Воздушный налет по немецким штабам на хутор Милютинский: кто убил генерал-лейтенанта Эрнста Руппа?

30 мая 1943 года командование вермахта готовило контрнаступление на Кубани. Немцы хотели вернуть территории, потерянные в ходе начатого 26 мая наступления войск Северо-Кавказского фронта (СКФ). Беспокоила противника не утрата нескольких хуторов, а пробоина, образовавшаяся в укреплённой «Готской позиции» — линии, которую Гитлер приказал удерживать любой ценой. Под вопросом была судьба всего Кубанского плацдарма и оборонявшей его 17-й армии. На исходные позиции подтягивались танки, штурмовые орудия и пехота.

В 10:30 (здесь и далее приводится московское время, немецкое летнее время было на час меньше) на командный пункт 101-й легкопехотной дивизии (лпд) прилетел на связном «Шторхе» командир XLIV армейского корпуса, он же временно исполняющий обязанности командующего 17-й армией генерал артиллерии Максимилиан де Ангелис (Maximilian de Angelis). Он провёл совещание с командиром 97-й лпд генерал-лейтенантом Эрнстом Руппом (Ernst Rupp), командиром 101-й лпд генерал-лейтенантом Эмилем Фогелем (Emil Wilhelm Vogel) и командиром 13-й танковой дивизии (тд) генерал-лейтенантом Куртом фон дер Шевалери (Kurt von der Chevallerie). После обсуждения наступление было назначено на раннее утро 31 мая. Командир 97-й лпд вернулся на свой командный пункт, который около 16:30 подвергся внезапному налёту советской авиации. Осколками бомб генерал-лейтенант Рупп был убит на месте.

Эрнст Рупп, 1892 года рождения, участвовал в Первой мировой войне, был ранен. 22 июня 1941 года встретил полковником, командиром 36-го пехотного полка (пп) 9-й пехотной дивизии (пд) в группе армий «Юг». В январе 1942 года был назначен командиром 97-й лпд, в феврале получил звание генерал-майора. Принял участие в походе на Кавказ, активный участник попыток захвата Туапсе. Как известно, попытки эти провалились, но командование осталось довольно Руппом, и в январе 1943 года он стал генерал-лейтенантом. После отхода на Кубанский плацдарм умело и упорно оборонял свой участок «Готской позиции», 7 марта получил Рыцарский крест. Факт гибели Руппа достаточно известен и упоминается в исторической литературе, но вряд ли кто-то знает, что по советскому плану генерал должен был умереть четырьмя днями ранее, 26 мая. Наоборот, в теории 30 мая ему ничего не угрожало, но от судьбы Эрнст Рупп не ушёл.

Что же это за план, который обрёк Руппа на гибель? Назывался он «План боевых действий частей 4-й воздушной армии в наступательной операции Северо-Кавказского фронта». Согласно этому документу, перед началом авиационной и артиллерийской подготовки две восьмёрки штурмовиков Ил-2 должны были нанести удары по станице Гладковской, где по данным разведотдела фронта находились штабы 13-й тд и 19-й румынской пд, а также по хутору Прохладный со штабом 97-й лпд. Сам план действий и карту целей к нему 23 мая утвердил лично командующий СКФ генерал-лейтенант И.Е. Петров.

Любопытно, что командующий фронтом имел то же звание, что и командир немецкой дивизии. В целом план был хорош и вместе с мощной артподготовкой сыграл 26 мая важную роль в том, что немецкая оборона начала сыпаться. Для спасения ситуации противнику пришлось привлечь основные силы 4-го воздушного флота, зона ответственности которого простиралась от Новороссийска до Курской дуги.

Однако в части удара по штабам замысел оказался неудачным: ни в Гладковской, ни в Прохладном штабов немецких дивизий не было. Кроме того, из-за нехватки сил 4-й воздушной армии удар по штабам был возложен на ВВС Черноморского флота, а моряки вместо двух восьмёрок смогли выделить только четыре Ил-2. Эта четвёрка во главе с майором В.Х. Куняхом из 47-го шап ВВС ЧФ в 05:29–05:30 нанесла удар по Гладковской, в которой в действительности размещалась 1-я санитарная рота 97-й лпд и, возможно, другие тыловые подразделения.

