Сражение за Латрун: «Дорога жизни» по-израильски

Рассказы о сотнях неучтенных репатриантов, которых прямо с трапа корабля погнали «с одной винтовкой на троих» на арабские пулеметы, очень живо перекликаются с похожими рассказами о Красной Армии 1941 года, неучтённых призывниках и сходивших с ума немецких пулемётчиках. Между тем, в боях за Латрун и в самом деле можно найти множество параллелей с историей советской и российской армии – и это будут отнюдь не мифы о скрытых потерях.

Весной 1948 года одной из важнейших задач, вставших перед руководством только что провозглашенного государства Израиль, стала проблема Иерусалима – на тот момент он был фактически осажденным городом. Арабы также перекрыли основной путь снабжения Иерусалима – дорогу из Тель-Авива, известную сейчас как «Шоссе №1». Находящиеся в районе Латруна арабские отряды, – как считалось в тот момент, группы «милиции» из местных деревень, – обстреливали направлявшиеся в Иерусалим конвои. Ситуация еще больше осложнилась во второй половине мая 1948 года, после ухода британцев.

С миру по нитке, или вавилон резервной бригады

Проблема дороги в Иерусалим требовала немедленного решения, однако в распоряжении Бен-Гуриона в тот момент не было «лишних» частей. Единственным более-менее свободным соединением была резервная бригада (впоследствии 7-я танковая бригада «Саар ми-Голан»). Приказ о ее формировании был подписан 9 мая 1948 года. В соответствии с ним каждая из уже существующих частей должна была выделить для новой бригады роту опытных солдат.

Нетрудно догадаться, что в условиях войны, а особенно процесса перехода от подпольно-партизанской Хаганы к нормальной регулярной армии этот приказ остался благим пожеланием. Роту прислала только одна бригада, «Александрони», да и то в сокращенном составе. Два пехотных батальона бригады, 71-й и 72-й, комплектовались мобилизованными с призывных пунктов. Особенно «повезло» 72-му батальону, получившему значительное количество тех самых «новых репатриантов», большинство из которых не говорили на иврите. Впрочем, это касалось не только рядовых – иврита не знал, например, Питер Рибак, начальник оперативного отдела бригады. 71-й батальон к моменту начала наступления имел оружие только для половины солдат и участия в атаке не принимал.

Последний, 73-й батальон, гордо именовавшийся «бронетанковым», был оснащен бронемашинами и бронетранспортерами местного изготовления. При этом в нем тоже имелась «линия непонимания», но не языковая, а структурная – большая часть солдат и офицеров были выходцами из Пальмаха, боевых частей еврейского подполья, тогда как командование бригады в значительной степени составляли офицеры с опытом службы в британской армии. Хотя в описаниях дипломатично говориться о непривычности бывших подпольщиков к армейской дисциплине, судя по тому, что после боев большинство пальмаховцев покинули батальон, разногласия были более глубокими.

Что же касается готовности «бронетанкового» батальона к бою, то бывший командир бригады Шломо Шамир вспоминал об этом так:

«Ни одна рота, ни один взвод или отделение батальона не прошли необходимых для этого учений. Оружие не было проверено, и солдаты не знали, как устранять в нем неисправности, которые могут возникнуть во время боя. С водителями также не было проведено никаких учений».

Языковая проблема, впрочем, также давала о себе знать, в частности, иврита не знал заместитель комбата Барух Фридман – единственный в батальоне человек, имевший опыт действий в составе бронетанкового подразделения. С пехотными батальонами по части учений дело было не намного лучше, они начали формироваться только в середине мая. При этом стрелковое оружие поступало частями – и частично же, как выяснилось в ходе учений, оказалось неисправным. Наиболее опытной частью, подчиненной бригаде, стал подчиненный ей 32-й батальон бригады «Александрони», созданный в декабре 1947 года и уже успевший принять участие в нескольких боях.

В целом, счесть 7-ю бригаду в 20-х числах мая хотя бы условно боеспособной позволял разве что тот факт, что большинство офицеров бригады имели опыт службы в британской армии, а многие солдаты – у тех же британцев или в различных подразделениях Хаганы. Как показали дальнейшие события, этого было мало, но пока об этом никто не догадывался.

«Выполнить задачу любой ценой» или «По возможности отступайте!»

Еще 18 мая бригада «Харэль» сумела провести в Иерусалим очередной конвой. Последующие сообщения говорили о том, что в районе Латруна находятся бойцы из числа местного населения. Отогнать их от дороги и позволить проехать в Иерусалим очередным конвоям с продовольствием и боеприпасами для пусть и свежесформированной, но все-таки бригады с легкой артиллерией и броневиками не выглядело непосильной задачей. При этом начальник разведотдела бригады Хаим Герцог прибыл в ее расположение только 23 мая и не смог ничего добавить к уже имевшейся информации. Но положение в осажденном Иерусалиме стремительно ухудшалось, и вечером накануне наступления в 7-ю бригаду пришла телеграмма: «Вы должны выполнить свою задачу сегодня ночью любой ценой».

В реальности к 24 мая в районе Латруна заняла позиции бригада Арабского легиона. Когда на рассвете 25 мая бойцы 7-й бригады попытались атаковать возвышенности у шоссе, результат, как принято говорить в таких случаях, «был немного предсказуем». Больше других повезло роте 32-го батальона, сумевшей занять высоту 314, что позволило впоследствии прикрыть огнем отступавших. Однако другая рота, наступавшая на Латрун, была встречена сначала пулеметным огнем, а затем начался артобстрел. Из-за неисправности рации была потеряна связь между взводами. К 11:00 стало ясно, что атака провалилась, более того – оказавшейся в ловушке роте нет возможности ничем помочь, кроме как приказом «по возможности отступайте!»

Впрочем, 72-му батальону не повезло еще больше. Его второй роте предстояло занять деревню Дир-Аюб. Задача была, как считал командир роты Моше (Миша) Дувдевани, достаточно легкой, поскольку деревня покинута, а самой большая проблема – не растеряться во время ночного марша. Рота и в самом деле рассыпалась, однако самой большой проблемой стало не это – как только наступил рассвет, арабы открыли огонь, а затем начали окружать взводы с трех сторон. Среди 15 погибших второй роты был и ее командир – получив ранение в ноги, он приказал бойцам отходить, а сам остался на поле боя.

Избежать еще больших потерь помог дым загоревшегося от обстрела кустарника – под его прикрытием попавшие в «огневой мешок» остатки передовых рот сумели выйти к высоте 314, с которой их могли прикрыть пулеметы бригады.

Общий итог дня для 7-й бригады составил 72 убитых, пять пленных и более сотни раненых – большие потери, учитывая, что в непосредственный контакт с противником вступили только четыре роты. Ход боя и особенно его финал создали впечатление полного разгрома. Из четырех командиров рот трое были убиты или ранены, проредило и младший командный состав. Легко догадаться, как это сказалось на управляемости подразделениями. Вот как рассказывал о событиях один из солдат 73-го батальона:

«Меня и Хаима Фипша послали забрать отступающих бойцов. Стояла страшная жара, хамсин, поля горели. Целый батальон разбегается на твоих глазах, и ты пытаешься хоть кого-нибудь поймать. Многих солдат нашего батальона на бронетранспортерах направили собирать отступающих. Вышедшие с поля боя бойцы находились в шоке, они шли, не разбирая дороги».

Разумеется, в таких условиях легко возникало впечатление, что потери значительно больше официально объявленных. Арабские источники заявляли о 800 только убитых, некоторые израильтяне, как было сказано в начале статьи, приводят и большие цифры. Даже некоторые «умеренные» историки предлагают, например, принять число убитых равным числу найденных на поле боя винтовок – хотя имеются многочисленные свидетельства, что раненые и просто лишившиеся сил в ходе многочасового боя (вода у большинства закончилась еще на рассвете) бросали оружие при отходе:

«По дороге из Хульды в Латрун мы встретили группу отступающих из 72-го батальона. Эти бойцы уже давно находились в стране, но все они были перепуганными, измотанными, изнемогающими от жажды и жары. Я встретил среди них одного своего знакомого. Он шел без оружия, в рваной майке».

Пишет об этом и командир бригады: «из 90 раненых лишь 20 вернулись в Хульду с оружием в руках. Мы также оставили на поле боя четыре миномета и несколько пулеметов».

И ход, и итог боя 25 мая были достаточно закономерны – атака небольшими силами находящегося на возвышенности, численно превосходящего и лучше вооруженного противника обернулась разгромом атаковавших рот. Собственно, будь на месте Арабского легиона более умелый и склонный к активным действиям противник, их судьбу могла бы разделись и вся 7-я бригада, поскольку сильных резервов у ее командования в тот момент не имелось.

Этим боем сражение за Латрун не ограничилось. Дорогу в Иерусалим по-прежнему требовалось пробить «любой ценой». Поэтому штаб 7-й бригады занялся планированием следующей атаки. На этот раз наступать планировалось в ночное время, с 30 на 31 мая. Взамен вернувшегося к своей бригаде 32-го батальона 7-ю бригаду временно усилили 52-м батальоном из бригады «Гивати». Основную роль по плану должен был сыграть 73-й «бронетанковый» батальон.

Характерно, что командование 7-й бригады вновь довольно смутно представляло себе численность и расположение противника. Только спустя четыре дня после второй атаки в сообщениях разведки бригады появилось слово «батальон», оценивающее численность противника. Реально бригада Арабского легиона в этом районе имела два батальона со средствами усиления плюс ополчение местных арабских деревень.

Не удивительно, что и второе наступление прошло совсем не по плану.

Так, отряд из одного бронетранспортера и трех бронемашин, который должен был атаковать и захватить деревню Латрун со стороны иерусалимского шоссе, в 400 метрах от перекрестка уперся в каменную баррикаду. В этот же момент начался обстрел. Дальнейшие события экипажи бронемашин и приданные им пехотинцы описывают по-разному. Командир взвода бронемашин сообщил, что вскоре после начала обстрела сопровождавшие их пехотинцы «все куда-то исчезли». Приказ командира 73-го батальона снять с машин пулеметы и атаковать деревню имеющимися силами в пешем строю был проигнорирован как «заведомо невыполнимый».

В свою очередь, пехотинцы утверждали, что всё время находились рядом с бронемашинами, а приказ отступать был отдан кем-то именно из 73-го батальона.

Впрочем, этот отряд отделался сравнительно легко, а группе, которой требовалось захватить район монастыря, повезло заметно меньше. Сначала один бронетранспортер провалился на взорванном мосту. Оставшаяся техника приблизилась к забору монастыря, где на узкой дороге наткнулась на каменные завалы. Длившаяся примерно час перестрелка обошлась наступавшим в четырех убитых и 13 раненых.

Однако наибольшие потери понес отряд, штурмовавший полицейский участок. По первоначальному плану находившиеся в составе группы подрывники должны были взорвать стену, открыв путь наступавшим. Однако подрыв не удался, а огнемётчикам удалось поджечь примыкавшие бараки, но не основное задние, с крыши которого велся огонь. При этом один бронетранспортер подорвался на мине около стены. Четыре оставшихся бронетранспортера и бойцы штурмовых групп вступили в бой с гарнизоном участка. Однако уже через некоторые время командир отряда Яки Вега был убит, а на ходу остался только лишь один бронетранспортер, на котором из боя вывезли тяжелораненых. Атака на полицейский участок обошлась 73-му батальону в 27 погибших, включая командира роты, его заместителя, двух командиров взводов и семь командиров отделений. Четыре бронетранспортера достались противнику в качестве трофеев.

Наиболее спорными оказались действия батальона из «Гивати», который должен был атаковать так называемую «Артиллерийскую гряду» и деревню Дир-Аюб. Однако здесь атака не провалилась, а скорее не состоялась. Более того, 52-й батальон, отступив, не вышел на связь с командованием 7-й бригады, а отправился в сторону Иерусалима и в дальнейшем действовал вместе с бригадой «Харэль». Командир 7-й бригады очень дипломатично описал ситуацию: «Батальон не дезертировал с линии фронта. Он просто сам выбрал себе фронт, на котором хотел воевать».

Итоги

Говоря об общих итогах двух наступлений, очень хочется вспомнить о существовании в иврите слова «хуцпа», трудно переводимого на прочие языки. Большая часть людей воспринимает его скорее негативно, как обозначающее предельную наглость, однако иногда это понимается и в положительном смысле, как особая, безрассудная смелость.

Отправку в наступление свежесфомированной бригады, где часть подразделений не имела оружия, другие не успели пройти элементарное слаживание, а командиры и подчиненные нередко вообще говорили на разных языках, трудно назвать как-то иначе. Особенно же важным стало фактически полное отсутствие данных о противнике – даже после первого боя и командование 7-й бригады, и вышестоящие командиры имели весьма смутное представление о том, какие силы противника блокируют дорогу на Иерусалим в районе Латруна.

Как часто говорят, «устав написан кровью тех, кто не хотел его соблюдать». Латрун в 1948-м или Грозный в 1994-м – как правило, за ошибки на войне цена лишь одна.