Война Габсбургов и Валуа 1542 года: Перпиньян в осаде

23 августа 1542 года могло наконец начаться главное из военных предприятий, задуманных в тот год королём Франциском. Армия, порученная дофину Генриху, сосредоточилась в нескольких километрах от Перпиньяна, закрывавшего путь в Испанию. Осада при многократном численном превосходстве должна была, по меньшей мере, отдать в руки короля этот важный укреплённый пункт на французской стороне Пиренейских гор, а если повезёт — то и выманить на бой императора Карла Габсбурга, который держал штаб-квартиру в арагонском Монсоне.

23 августа, Перпиньян

Перпиньян стоял «на равнине среди гор, усеянной мелкими пригорками» — это была плоская возвышенность высотой в 30–40 метров и более; в сторону моря «равнина была гладкой» (имеются в виду долина реки Тет и её низинный левый берег). Французы считали Перпиньян городом средней величины; по мнению англичанина Пэджета, по величине обвода стен он примерно соответствовал Нортгемптону.

Город имел сильные укрепления. На высоте в южном конце города располагался Большой замок, он же Цитадель, господствующий над городом и прилегающей местностью. Замок имел в основе дворец-крепость королей Майорки, при Людовике XI в 1470-х гг. усиленный стенами и рвами. Замок считался столь сильным, что его надеялись защищать даже после падения прочих частей крепости.

От Большого замка длинная полукруглая городская стена с «морской» (восточной) стороны спускалась к Малому замку в северном конце города. Другая подобная стена замыкала крепостной обвод со стороны гор. С 1535 года к старым укреплениям начали пристраивать новые, низкого профиля. К восточной стене примерно в ста шагах от Большого замка был пристроен рондель из белого камня-известняка. Поскольку эта стена была очевидной целью для обстрела и приступа, к ней уже во время подготовки к осаде пристроили, примерно на середине длины, небольшой земляной рондель, за которым стояла «старая церковь плоской формы, изрядно досадившая французам» — на её крышу установили пушки; видимо, это был монастырь Св. Клары.

Кроме того, напротив церкви Св. Якова был выстроен «большой земляной бастион»; испанцы его называли кавальером или ронделем Св. Лазаря, прикрываемый артиллерией с Большого замка «и с прочих мест» — позднее примерно на этом же месте стоял так называемый Немецкий форт. Во время подготовки к осаде повсюду были насыпаны дополнительные валы и кавальеры, и установлена артиллерия. Французы считали испанские пушки в сотни, причём без гаковниц. Особо много пушек было установлено в районе Еврейских ворот, ворот Миранда и на бастионе; дю Белле сравнил город, «ощетинившийся стволами орудий», с ежом.

После 1542 года укрепления Перпиньяна неоднократно расширялись, сносились и перестраивались (в первый раз — уже через месяц после осады), и сам город был частично поднят и перестроен. На изображениях осады времён Людовика XIII (1642 год) общими с крепостью 1542 года оказываются лишь Малый замок, дворец-крепость и старые городские стены.

Силы сторон

В городе защищались, по разным подсчётам, от 4000 до 6000 испанских солдат, из них до 1000 ветеранов, под началом полковника дона Хуана Сервельона (он же Сербельон и Сенильон) Кроме того, имелось немного конницы и до 3000 спешенного каталонского ополчения (коней в городе никому не оставили) под началом дона Хуана де Акуньи, капитан-генерала графства Русильон. И Акунья, и Сервильон были опытными военачальниками, «много повидавшими в Италии». Продовольствия в городе считалось достаточно на шесть месяцев.

Численность армии французского короля под Перпиньяном поддаётся учёту с большим трудом. Вести о 40 000 и даже 60 000 человек следует считать преувеличением, запущенным французами «на страх врагам» и некритично подхваченным современниками. То же относится к 20 000, якобы оставленным королём Франциском при себе. Позднее преувеличить силы противника понадобилось и имперской стороне.

Более или менее надёжны французские и итальянские сведения о тяжёлой и лёгкой коннице, численность которой влияла на своеобразный «ранжир» знатных господ, командовавших конными отрядами и на размер выделяемого жалованья. Пехоты же было не менее 15 000, но, вероятнее, больше. Тяжёлых проломных орудий наверняка было более 20.

Так, согласно отчёту Акуньи, имелось 30 000 пехоты (10 000 швейцарцев, 4000 итальянцев, 6000 гасконцев и 10 000 «других французов»); до 8000 конницы (4000 ордонансной тяжёлой, 200 лёгкой из Италии, 3000 дворянского ополчения и личных отрядов); 40 орудий, из которых 25 тяжёлых — двойных пушек и кулеврин, а из кулеврин — три тяжёлые. Имелись 2000 «сапёров, одетых в красное».