«Илы» атаковали два двухэтажных здания в центре посёлка, вокруг которых скопилось множество машин, сами машины и огневые точки. Было сделано три захода. Майор Кунях доложил об уничтожении 11 автомашин и повреждении ещё 17, разрушении обоих зданий и прочем ущербе. Каковы реальные результаты налёта на Гладковскую — неизвестно. В обычный день такой налёт наверняка был бы отмечен в немецких донесениях, но 26 мая он остался без упоминания — всё затмило начавшееся наступление.

Удар по Прохладному не состоялся. Впрочем, штаб 97-й лпд находился в южной части хутора Милютинский, в 1,5 километрах севернее, и под удар мог попасть только случайно. Так или иначе, Рупп прожил ещё четыре дня и успел внести свой вклад в то, что немецкие войска смогли прийти в себя и удержать фронт. Люфтваффе обеспечили себе превосходство в воздухе и наносили столь мощные удары, что советские войска перешли к действиям в основном в сумерках. К 30 мая немцы уже чувствовали себя настолько уверенно, что планировали вернуть все утраченные позиции.

Налёт 30 мая 1943 года

За несколько дней, прошедших с начала наступления, не только советским наземным войскам пришлось приспосабливаться к мощному противодействию люфтваффе. Советская ударная авиация перешла к действиям одновременно большим количеством групп в составе дивизионных колонн. Для их сопровождения требовалось меньше истребителей в расчёте на один ударный самолёт — так высвобождались дополнительные силы для борьбы с вражеской авиацией.

В дневное время 30 мая состоялся всего один налёт. К этому времени советское командование уже чётко осознавало, что масштабное применение авиации без привязки к действиям наземных сил — в большинстве случаев пустая трата сил и средств. Надежда на нанесение существенных потерь противнику была не слишком велика, а другие результаты ударов с воздуха: подавление артиллерии и огневых точек, обрыв линий связи, моральное воздействие — давали кратковременный эффект и без оперативного использования его наземными войсками имели мало смысла.

Налёт 30 мая выбивался из этой логики. Он не был связан ни с наступлением советских войск, ни с отражением вражеского контрудара. Упоминание причин, по которым он был всё же проведён, в документах найти не удалось. Возможны два мотива. Во-первых, сосредоточение сил противника для будущего контрнаступления не укрылось от советской разведки. Во-вторых, с наступлением темноты намечалась частичная смена советских частей на передовой свежими силами. Таким образом, налёт мог быть попыткой заранее ослабить немецкую ударную группировку и одновременно обезопасить от вмешательства противника смену частей.

О том, что немецкий удар ожидался, свидетельствует участник событий с немецкой стороны Вильгельм Тике (Wilhelm Tieke) в своей книге «Марш на Кавказ»: «30 мая прошло относительно спокойно. Громкоговорители русских, установленные на высоте 121,4, дали разгадку: «Мы ждём вашего наступления». Казалось бы, этот пассаж — лишь воспоминания очевидца с сомнительной достоверностью, однако подобная запись действительно обнаружилась в журнале боевых действий 101-й лпд.

Незадолго до 16:00 с аэродромов начали взлетать самолёты двух бомбардировочных (223-я и 285-я) и двух штурмовых (214-я и 230-я) авиадивизий 4-й воздушной армии. Всего в воздух поднялись пять групп Пе-2 и 17 групп Ил-2 с сильным истребительным сопровождением. К сожалению, плохая погода не способствовала успеху удара. Была сильная, хотя и не сплошная, облачность, временами шёл дождь. В 16:20, когда дивизионные колонны начали подходить к районам целей, обстановка в воздухе была следующей. Над небольшим участком фронта от села Киевского до села Молдаванского (примерно 10 км с севера на юг) в воздухе находились 44 Пе-2 и 97 Ил-2 в сопровождении 97 истребителей, а также 18 истребителей, прикрывавших войска, — итого 256 советских самолётов.

