тронь меня» идти в погоню. Скоро открылось, что это турецкие линейные корабли; и так как они лежали бейдевинд, то эскадра быстро к ним приближалась. Около 3 часов пополудни открылся весь турецкий флот, состоявший из одиннадцати больших линейных кораблей и шести каравелл и фрегатов, не считая других малых судов. Турки лавировали, выходя из залива Наполи-ди-Романия. Адмирал сделал сигнал общей погони. Около 5 часов пополудни «Не тронь меня» подошёл к ближайшему неприятельскому кораблю, на котором находился капитан-паша, имея флаг на грот-брам-стеньге, и вступил с ним в бой. Вскоре после того «Саратов» подошёл к следующему неприятельскому кораблю, имевшему… вице-адмиральский флаг, и открыл по нему огонь.

Оба турецких адмирала вскоре стали уклоняться от сражения и спустились на фордевинд в залив Наполи-ди-Романия, куда последовал за ними весь турецкий флот, близко преследуемый русскою эскадрою и под непрерывным огнём с её передовых кораблей «Не тронь меня» и «Саратов» и фрегата «Надежда». Но, к несчастию, ветер совершенно утих. Турки, воспользовавшись этим, галерами своими отбуксировали корабли свои, ближайшие к русским; остальные же, посредством гребных судов, буксировались все к входу в залив. Во всю ночь продолжался штиль и маловетрие, так что турки к утру успели намного удалиться от русских.

Во время дела «Не тронь меня» имел одного убитого и шесть раненых. «Саратов» и «Надежда» не имели ни убитых, ни раненых.

17-го числа, утром, задул тихий ветерок от севера; турецкий флот виден был лавирующим к заливу; русская эскадра, под всевозможными парусами, гнала к ветру за ним. Около полдня наветренный турецкий корабль бросил якорь в заливе и к двум часам пополудни весь флот их уже стоял на якоре вплоть к городу Наполи-ди-Романия и под защитою крепостных орудий. Турки тотчас стали на шпринги и поворотились лагом против русской эскадры, которая к трём часам, устроившись в линию баталии, подошла к ним. Немного спустя передовой русский корабль снова открыл огонь по туркам, и другие корабли, по мере того как подходили, вступали в бой. Вскоре заштилило совершенно и течением начало их прижимать к внутренней части залива. Заметя, что ветер стихает, адмирал сделал сигнал поворотить и выйти опять из залива, но корабли не имели почти хода, и «Саратов», и «Святослав», не будучи в состоянии поворотить, были принуждены бросить якорь. Шпрингами они поворотились бортом к неприятелю и продолжали сражаться на дальний пушечный выстрел. Около 5 часов лёгкий ветерок подул с южной стороны; корабль «Святослав» отрубил канат и стал выходить из залива; «Саратов» же, будучи далее внутри залива, не мог воспользоваться этим ветерком, чтобы вступить под паруса и следовать за адмиралом. Как скоро адмирал со своим кораблём соединился с остальными судами эскадры, то послал все гребные суда к «Саратову», который, снявшись с якоря и буксируемый гребными судами всей эскадры, соединился с нею.

Во время дела «Святослав» имел трёх человек убитых и двух раненых; «Не тронь меня» одного убитого и одного раненого.

Адмирал Эльфинстон, осмотрев силу и позицию неприятельского флота под замком Наполи-ди-Романия, нашёл невозможным атаковать его в этом положении с такими неравными силами, в особенности не имея в своей эскадре брандеров. Поэтому он счёл за лучшее отойти от берега и выждать выхода их в море; в то же время он, на небольшом греческом судне, послал известить графа Орлова о всём происшедшем и просить об усилении его эскадры».

У острова Спеце (Специя) 24 мая 1770 года Эльфинстон атаковал турок в походных колоннах, без перестроения в линию, и запросил сигналами поддержку у адмирала Спиридова. С точки зрения русских моряков он совершил немыслимое кощунство — ведь, как мы помним, согласно русскому Морскому уставу бой вне линии вообще грозил смертной казнью.