Жан Буше в «Анналах Аквитании» считает пехоту в армии дофина в 27 000 — 7000 под началом полковника герцога Этампа (Жан де Бросс), 5000 итальянцев Джанпаоло де Орсино (Джованни Паоло де Орсино из Кьери, он же капитан-генерал всех наёмных итальянцев), 3000 пехоты господина Бриссака, 12 000 пеших французских легионеров и гасконских авантюристов под началом «капитана Лорже» (Жак Монтгомери, господин Лорже). Конница — 1500 тяжёлой и 1300 лёгкой. Осадный парк составлял 14 двойных пушек, 24 «одинарных» пушки (33–40 фунтов), 22 кулеврины, длинные и короткие (они же средние).

Гуаццо считает наёмных итальянцев в 5000 пехоты и 800 конницы (лёгкой или менее тяжело вооружённой, чем французские жандармы). Вместе с «12 000 швейцарцев», «18 000 гасконцев» и 2000 в частных (конных) отрядах это даёт 35 000 пехоты и до 3000 конницы. Имелось, по сведениям Гуаццо, 105 орудий всех калибров.

Однако Пэджет несколько позднее сообщал «со слов надёжнейшего человека», что «истинная численность» пехоты была не более 18 000 (из них 9000 — швейцарцы и итальянцы, а прочие — гасконцы), конницы — 600 тяжёлой и 1500 лёгкой; артиллерии — 32 тяжёлых орудия.

Считалось также, что швейцарцев в армии маловато, и за дополнительным швейцарским контингентом отрядили господина Бланфоса.

Главнокомандующим был дофин Генрих (будущий король Франции Генрих II). Испанские источники говорят, что собственно военное командование при дофине осуществлял господин Неван.

Осада

Осада началась 23 августа демонстрацией атаки через Каменный мост у Малого замка в северном конце Перпиньяна войсками, закрывавшими дороги через Пиа и Бомпас. Немедленно выяснилось, что «вопреки разумению господина Монпезата, настаивавшего на этом предприятии и уповавшего на неготовность испанцев в Русильоне», испанцы были осведомлены об этом направлении удара, и что уход сил Аннебо из Пьемонта их в том окончательно убедил. В городе ударил набат, «и не успел бы кто прочитать «Богородице дево», улицы заполнились оружным людом». Королевские войска были отбиты артогнём с Малого замка и с бастиона, причём по ним били из пушек так густо, «будто ядра были не дороже аркебузных пуль, и так часто били, будто из аркебуз». В тот же вечер войска от замка Русильон выдвинулись к Перпиньяну по дорогам Эльне и Кабестани, и с той же ночи в двух местах повели сапы.

«И так много было сапёров, и так усердно они работали», что вскоре подошли на выстрел аркебузы от стен города. Притом «подходы к городу были ровными и песчаными, и трудно было в таких грунтах сапы вести, и туры, наполненные песком, защищали хуже».

Уже в ночь на 28 августа королевские войска смогли установить восемь тяжёлых орудий в 100 шагах от крепостного рва, напротив стены и ворот Эльне, и «очень близко» от Большого замка. Эта батарея была завершена 1 сентября и насчитывала 12–14 тяжёлых орудий. Её целями были Большой замок и ворота Эльне. По итальянским историкам, место для этой батареи — против самых мощных укреплений города — выбрал адмирал Аннебо, вопреки советам Джанпаоло Орсино нацелиться на участок послабее.

Вторая батарея устроена была против бастиона, на холме, послужившим естественным кавальером. Эту батарею ставили очень близко к городским укреплениям, «на два малых или один добрый бросок камнем», поскольку надеялись также вести с неё мины. Она была завершена 29 августа и включала, по сообщению Буше, 8–10 тяжёлых орудий, одно из них — кулеврину калибром 75 фунтов; вероятнее, однако, сообщение Сереседы о «25 кулевринах и пушках» или Сен-Жана о 30 орудиях, поскольку батарея господствовала над местностью и должна была работать по целому ряду целей. Так, с неё держали под продольным огнём полотно стены от ворот Эльне до Большого замка и сильно мешали починке повреждений; пытались разрушить старую церковь, на куполе которой испанцы поставили кулеврину и полу-кулеврину, огонь которых немало донимал французское войско; вели огневой бой с бастионом.

Кроме того, дофин, раздражённый своими неудачами и вылазками защитников, приказал «с великой частотой» бить с этой батареи и по улицам, и по домам — «и домам кое-чем повредили, а людям, божьей милостью, совсем мало повредили». Примечательно, что между батареей на холме и входом в траншею не удалось устранить небольшой незащищённый участок «в пол-броска камнем», очень опасный, поскольку он был виден с бастиона и постоянно обстреливался.

Таким образом, 28 августа на Перпиньян была поведена правильная осада. 30 августа дофин Генрих перенёс свою квартиру на 500 шагов далее от города к месту «на красивой возвышенности» рядом с хорошей дорогой, ведущей на перпиньянскую равнину. Рядом расположили артиллерийский парк под охраной швейцарцев; слева от тех встала тяжёлая и лёгкая конница. Позиции и траншеи, начинающиеся несколько поодаль и ведущие к Большому замку, занимали французская и гасконская пехота, а также авантюристы. Позади штаб-квартиры дофина расположились знатные господа с их личными отрядами. Вдоль реки ближе к городу расположили остальные швейцарские отряды, а ближе к лагерю — итальянцев Джованни Франческо, солдат господина Аннебо и пьемонтских авантюристов.

Испанский воевода Акунья в день начала осады переместил свою штаб-квартиру из замка в женский монастырь Св. Клары, стоявший между двух французских батарей; поскольку монастырь был взят под обстрел, монашек пришлось выселить. Здесь же столовались все знатные господа и капитаны, и, по донесению Акунья, «всю осаду все они не раздевались и покоя ночного не знали».

Дело 2 сентября

Большой замок подтвердил славу мощного укрепления. Ко 2 сентября непрестанный трёхдневный обстрел с батареи напротив ворот Эльне не проделал в стенах замка «и такой бреши, чтоб человеку пройти». Однако в ронделе был сделан пролом, и насмешки защитников над «кротами-французами» приутихли. Защитникам надо было что-то срочно предпринять, и ими задумано было внезапное нападение отрядом отборных солдат. Случай для этого представился 2 сентября.

Испанцы воспользовались тем, что итальянский отряд Джанпаоло Орсино как раз сдал охрану батареи против ворот Эльне отряду французов господина Бриссака численностью 2000 человек. Пока тот расставлял своих людей по местам, в час пополудни из задних ворот замка вышли 300 солдат: 200 стрелков из отряда капитана Бесерра (он же Весерра) и 100 пикинеров из отряда капитана Мачука (он же Машикао). Возглавляемые обоими капитанами, солдаты по рву пробрались к батарее и, внезапно напав, обратили в бегство не готовое к бою прикрытие, перебили многих пушкарей и заклепали пять тяжёлых орудий, «кои более всего городу вредили», а ещё три орудия сбили с лафетов и поломали им колёса.

Поднялась тревога, и большие силы королевских солдат под началом господина Монпезата бросились из лагеря на выручку, так что перпиньянский отряд отступил, «и всего двое или трое были ранены, а кабы вышла тысяча человек, то и всю артиллерию побросали бы в ров, и врагам бы её было не достать».

Рассказ француза дю Белле о той же вылазке сосредоточен на отваге господина Бриссака (Шарль де Косс, господин Бриссак; начальник над французской пехотой), который, заметив испанскую вылазку, быстро собрал малое число людей и повёл их в атаку, сам будучи без оружия, а с одним только рычагом; этот малый отряд столь яростно атаковал испанцев, что отогнал, «не дав причинить вреда орудиям», а тем временем подоспели другие отряды из лагеря. Сам господин Бриссак был дважды ранен, а дофин Генрих, обняв его, молвил, что кабы не был он дофином, желал бы быть Бриссаком.

Разные французские источники сообщали о большей численности перпиньянского отряда — до 700–800 человек, из них 300 стрелков, и о несколько больших его потерях (15 или 50), но признают и потерю до 400 человек из отряда Бриссака. Швейцарцы в деле 2 сентября повели себя пассивно и даже отказались выйти на назначенные им позиции, чем вызвали подозрения насчёт их верности. Позднее якобы выяснилось, что они нанимались с условием не вести против императора наступательную войну.

В любом случае, ценные орудия были на время осады потеряны, а осаждающие были «настолько впечатлены отвагой столь немногих», что через два дня убрали с этой позиции большие пушки, и ещё через два дня убрали остальные орудия с этой батареи и начали устраивать новую батарею, позади и правее первоначальной позиции.

С тем же боем и тем же господином Бриссаком связан известный случай, когда лекари не могли отыскать пулю, вошедшую около правой лопатки, и лишь Амбруаз Парэ догадался попросить раненого принять ту же позу, в какой тот был в момент ранения, после чего пулю тут же обнаружили и извлекли.

В числе других примечательных эпизодов осады — рассказ капитан-генерала Акуньи о том, что среди орудий в городе была одна большая и весьма изрядная кулеврина, для которой, когда пришли французы, имелось лишь два ядра, и новых ядер никак было не сделать. Но выяснилось, что у французов есть орудия точно того же калибра, и они столько забрасывали в город ядер, что «не было дня, когда б та кулеврина не делала по 40 и по 50 выстрелов этими ядрами», и оказалась орудием, нанёсшим врагу наибольший урон.

В рядах французов в этой осаде участвовала 16-летняя Луиза Лабэ, прозванная «капитан Луиз» и «прекрасная верёвочница», в дальнейшем — поэтесса французского Ренессанса.

Продолжение следует: Война Габсбургов и Валуа 1542 года: отступление королевской армии