Поскольку налёт получился неожиданным и проходил в сложных метеоусловиях, можно было бы надеяться на запоздалую и не очень эффективную реакцию немцев. К сожалению, вышло по-другому. За несколько минут до советских ударов немцы сами провели три налёта: один на «Малую Землю» силами пикировщиков Ju 87 и два силами Ju 87 и Ju 88 — по артиллерии 37-й армии. Последние два налёта произошли в непосредственной близости от района ударов 4-й воздушной армии. В результате немецкие истребители, сопровождавшие «Юнкерсы», обнаружили советские дивизионные колонны на подходе к целям. Кроме того, в том же районе находилась сопровождавшая корректировщик «Фокке-Вульф» Fw 189 пара «Мессершмиттов» Bf 109 и некоторое количество немецких «свободных охотников». Всего в серии воздушных боев приняли участие не менее 20 Bf 109, а вероятно — более 30. Из 15 поимённо известных немецких лётчиков, принявших участие в этом бою, шестеро имели на личном счету от 47 до 76 подтверждённых воздушных побед, трое — от 26 до 33, четверо — от 1 до 10, и лишь двое пока успехов не имели.

Первым атаковал советскую армаду унтер-офицер Вильгельм Хаусвирт (Wilhelm Hauswirth) из отряда 8./JG 52, до этого сопровождавший группу Ju 88. По его донесению, он успел сбить один ЛаГГ-3 и один Ил-2 прежде, чем сам был подбит и произвёл вынужденную посадку в районе Киевского. Заявки советских лётчиков и стрелков в ходе этого налёта были так многочисленны, что при прочих равных установить автора победы над немецким асом было бы невозможно.

Однако есть заявка, резко отличающаяся от однообразной массы и содержащая подробности, подходящие под случай с Хаусвиртом. Воздушный стрелок сержант И.А. Андрейчук из 103-го шап подбил «Мессершмитт», который сел в 500 метрах восточнее хутора Сиротский (северо-западнее Киевского) мотором на северо-запад. Для Ивана Андрейчука, начавшего воевать 9 мая, это был 10-й боевой вылет, а для Вильгельма Хаусвирта — 141-й. Наградные документы утверждают, что Андрейчук сбил немецкий самолёт в паре с другим стрелком сержантом И.И. Шиленко, однако, по боевому донесению 103-го шап, Иван Шиленко лишь подтвердил заявку Андрейчука.

Наиболее подробный пример действий немецких истребителей в этом бою содержится в донесении другого немецкого аса — обер-фельдфебеля Рудольфа Тренкеля (Rudolf Trenkel) из 2./JG 52. Он был ведущим пары, сопровождавшей уже упомянутый Fw 189. Обнаружив подход с востока примерно 20 Пе-2 в сопровождении 20 истребителей, «Рама» немедленно прекратила разведку и ушла на запад. Освободившийся от подопечного Тренкель в течение двух минут сбил два Пе-2, атакуя под прикрытием облаков. Затем наземный пост сообщил о приближении группы Ил-2. Тренкель прекратил преследование Пе-2, уже отходивших на запад, атаковал «Илы» и сбил один из них. После этого он вёл бой с истребителями и сбил один Як-1. В донесении указано вооружение Bf 109G-2, на котором он вёл бой — три пушки 20-мм MG 151/20 и два 7,92-мм пулемёта MG 17. На уничтожение четырёх советских самолётов (67-я, 68-я, 69-я и 70-я заявки Тренкеля) ушло 400 снарядов и 680 патронов.

Сохранилось также донесение обер-лейтенанта Макса Гайсслера (Max Geissler) из 2./JG 52. Он был ведомым в паре командира группы гауптмана Йоханнеса Визе (Johannes Wiese), а вооружение его самолёта было аналогично истребителю Тренкеля. На своей «канонерке» вместе с Визе Гайсслер несколько раз атаковал группы Ил-2, израсходовал 210 снарядов и 280 патронов. Падения атакованных им самолётов немецкий лётчик видел, но наблюдательный пост сообщил об одном упавшем «Иле».

Большинство атак немецких истребителей случилось уже после нанесения бомбоштурмовых ударов. Расстроить большинство групп Ил-2 и Пе-2 до подхода к цели немцы не успели. Несмотря на сложную погоду и сильный зенитный огонь, почти все советские группы отработали по заданным целям — во всяком случае, так доложили их ведущие.

Исключение составили две девятки Пе-2 35-го гв.бап. По донесению ведущего, район цели (село Русское) закрыли облака, и удар был нанесён по живой силе и артиллерии на хуторе Красный. Нужно сказать, что другим группам облачность не помешала в те же минуты отбомбиться по Русскому — опять же, если верить донесениям ведущих. Эти оговорки не случайны. Есть свидетельства обеих сторон о том, что ударам подверглись также районы в нескольких километрах от заданных целей. Так, по донесению немецкой 79-й пд, имел место налёт на село Кеслерово и участок фронта севернее его — то есть, примерно в 8 км от ближайшей заданной цели.

Экипажи группы командира эскадрильи 103-го шап капитана Г.Е. Емельянова наблюдали, как пять Ил-2 наносили удар по хутору Сиротский — в 5 км от ближайшей заданной цели. Но самый примечательный удар состоялся по южной части хутора Милютинский — примерно в 4 км от ближайшей заданной цели и в 3,5 км от района, по которому из-за облачности по донесению отбомбился 35-й гв.бап. Как раз в Милютинском и погиб на своём КП генерал-лейтенант Рупп.

В оперсводке 4-й воздушной армии потери немцев на земле в результате массированного налёта выглядели так: штурмовиками уничтожены танк, бронемашина, четыре автомашины, 11 орудий, три миномёта, две зенитно-пулемётные точки и до 150 человек пехоты, взорваны два склада боеприпасов. Результаты действий бомбардировщиков остались неизвестными. Отмечено только, что 223-я бад сфотографировала свои бомбоудары, а 285-й бад, представленной 35-м гв.бап, не удалось и этого.

Для сравнения — на следующий день применение авиации против перешедшего в наступление противника, по данным оперсводки 4-й воздушной армии, дало следующие результаты: уничтожено семь танков, бензозаправщик, 13 автомашин, 15 орудий, пять миномётов, 11 зенитных пулемётов, четыре склада боеприпасов и до 400 человек пехоты, разрушен блиндаж, вызвано четыре очага пожаров. В обоих случаях потери противника, безусловно, очень сильно завышены, но столь же безусловно результаты 31 мая кратно выше, чем накануне, при кратно меньших потерях. Но, главное — 31 мая авиация сыграла реальную роль в отражении немецкого наступления.

Неудивительно, что в отчётах 4-й воздушной армии, корпусов и дивизий среди примеров успешных действий налёт 30 мая не встречается. Не слишком внятный по замыслу, проведённый при неблагоприятной погоде и сильном противодействии налёт не дал и не мог дать заметных результатов. На этом фоне гибель генерала Руппа стала единственным светлым пятном, но советская сторона об этом не знала. В немецких документах удары по запланированным и случайным целям отмечены, но без особых комментариев. Можно только отметить, что танки не пострадали. Очевидно, ущерб был не слишком впечатляющим, хотя, помимо командного пункта 97-й лпд, под удар попал и штаб 204-го пп. В разных немецких документах присутствует одна и та же фраза — внезапный налёт, а затем снова тишина. Это подчёркивает контраст с остальными налётами, которые были тесно увязаны с наземными боями.

Кто бомбил хутор Милютинский?

Учитывая сложную и запутанную обстановку в воздухе, нельзя уверенно сказать, кто именно бомбил Милютинский. Наиболее вероятный кандидат — 35-й гв.бап, и не только потому, что его удар (по донесению ведущего) пришёлся ближе всего к Милютинскому, но и потому, что действия двух девяток полка были самыми беспорядочными из всех групп. При подходе к цели дивизионная колонна, состоявшая из двух девяток 35-го гв.бап, попала в кучево-дождевую облачность. Строй нарушился, и из облаков «Пешки» выходили парами, звеньями и одиночными самолётами. Из восьми истребителей сопровождения (шесть Як-7Б и два Як-1 15-го иап) вместе с бомбардировщиками из облаков вышли только три «Яка».

По донесению ведущего колонны командира полка майора В.А. Новикова, бомбёжка была проведена на боевом курсе 160° (с северо-запада) с высот от 2750 до 3100 метров по скоплению войск в Красном и южнее его. Сразу после выхода из облаков и ещё до сброса бомб бомбардировщики попали под зенитный огонь и подверглись атаке четырёх истребителей, опознанных как два «Мессершмитта» Bf 109 и два «Фокке-Вульфа» Fw 190. Всего полк потерял три Пе-2: два из них были повреждены зенитным огнём и добиты истребителями, один — пропал без вести. Ещё один самолёт повредили зенитчики, он потерял винт с редуктором левого мотора, но смог дотянуть до аэродрома.

История одного из сбитых самолётов доказывает, что, вопреки донесению, 35-й гв.бап бомбил не только хутор Красный. В «Пешку» командира 2-й эскадрильи капитана М.А. Курбасова, штурмана эскадрильи капитана И.М. Жмурко и стрелка-радиста старшины И.М. Архипова между правым мотором и кабиной лётчика попал зенитный снаряд. Курбасов получил сквозное осколочное ранение шеи или головы, и быстро потерял сознание. Штурман Иван Жмурко, несмотря на лёгкое ранение, смог взять управление самолётом на себя. В довершение ко всем бедам, подбитый Пе-2 атаковала пара Bf 109.

Сбросив бомбы на южную окраину села Молдаванское (а не по Красному), Жмурко прошёл на юг до станицы Нижнебаканской, а затем повернул к станице Крымской. К этому времени стрелок Иван Матвеевич Архипов огня не вёл и не отзывался — вероятно, уже был убит. Истребители расстреливали беззащитную «Пешку», она горела всё сильнее. К ранению штурмана добавились сильные ожоги лица и рук. Перетянув через линию фронта, Жмурко на всякий случай скомандовал Архипову «Прыгай!». Сам он вытащил смертельно раненного комэска из кабины и выпрыгнул с ним.

Курбасов и Жмурко уже бывали сбиты. Это случилось в ноябре 1941 года на бомбардировщике СБ. Приземлившись на территории противника, они присоединились к партизанскому отряду и воевали в нём, пока их не удалось переправить на «большую землю». Товарищи вернулись в полк через месяц, предусмотрительно запасшись справкой НКВД о службе в партизанском отряде.

На этот раз всё оказалось трагичнее. Парашют капитана Максима Алексеевича Курбасова не раскрылся, и он камнем упал на землю — вероятно, к тому времени уже мёртвый. Горящий самолёт взорвался в воздухе, не долетев до земли 40–50 метров. Раненный и обожжённый Жмурко прибыл в полк на следующий день, доставив на аэродром тело погибшего командира.

В представлении Жмурко к званию Героя Советского Союза от 2 июня 1943 даются несколько отличные детали этого вылета, не меняющие сути произошедшего. В данном случае, события описаны по оперативным документам. В итоге Иван Матвеевич Жмурко стал Героем Советского Союза, хотя и не в этот раз — вторично он был представлен в апреле 1945 года и получил заслуженное звание 15 мая 1946 года.

Понятно, что в ситуации, в которую попал 35-й гв.бап, как минимум часть экипажей не знала точно, какую именно цель они бомбят. Ещё один кандидат — экипаж Пе-2 младших лейтенантов А.М. Калашникова и С.К. Бондаренко из 10-го бап 223-й бад. По донесению, он в облаках оторвался от своей группы, самостоятельно восстановил ориентировку и отбомбился по цели. Насколько точно экипаж восстановил ориентировку и что именно бомбил, сейчас уже не установить. Поскольку немецкие документы говорят о налёте на Милютинский, а не о бомбёжке одиночным самолётом, скорее всего, генерал Рупп стал жертвой экипажей 35-го гв.бап.