Поэтому Спиридов вместо поддержки Эльфинстона и нанесения решительного поражения турецким силам, начал… конечно же, выстраивать линию! На это ушло два часа, и в результате только оторвавшийся отряд Эльфинстона смог нагнать турок и провести их обстрел с дальней дистанции (500–600 метров). Турки боя не приняли и ушли под защиту береговых батарей.

Эти события стали основой инцидента между Эльфинстоном и Спиридовым, во время которого англичанин в достаточно резких выражениях обвинял русского адмирала, что «он не приложил возможного старания подойти к неприятельскому флоту и атаковать его». Здесь столкнулось два подхода к войне на море: чисто оборонительная, лишённая инициативы и руководствующаяся регламентами Морского устава русская тактика, и британская тактика, нацеленная на решительные действия и уничтожение противника.

Запись из шканечного журнала линейного корабля «Святослав» стала квинтэссенцией смысла всей британской тактики:

«Командир корабля (Роксбург) почтительно напомнил господину контр-адмиралу, что неприятеля супротив нас втрое и как бы не вышло конфузии. Господин контр-адмирал на это изволил ответствовать, что таковских неприятелей надо не считать, а факать, оп чем повелел непременно содеять запись в шканечном журнале».

Забегая чуть вперёд, скажем, что Эльфинстон позже был изгнан из русского флота. За дело или нет — это другой вопрос, в котором всё далеко не так однозначно. При этом собственноручно императрицей была оставлена следующая характеристика:

«Можно положительно сказать одно, что Эльфинстон принадлежит к разряду людей сумасшедших…».

Проблема здесь заключается в том, что такими «сумасшедшими» в массе своей были почти все кэптены британского флота, в отличие от российских. Главное противодействие своей тактике и своим планам Эльфинстон встретил не среди команд русских кораблей, а среди капитанов и адмиралов русского флота, которые с ужасом взирали на постоянные нарушения правил своей «священной коровы» — Морского устава 1720 года.

Чесма

Но нет худа без добра. Российский флот в 1770-м всё же получил бесценный опыт современной войны — пусть и с более слабым противником, который давал ему право на ошибку. Результат не заставил себя ждать: бой с турками в Хиосском проливе был проведён уже не на дистанции пушечного выстрела (400 метров), а на дистанции половины пушечного выстрела — 200 ярдов (180 метров). Впрочем, в сражении в Патрасском проливе дистанция огня снова оказалась стандартной для русского флота и составила 2 кабельтовых (около 360 метров).

Отдельно стоит упомянуть о Чесме. Без полного уничтожения турецкого флота русский флот «не мог иметь в Архипелаге свободные руки» (цитата из приказа по эскадре графа Орлова). Наверное, впервые в истории отечественного флота инструкция для этого боя содержит прямое указание подходить к противнику на такое расстояние для артиллерийского огня, чтобы «не токмо пушки нижнего дека, но и верхния были действительны». То есть огонь требовалось открывать с дистанции не более 200 ярдов (180 метров), что являлось прямым нарушением Устава 1720 года. Наконец опыт и здравый смысл возобладали над «священным писанием» флота.

Доподлинно неизвестно, кто предложил использовать в Чесменском сражении атаку брандерами. Царская историография приписывает эту идею Орлову и Спиридову, мемуары Долгорукова — Грейгу, английская историография — Эльфинстону. Как бы то ни было, роль Алексея Григорьевича Орлова в победе у Чесмы очень велика. Неизвестно, решился бы Спиридов, «человек прямой, простой и мужественный, нрава грубого, но лёгкого» (по словам Клода Карломана Рюльера), на такой тактический приём, как спуск на вражеский флот брандеров.

