В тени Пикассо: Дора Маар была любовницей и музой знаменитого художника на протяжении девяти лет

Генриетта Теодора Маркович появилась на свет в 1907 году, в Париже (по другим данным — в Туре). Через три года ее отец, хорватский архитектор Иосип Маркович, увез дочь и жену в Аргентину, где семья прожила вплоть до 1926 года. После возвращения в Париж 19-летняя Дора с головой погрузилась в изучение искусств. Она посещала мастерскую художника Андре Лота, где в это же время учился Анри Картье-Брессон, позже, как и ее отец, занималась в Школе изящных искусств, училась в Академии Жюлиана… Живопись и фотография привлекали девушку в равной степени — и фотография победила.

Работы Доры Маар...

В 1931 году Дора решительно сократила свою фамилию Маркович до несколько претенциозной и загадочной Маар. Вместе с молодым дизайнером Пьером Кефером она занималась коммерческими проектами, сделав себе имя на рекламном поприще, а свободное время посвящала уличной съемке и авангардному фото. То, что сегодня делается за пять минут в графическом редакторе, 90 лет назад отнимало время и было неслыханно смело — Маар и Кефер умели удивлять заказчика, привнося в проекты бунтарский дух сюрреализма. На их рекламных фото корабли плыли по морю из длинных женских волос, а из флаконов с маслом выливались длинные волнистые локоны. В начале 1930-х это было сногсшибательно.

Умная, яркая и талантливая, Дора стала одной из звезд парижского фотоавангарда. Жгучая брюнетка с зелеными глазами, отливающими бронзой, она с радостью позировала для уже знаменитого фотографа Ман Рэя, дружила с Жаном Кокто и Андре Бретоном, а ее роман с писателем Жоржем Батаем оброс целым ворохом слухов эротического толка.

Работы Доры Маар...

Помимо коммерческих работ, Дора много экспериментировала, создавая сложные сюрреалистические образы — такие, как «Симулятор» или «Двойной портрет в шляпе». Дора очень любила шляпки, которые дополняли ее образ, и предпочитала модели Эльзы Скиапарелли. Тонкие пальцы с красными длинными ногтями почти всегда сжимали длинный мундштук с тлеющей сигаретой. В 1932 году состоялась ее первая персональная выставка. А в 1936 году Дора Маар представила на выставке сюрреалистов свою работу «Папаша Убю» — и произвела фурор. «Папаша Убю» (изображение новорожденного броненосца) стал визитной карточкой сюрреализма. Фотомонтажи Маар воплощали то, что лидер сюрреалистов Андре Бретон назвал «головокружительным спуском внутрь себя… экскурсией восприятия посреди запретной территории».

Вскоре Дору Маар пригласили в Барселону, после — в Лондон, где она снимала сцены уличной жизни, а также работала в качестве фотографа на съемках фильма «Преступление месье Ланжа» Жана Ренуара. Именно здесь, на съемочной площадке, Дора Маар впервые увидела Пабло Пикассо. Художник, которому на тот момент исполнилось 54, не придал особого значения мимолетной встрече, а вот Дора… Дора была под впечатлением — непосредственный, обаятельный маэстро, овеянный славой, вокруг которого все начинало кипеть и бурлить, покорил ее сердце.

Журналист Жан-Поль Креспель писал о том, что Дора Маар придумала, как привлечь внимание Пикассо. Она знала, что художник часто посещал кафе Les Deux Magots. Креспель описывал ее «серьезное лицо, освещенное бледно-голубыми глазами, которые выглядели все бледнее из-за ее густых бровей…» Дора играла перочинным ножом, ударяя острием в стол между расставленными пальцами. «Иногда она промахивалась, и между розами на ее черных перчатках появлялась капля крови». Эту сюрреалистическую историю первого знакомства Доры Маар и Пабло Пикассо рассказывают очень часто. Некоторые утверждают, что перчатки были белыми, и Пикассо выпросил их у Доры, а потом хранил в специальной витрине. Иные рассказывают, что Пабло и Дору познакомил поэт Поль Элюар, безуспешно добивавшийся внимания прекрасной сюрреалистки с фотоаппаратом. Цвет глаз Доры тоже варьируется, не без того…

«Я тоже пыталась ухватить его образ. Божественный лик. Фас и профиль в смешанной манере Пикассо. Вы скажете: „Пикассо?“ Да, Пикассо. Я не претендую на первенство, но не могу не подчеркнуть, что подобный фотомонтаж использовала уже за пять-шесть лет до него. Наложение одного снимка на другой, сопоставление двойного женского профиля — уже тогда я работала в манере Пикассо». Дора Маар

Как говорил Пикассо, «искусство не целомудренно, а если оно целомудренно, то это не искусство» — и строго следовал этому принципу. Пабло и Дора вскоре стали любовниками. Маар фотографировала Пикассо у себя в студии на улице Асторг, но большинство кадров так никогда и не напечатала. А вот сюрреалистические фотоработы Доры стали источником вдохновения для Пикассо — он сам фотографировал свою Музу и на основе этих снимков создал работы в совершенно новой многослойной технике. Художник рисовал портреты на стекле, подкладывал под них фотопортреты, помещал между ними кружево или ткани.

Можно сказать, что после встречи с Пикассо карьера Маар закончилась. Конечно, она по-прежнему фотографировала, под влиянием Пикассо опять вернулась к живописи. Но в лучах всемирной славы маэстро ее усилия казались мелкими и незначительными. Пикассо подавлял своих женщин, подчинял их своей воле — и делал это на удивление легко. Взамен он одаривал их такой энергией, таким водопадом искрящейся жизни, что очередная Муза не могла отказаться от этого источника радости. Дора Маар была очарована — как до нее Мария-Тереза Вальтер, а до той — Ольга Хохлова…

Пикассо мог все. В том числе и позволить себе рисовать Дору какой угодно. Даже красивой, нежной. Так он видел ее в 1937 году..

Лето пара проводила в маленьком городке Мужен, неподалеку от Канн, в компании Ман Рэя, Роланда Пенроуза с женой, Ли Миллер, Андре Бретона и его жены Жаклин Ламба. Особенно близко Пикассо и Дора дружили с поэтом Полем Элюаром и его женой Нюш. Солнце, море, бесконечные пляжи… Пикассо и Дора погружались в любовь и мифы Древней Греции, представляя друг друга то Минотавром, то Нептуном, то Сфинксом.

Зимой, заглядывая к Доре, Пикассо развлекался, дорисовывая случайные пятна краски на стенах и превращая их в насекомых. Опустошенный гражданской войной в Испании, художник все больше втягивался в политику — и Дора, открыто симпатизировавшая коммунистам, его поддерживала. В 1937 году, после нацистской выставки «Дегенеративного искусства», стало понятно, что большая война — дело времени. Беззаботные дни оставались позади. Пикассо начал серию гравюр «Мечты и ложь Франко», после бомбежки мирного баскского города Герника он добавил еще четыре листа и стихотворение, в котором оплакивал трагические события в Испании.

Дора нашла для Пикассо новую студию на улице Гранд Августин, 7. Как рассказывали, именно этот чердак был описан Оноре де Бальзаком в рассказе «Неведомый шедевр». Именно здесь Пикассо рисовал свое монументальное полотно «Герника», украсившее испанский павильон Всемирной выставки в Париже. И именно в этюдах к «Гернике» впервые появились головы плачущих женщин. Огромный холст 3,5 на 7,8 метра с трудом умещался в студии, его пришлось наклонить, свет был тусклым — но ничто не могло помешать Пикассо. Он работал как одержимый, выплескивая на полотно поток идей, эмоций, гнева и боли. Все 24 дня рядом с ним была Дора, которая фотографировала каждый этап создания картины. Возможно, лампа в центре картины появилась там под впечатлением Пикассо от фотоламп Доры, с которыми она работала.

После начала оккупации Франции немцами в 1940 году Пикассо надо было принять трудное решение — уехать или остаться. Его приглашали в США, в Мексику, но он все-таки выбрал Париж. Конечно же, Дора была рядом со своим божеством — несмотря на ее, предположительно, еврейское происхождение и левые политические взгляды, репутация Пикассо защищала обоих. Постоянно поступали известия о брошенных в концлагерь друзьях или расстрелах за участие в Сопротивлении. Париж погрузился в атмосферу страха, холода и голода. Как гласит легенда, во время обыска у Пикассо германский офицер увидел открытку с «Герникой» и спросил: «Это сделали вы?» «Нет, — ответил Пикассо, — это сделали вы».

Вскоре после окончания «Герники» Пикассо вернулся к теме «плачущей женщины», которая глубоко его зацепила. Можно с уверенностью заявить, что галерея «плачущих женщин» — не только портреты Доры Маар, но и внутренние эмоциональные переживания самого Пикассо, вызванные войной, выплеснутые им на холст через отражение в любимой женщине. Страдание и отчаяние — не только и не столько сама Маар. А любимый символ сюрреалистов — глаз — у Пикассо, скорее, символ непроизвольной боли и ужаса.

Пикассо помогал движению Сопротивления, хотя ему запретили выставляться, и продаж практически не было. Он писал стихи, создавал портреты и бюсты Доры, и даже сочинил сюрреалистическую пьесу «Желание, пойманное за хвост». Напряженные годы войны не могли не сказаться на отношениях Доры и Пикассо. В 1943 году Пикассо познакомился с Франсуазой Жило — начинающей художницей, младше его на 40 лет, и начал оказывать ей недвусмысленные знаки внимания. Дора отчаянно ревновала, это сводило ее с ума, но Пикассо умел убеждать — после очередного скандала наступало затишье. Однажды Дора в сердцах сказала Пикассо: «Как художник, вы можете быть необыкновенным, но с моральной точки зрения вы ничего не стоите». Около двух лет Пабло испытывал Дору на прочность — он переселил ее в квартиру неподалеку. Несчастная целыми днями ждала телефонного звонка — иногда Пикассо приглашал ее в студию, чтобы написать очередную картину.

В 1945 году, после тяжелейшего душевного кризиса, Маар попала в психиатрическую клинику Жака Лакана, известного психоаналитика-фрейдиста. Лакан, вхожий в художественные круги, был еще и коллекционером, а также лечил многих из своих друзей-художников — известно, что Пикассо также был его пациентом. Так что Дора попала в хорошие руки. Выйдя из клиники, Дора и Пикассо изредка виделись на протяжении года, после чего художник прервал их общение.

Он оставил бывшей Музе дом в прованском городке Менерб (много лет спустя прославленном в книге Питера Мейла «Один год в Провансе»), несколько картин и глубокие душевные раны. В конце концов, Дора все-таки вернулась в прежний круг, где общалась со своими старинными друзьями и заказчиками, в том числе меценаткой Мари Лор де Ноай и писательницей-сюрреалисткой Лиз Дехарм. Она нашла утешение в католической вере, писала стихи. В 1950—х годах у нее появился сердечный друг, писатель Джеймс Лорд, но никто не мог заменить Пикассо. «Все, что у меня было, осталось от него. Все, чем я владела, — наполнено им. Я не могла вспомнить ни одного мгновения, ни одного места, в котором не был бы Пикассо. Все говорило мне о нем».

К концу жизненного пути Дора Маар вернулась к фотографии, писала картины и даже выставлялась в Париже и Валенсии всего за два года до кончины. Она умерла в Париже 16 июля 1997 года: музе Пикассо было 89 лет.
После кончины Доры Маар ее родственники по отцовской линии пытались претендовать на наследство, однако, по их словам, французское Генеральное Управление наследием (La Direction General des Patrimoines) взяло на себя управление имуществом покойной. Наследники все же нашлись, им предложили 7 миллионов евро отступных, оговорив требование в дальнейшем не претендовать на имущество Маар. Платить было за что. Дора бережно сохранила все, что было связано с ее ненаглядным Пикассо — любые мелочи, записочки, салфеточки, его керамику, мелкие сувениры и картины, свои негативы и старый фотоаппарат, с которым она покоряла Париж.