Остаётся открытым вопрос, почему в бою не приняли участия четыре группы советских истребителей, прикрывавших наземные войска. Из них только группа «Яков» 42-го гв.иап, ведомая капитаном Г.Р. Павловым, на подходе к району прикрытия видела два Bf 109, которые ушли на запад. Другие группы противника в воздухе вообще не видели. А ведь бой разворачивался в прямом смысле прямо под ними. Очевидно, отгадка кроется в том, что прикрытие велось на больших высотах, выше облачности, а все немецкие атаки проводились под облаками; наибольшая высота, указанная в немецких заявках на сбитые самолёты — 1500 метров. Впрочем, так как облачность была не сплошная, одна из групп советских истребителей наблюдала бомбоштурмовые удары по южной и западной окраинам Киевского, но истребителей противника при этом не зафиксировала.

Возможно, наблюдатели станций наведения 4-й воздушной армии не видели обстановку и не смогли навести свои истребители на противника. В пользу этого говорит отсутствие упоминаний о подтверждении станциями наведения хотя бы одной из многочисленных заявок советских воздушных стрелков. Но нельзя исключить, что группы прикрытия берегли сознательно на случай новых немецких бомбёжек. Очередные налёты «Юнкерсов» только что закончились, и в тот момент никто не мог знать, что они оказались последними.

Успехи и неудачи

Остаётся сказать, во что обошёлся массированный налёт. Немецкие истребители заявили о 20 победах — шесть бомбардировщиков, восемь Ил-2 и шесть истребителей. Ещё на семь сбитых претендовала зенитная артиллерия. Реальные потери были меньше, но всё равно тяжёлые — 10 самолётов были сбиты или пропали без вести, пять подбиты и разбились при вынужденной посадке, ещё три подбитых машины сели в чистом поле и требовали эвакуации и ремонта. Кроме того, не менее шести самолётов получили повреждения различной тяжести, но вернулись нормально. Один самолёт был потерян без воздействия противника — на пути к цели разбился при вынужденной посадке из-за отказа мотора. Погибли или пропали без вести 24 человека лётного состава (10 лётчиков, восемь штурманов и шесть стрелков), ещё семь человек получили ранения.

Со своей стороны, советские экипажи заявили (по документам полков и дивизий) о 36 сбитых немецких истребителях. В оперсводке 4-й воздушной армии эти цифры урезали до 15. Как это соотносится с реальностью? Из донесений генерал-квартирмейстера люфтваффе и других документов получается, что у противника за весь день пострадали не менее шести истребителей.

Два из них точно были повреждены при отражении массированного налёта. Как уже упоминалось, был подбит и произвёл вынужденную посадку унтер-офицер Вильгельм Хаусвирт. Его Bf 109G-4 W.Nr.19747 получил тяжёлые повреждения, оценённые в 40%. Также в воздушном бою пострадал Bf 109G-4 Петера Дюттмана (Peter Düttmann), но процент повреждений неизвестен.

Один случай точно не имеет отношения к вечернему налёту: Bf 109G-2 лейтенанта Цвитана Галича (Cvitan Galić) из хорватcкого отряда 15./JG 52 в воздушном бою в 09:20 получил несколько попаданий в плоскости, но лётчик сел нормально на своём аэродроме.

Ещё три случая произошли в неизвестное время. Bf 109G-4 W.Nr.19245 после воздушного боя сел на вынужденную в районе станицы Старотитаровской — несомненно, тянул с востока на свой аэродром Тамань. Будущий ас граф Эберхард Фишлер фон Тройберг (Eberhard Fischler von Treuberg) из 9./JG 52 получил ранение, повреждения его самолёта оценили в 35%. Ещё два Bf 109G-2 — W.Nr.13584 из 1./JG 52 и W.Nr.13602 из 3./JG 52 — отмечены генерал-квартирмейстером как потерянные на 100% в одном и том же квадрате 76844 (район станицы Варениковской), причём первый от зенитного огня (хотя советские зенитчики в тот день на сбитые истребители не претендовали), а второй — в результате воздушного боя. Этот квадрат находится далеко от мест воздушных боев того дня. Оба самолёта базировались в станице Гостагаевской. Остаётся предположить, что они тянули на свой аэродром, но в плохих метеоусловиях довольно сильно уклонились вправо.

Вероятность того, что три последних упомянутых самолёта пострадали при отражении вечернего массированного налёта, довольно велика. 30 мая в воздухе было ещё два заметных события — отражение немецкого дневного налёта на Краснодар и жестокий бой над немецким морским конвоем в районе Анапы. Кроме того, воздушные бои случались и в ходе рутинных вылетов на прикрытие войск и перехват. В этих вылетах советскими лётчиками были заявлены сбитыми 10 истребителей в дополнение к 36, заявленным в ходе массированного налёта. Но из этих 10 побед четыре были заявлены лётчиками ВВС ЧФ над морем, и ни одна из известных немецких потерь явно не походит под их заявки. Из 42 заявок на истребители над сушей абсолютное большинство приходятся на массированный налёт.

Насколько полны немецкие данные о потерях в данном случае? Из четырёх известных повреждённых истребителей у генерал-квартирмейстера упомянуты только два. Так как дополнительные данные отрывочны, нетрудно предположить, что повреждённых самолётов могло быть больше, и не факт, что все они пострадали настолько легко (менее 10%), что не подлежали упоминанию в донесениях. С другой стороны, противник в данном случае не потерял безвозвратно ни одного лётчика. В отличие от безгласной матчасти, данные о безвозвратных потерях лётного состава за 1943 год, видимо, полны — во всяком случае, пока не известен ни один пример, опровергающий это. Насчёт раненных лётчиков такой уверенности нет, и в данном случае унтер-офицер Хаусвирт не упомянут как раненный. Однако после вынужденной посадки 30 мая в следующий раз он поднялся в воздух лишь 3 июля — более чем через месяц. Это не обязательно связано с ранением, но, судя по обстоятельствам, вполне возможно.

Отдельно стоит упомянуть проблему Fw 190. Из 46 заявленных сбитыми немецких истребителей четыре отмечены как Fw 190. Два из них заявлены морскими лётчиками, и их можно не рассматривать, а ещё два — во время массированного налёта. Известно, что лётчики часто путали Bf 109 и Fw 190, несмотря на видимые внешние различия. Скорее всего, так было и в этих случаях. Но на всякий случай стоит упомянуть, что на Кубани в это время действовала штурмовая группа II./SchG 1, два из трёх отрядов которой летали на Fw 190. Немецкие лётчики-штурмовики после сброса бомб иногда участвовали в наступательных воздушных боях, некоторые из них — весьма охотно.

Однако на Кубани не известно ни одного случая, чтобы штурмовые Fw 190 специально поднимали в воздух на перехват или выполнение других чисто истребительных задач. То есть, участие их в отражении массированного налёта 30 мая маловероятно. В этот день числится подбитым зенитной артиллерией Fw 190A-5 W.Nr.155959, который с 25% повреждениями вернулся в Анапу, а его пилот обер-лейтенант Ойген Бауройтель (Eugen Baureuthel) был ранен. Зенитчики Северо-Кавказского фронта в этот день заявок на Fw 190 не делали, но так как Fw 190 атаковали объекты, прикрытые зенитной артиллерией, вполне возможно, что Бауройтеля зацепили именно зенитчики, не заметив своего успеха.

В завершение уместен вопрос: повлиял ли на что-нибудь массированный советский налёт 30 мая 1943 года, насколько оправданы понесённые потери? Как упоминалось выше, на следующий день немецкие 97-я лпд, 101-я лпд и 13-я тд с частями усиления сделали неудачную попытку восстановить положение, существовавшее до 26 мая. Провальное контрнаступление стоило немцам больших потерь. Возможно, гибель способного и опытного комдива сыграла какую-то роль в конечной неудаче атак 97-й лпд. Опасная вмятина в «Готской позиции» так и осталась. В какой-то степени это оправдывает налёт, хотя единственный заметный его результат был достигнут явно случайно.