Понятно, что в данной ситуации вся ответственность лежала именно на Алехане Орлове, как на руководителе экспедиции. И граф Алексей Григорьевич решился. Дальнейшее известно: отряд Грейга, спустившись на противника, затеял с ним перестрелку на близкой дистанции. Потом в дело пошли брандеры, и турецкий флот к утру просто сгорел.

Если до Чесмы русский флот воспринимался как нонсенс, как карикатура на «нормальные» эскадры, то Чесма в одну ночь сделала его знаменитым. Но проблемы остались. Прежде всего обострилось понимание того, что Устав надо менять, ибо появились новые приёмы войны на море, которые должны были найти отражение в инструкциях. Спиридов, поразмыслив, решил проще. Он не стал трогать Устав, а внёс изменения в «Сигнальную книгу», которая «священной коровой» не являлась.

К сожалению, «Сигнальная книга» была распространена только на Средиземноморской эскадре. Кроме того, она не регламентировала сами манёвры, отдавая их объяснение на откуп будущим адмиралам.

Иностранные легионеры русского флота

В 1770 году на русскую службу был приглашён британский адмирал Чарльз Ноульс. Помимо помощи в проектировании кораблей, он занимался и вопросами составления обновлённых инструкций для похода и боя. Однако его работа не получила одобрения в русском Адмиралтействе, ведь «священную корову», Устав, трогать было категорически нельзя. К тому же, пытаясь наладить систему снабжения и закупок на флот по примеру британской, преследуя хищения и воровство, Ноульс нажил в российском обществе множество недругов, что вызвало сильнейшую оппозицию его предложениям.

В 1771 году на русскую службу по протекции Генриха Прусского был приглашён голландский моряк Ян Хендрик ван Кингсберген, который стал капитан-лейтенантом на русской службе. Он стоял у истоков создания Азовской флотилии. В голландской литературе упоминается о разработанной голландцем новой тактике для российского парусного флота, однако русские шканечные журналы этого не подтверждают.

Следует упомянуть, что Екатерина II относилась к приобретению иностранных моряков во время войны так же, как нынешние футбольные клубы относятся к приобретению иностранных легионеров. Это хорошо видно по отрывку её письма князю Потёмкину:

«К тебе Князь Василий Долгорукий везёт моё письмо, чрез которое тебя уведомляю, что имянитый Пауль Жонес (Джон Пол Джонс — прим. ред.) хочет к нам войти в службу. А как я вижу, что приезд Кингсбергена весьма в даль тянется, и буде приедет, то приедет поздно, а быть может, что и вовсе не приедет, то я приказала Пауль Жонеса принять в службу и прямо поедет к Вам. Он у самих агличан слывётся вторым морским человеком: Адмирал Гов (Хау — прим. автора) — первый, а сей — второй. Он четырежды побил, быв у американцев, агличан. Кингсбергена же постараюсь достать, но по причине того, во-первых, что он от Генеральных Штатов имеет лишь годовой отпуск, по конец которого он должен в мае явиться в Голландию (где имеет ращетное по Средиземному морю своей экспедиции дело) и потом взять увольнение, которое ещё неизвестно получит ли; также тестя своего Ван Гофта, которого хочет вывезти или на покое заставить жить, ибо боится, чтоб его за патриотизм не повесили на восьмидесятом году, из чего Вы сами увидите, что Кингсберген к весенним действиям никак не поспеет, а другой авось-либо доедет ранее первого».

Таким образом, получалось, что в России не создавали систему подготовки собственных кадров, а просто по надобности приобретали «легионеров», которые потом возвращались в свои страны. Да, некоторые русские моряки учились у этих «легионеров» опыту, тактическим приёмам и так далее. Но этот опыт не анализировался, не внедрялся и не осмыслялся, в результате не приводя к развитию собственно нашей тактики.

Российский флот упорно придерживался тактики 1720 года. Примерно так же, как нынешняя российская сборная по футболу всё ещё играет в футбол образца 1960-х, при том, что в отечественных клубах имеется довольно много звёзд и крепких «середнячков» мирового футбола.

Продолжение следует: