Вклад армейской коррупции в развитие искусств и музейного дела в России
478
просмотров
Просто диву даёшься, какая замысловатая цепочка причин и следствий нередко ведёт к судьбоносным событиям. Отследить эту цепочку, размотать весь клубок — занятие безумно увлекательное, сродни детективному расследованию в лучших традициях жанра...

Казалось бы, какое отношение может иметь Государственный Эрмитаж в Санкт-Петербурге к капитуляции Берлина в разгар Семилетней войны? А связь между всемирно известным художественным музеем и рейдом русско-австрийских войск на столицу Пруссии в 1760 году всё же есть, пусть и не самая очевидная.

Зимний дворец в Санкт-Петербурге. Здесь размещена основная экспозиция Государственного Эрмитажа.

О любви ко всему немецкому

Начнём, пожалуй, с того, что государь император Пётр Алексеевич за время своих подростковых гульбариев в Немецкой слободе нажил стойкий положительный рефлекс ко всему немецкому. Пользуясь служебным положением, Пётр, со свойственным ему прилежанием, всё своё царствование прививал этот рефлекс нашему отечеству, не пренебрегая никакими средствами. Как следствие этих трудов, на Матушке Руси немцев вскоре стало с некоторым избытком — настолько, что в XVIII столетии они регулярно оказывались даже на престоле, не говоря уж о непосредственной к оному близости.

Впрочем, в ту пору этническая принадлежность была ничего не значащим пустяком, как ни ярился по сему поводу Михайло Васильевич Ломоносов. Лишь бы службу верно несли, да дело делали. К тому же в эпоху, когда Германия в значительной степени была понятием не политическим, а географическим, объективных причин, способных помешать немцам русских императриц участвовать в военных кампаниях против немцев прусского короля или саксонского курфюрста, и вовсе не имелось.мо

Так что ничего удивительного не было в том, что в 1760 году капитуляцию Берлина принимал командовавший авангардом русской армии генерал Готтлоб Курт Генрих Тотлебен.

Об удачливом немце-авантюристе

Это, бесспорно, был типичный продукт XVIII века — трикстер, не ведающий ни добра, ни зла, пекущийся только о своих интересах, авантюрист и космополит. Родился Тотлебен в Тюрингии, выслужил при саксонском дворе титул графа, проворовался и сбежал, получив в спину несколько запоздалый приговор к пожизненному изгнанию. В соседней Баварии у него не заладилось, поэтому в итоге он купил чин полковника голландской армии — практика торговли патентами на воинские звания была в ту эпоху широко распространена. Впрочем, всю Войну за французское наследство Тотлебен просидел в глубоком тылу, всячески развлекаясь. Одним из таких «развлечений» 36-летнего офицера стало соблазнение 15-летней дочери местного миллионщика, закончившееся бегством влюблённой четы в Пруссию. Там парочка немедленно обвенчалась, но юная супруга и богатая наследница очень быстро разочаровалась в своём соблазнителе и подала на развод. Прусский двор принял её сторону, а сам Тотлебен в очередной раз был выдворен за пределы государства.

Готтлоб Курт Генрих Тотлебен (1715–1773). Гравюра Ивана Матюшина с неизвестного оригинала, 1889 год.

Так в 1757 году наш бедный Готтлоб оказался в России, гостеприимно распахивающей двери для всякого проходимца, которому по воле слепого случая повезло родиться немцем.

Оказался он в России как нельзя вовремя. Империя совсем недавно ввязалась в Семилетнюю войну (ту самую, которую Уинстон Черчилль впоследствии назовёт «первой Первой мировой»), и ей срочно требовались военачальники с передовым европейским опытом. Неудивительно, что в России Тотлебена моментально произвели в генералы, дали армию и послали воевать против всё той же Пруссии — благо обиду на тамошние власти Готтлоб затаил нешуточную. Тут нашему орлу всё же пришлось проявить себя отнюдь не на привычных альковных фронтах. Кстати, по легенде именно Тотлебен ляпнул служившему под его началом казаку, что тот поразительно похож на наследника российского престола, герцога Гольштейн-Готторпского Карла Петера Ульриха — и Емельян Пугачёв запомнил эти слова.

В 1760 году корпус Тотлебена, шедший в авангарде армии Захария Чернышёва, взял Берлин. Не то чтобы это было таким уж большим достижением: беззащитный, никогда не имевший ни крепостных стен, ни других фортификаций город кто только не брал за всю его кучерявую историю, — но моральный эффект был вполне реальный. Нельзя удержаться от одного ещё примечания: Берлин капитулировал перед русской армией 3 октября — и очень трудно поверить в случайность того, что именно этот день 230 лет спустя был избран датой объединения Германии.

Нельзя не признать, что практически беззащитный Берлин Тотлебен взял красиво. Правда, за три года до этого прусскую столицу уже брал с наскока австрийский генерал Андраш Хадик, что несколько снижало ценность информационного повода. Более того: берлинцы, имевшие все основания опасаться мести австрийцев за недавние прусские художества на оккупированных территориях (большинство потерь среди мирного населения в ходе Семилетней войны понесла как раз Австрия), были кровно заинтересованы в том, чтобы сдать город именно русской армии, которая традиционно испытывала к немцам определённый пиетет и в целом вела себя на оккупированных территориях куда сдержаннее союзников.

Русские солдаты на улицах Берлина, 1760 год. Гравюра Даниеля Ходовецкого, 1789 год.

Трудно судить, насколько талантливым полководцем был Тотлебен. Но то, что его реляцию о занятии Берлина и сегодня можно изучать как блестящий образчик самопиара, — факт безусловный. Особенно автору удались пассажи, в которых он подчёркивал неудачные решения непосредственного командования в лице графа Чернышёва — и свои умелые действия в этих ситуациях. Впрочем, ни обещанного ордена, ни звания генерал-поручика за взятие Берлина Тотлебен так и не получил. Напротив, последовал приказ перед Чернышёвым извиниться — чего, впрочем, наш герой так и не сделал.

Год спустя Тотлебен вступил в переписку со своим бывшим сюзереном, прусским королём Фридрихом, за каковую был обвинён в государственной измене и приговорён к смертной казни — но помилован и восстановлен на службе. Впоследствии историки выскажут предположение, что вся переписка была частью масштабной операции российской разведки. Вполне вероятно, учитывая склонность Тотлебена ко всяческому авантюризму. Впрочем, дальнейшая его биография при всей своей увлекательности к нашей истории непосредственного отношения уже не имеет.

О судьбоносной взятке

Вернёмся в октябрь 1760 года, за стол переговоров о капитуляции Берлина. Прусскую сторону представлял крупный промышленник Иоганн Эрнст Гоцковский. По итогам переговоров Тотлебен милостиво согласился снизить контрибуцию с жителей города с четырёх миллионов рейхсталеров до полутора. Очевидно, не последнюю роль в такой милости победителя сыграл сделанный Гоцковским скромный презент в размере 200 000 рейхсталеров якобы для поощрения армии, которым Тотлебен немедленно поощрил себя любимого как оной армии командира. Если называть вещи своими именами, Гоцковский из своего собственного кармана дал Тотлебену взятку — и тот взял. Дело, в общем, житейское.

Иоганн Эрнст Гоцковский (1710–1775). Гравюра Фредерика Христиана Карстенса.

Гоцковский, к слову сказать, как и полагается доброму лютеранину, всю жизнь честно тянул свою лямку, по возможности ни в какие плутни не встревая. Рано осиротел, много работал, разбогател, основал целый ряд предприятий самого разного профиля — от фарфоровой мануфактуры до шёлкопрядильни. Особенной любовью Гоцковского была живопись, в которой тот очень и очень неплохо разбирался, со временем став одним из крупнейших в Европе арт-дилеров и личным поставщиком прусского короля Фридриха. Заодно промышленник собрал и весьма недурственную собственную коллекцию.

Когда три года спустя русский оккупационный корпус покидал Пруссию, Гоцковский заключил выгодный, казалось бы, контракт по снабжению армии продовольствием. Но предпринимательская удача изменила ему: в результате начавшегося после Семилетней войны экономического кризиса Гоцковский оказался на грани разорения. Его долг перед российской стороной составил… ну да, те самые 200 000 рейхсталеров, которыми он буквально вчера купил снисхождение Тотлебена. Тогда-то, спасаясь от разорения, он и предложил русскому послу в Берлине князю Владимиру Долгорукову приобрести своё живописное собрание.

Промышленник Гоцковский просит лежащего на диване русского офицера (возможно, Тотлебена) защитить Берлин. Рисунок Адольфа фон Менцеля, 1840 год.

Так в 1764 году в Петербург прибыли 37 ящиков, в которых находилось больше трёхсот работ Рафаэля, Рембрандта, Рубенса, Снейдерса, Рени и множества других старых мастеров Италии и Голландии, положивших начало собранию, которое сегодня носит название Государственный Эрмитаж.

Любопытно, что было бы, откажись тогда Тотлебен от взятки?

Ваша реакция?


Мы думаем Вам понравится