Родители будущей поэтессы, Лев Николаевич и Мария Ильинична Воловы, родом были из образованных еврейских семей города Ковно (ныне Каунас в Литве). Лев Николаевич был ветеринаром, его жена — домохозяйкой, но свою дочь они видели не тем и не другим — они мечтали, чтобы она стала балериной, отдали её в балетную школу.
Агния действительно была очень изящной и пластичной девочкой. И — очень склонной к восторженности. По моде поэтов эпохи, которую позже назовут их серебряным веком, писала рассказы о милых пажах и прекрасных принцессах. Запоем читала Ахматову и, внешне похожая на знаменитую поэтессу, подчёркивала сходство причёской; вдохновлённая, сочиняла грустные строки. Обожала Маяковского и пыталась писать стихи лесенкой. И, конечно, в танце выкладывалась вовсю.
Однажды на творческом вечере читала стихи собственного сочинения под Шопена. Стихи были полны трагизма. Назывались соответственно: «Похоронный марш». В зале сидел нарком просвещения Луначарский. Он сделал Агнии замечание — не рано ли, мол, писать такие грустные стихи? Может быть, стоит попробовать себя сначала в детской литературе? Агния обещала попробовать.
Но поворотным моментом стала для неё встреча с Маяковским на вечере детской литературы. Тот сказал ей и двум другим молодым поэтессам про детей в зале: «Вот это аудитория! Для них надо писать!». Эти слова полностью определили дальнейшую творческую биографию Барто.
Отнеслась к стихам для детей поэтесса очень серьёзно. Спрашивала совета у признанного мастера детской поэзии, Корнея Чуковского. Посещала семинары, из которых вынесла, что именно на ней, на пишущей для детей, лежит ответственность за воспитание человека будущего, особенно гуманного, особенно коллективного советского человека. Очень строго работала с формой, и даже шла наперекор мэтрам детской литературы — они долго считали, что дети сложной рифмы не поймут, стихов таких читать не станут. Но ведь у Маяковского читали? Ко всем практически советам Агния прислушивалась, но рифму оставила любимую, составную, как у своего кумира.
Все эти творческие искания происходили на фоне Гражданской войны, НЭПа, постоянных бытовых трудностей, порой буквально голода. Продолжая танцевать, Агния приискала себе работу — в магазине. Брали только с шестнадцати лет, но Агния была высокой девочкой и спокойно приписала себе год. Окончив балетную школу, устроилась по специальности, танцевать в театре, но выступала только год. Потом как-то сразу вышла замуж и приняла решение жить только литературой. На этот раз её вдохновлял, похоже, молодой муж — поэт Павел Барто.
Мужчины детской поэтессы номер один
Как ни странно, свела будущих супругов Барто не поэзия, а балет. Павел занимался в студии своей тёти, легенды балета Лидии Нелидовой. Туда же ходила и Агния. Симпатичный юноша привлекал внимание многих его соучениц, но выбрал он «ахматовскую» Агнию. Точнее: пока все строили Паше глазки, Агния сама построила Пашу. Такой уж у неё был характер.
Пока Агния с мужем сочиняли вместе стихи и разговаривали о будущем и литературе, всё шло хорошо. Но через три года родился сын, и любовную лодку немедленно стало бить бортами о быт. Через три года стало ясно, что молодую пару, в общем-то, ничего не связывает. Агния и Павел развелись. На прощание вместе с ребёнком поэтесса забрала себе и фамилию мужа. Для Павла это оказалось равносильно краже, он очень злился, но закон был на стороне бывшей жены, и ему так и пришлось всю жизнь делить фамилию с ней.
Со вторым мужем Агнии повезло больше. Им стал выдающийся физик Андрей Щегляев. Высокий, стройный, красивый, удивительно добрый мужчина был великолепным организатором и на работе, и дома. И дома всё устраивал так, чтобы Агния могла творить. Нанял няню, домработницу, если надо — что-то делал сам, но поэтесса жила одной только своей поэзией и — детьми. Во втором браке она родила дочку Таню, которая потом, как и папа, пошла в «технари» — стала инженером, кандидатом технических наук. Со вторым мужем Агнию смогла разлучить только смерть, настолько прилепились друг к другу.
Притом семья их жила совсем не так, как представляют обычно идеальные семьи. Никогда Агния не прибеднялась, чтобы «не затмевать» мужа, всегда носила свой талант, свою популярность спокойно. Впрочем, Щегляева и нельзя было затмить, он точно также был лауреатом государственной премии. То, что его представляют везде как мужа Барто, его скорее забавляло. Дома же главой всегда была Агния. Все решения принимала она, а Андрей думал, как их воплощать. Похоже, они идеально друг другу подходили.
Агния и война
С войной и фашизмом Агния встретилась лицом к лицу чуть раньше других советских граждан. В 1937 году её в составе советской делегации послали в Испанию. Там шла война между сторонниками Испании как республики и приятелем Гитлера, националистом Франсиско Франко. Советский Союз поддерживал республиканцев.
В Мадриде всё гремело и горело. У многих детей на улице были недетские взгляды — Агния потом увидит такие же на Урале, в эвакуации, и в детдомах, полных сирот и просто потерявшихся детей. И в то же время это была Испания, страна, овеянная романтическим флёром. Агнию, как всегда, впечатляло буквально всё. Она прямо под налётом франкистских самолётов выскакивала из машины, чтобы купить на память кастаньеты. Попробовала посмотреть корриду — стало дурно от этой жестокой, кровавой пляски на арене.
Итогом посещения стали, конечно, новые стихотворения — о детях Испании для детей СССР. В то время немало привезли в Советский Союз маленьких беженцев из далёкой страны, новости войны с франкистами горячо обсуждались, и советские дети тоже хотели быть в курсе. Стихи Барто им были нужны — что-то вроде детской версии газетных сводок.
Когда война пришла в СССР, Андрея Щегляева перевели работать на Урал. Поехала с ним и Агния. Она по‑прежнему считала главной своей миссией работать с детьми. Но не сочинять же во время войны так, словно ничего не происходит? Агния решила написать книгу о юных героях трудового фронта. Но встреча с подростками, работающими на заводах, сделала очевидным: так просто контакта с ними не выйдет. Не видели они причин откровенничать с чужой эвакуированной тёткой.
Тогда, по совету писателя Павла Бажова, Агния устроилась учиться токарем вместе с этими хмурыми ребятами. И выучилась. И написала о них. И заодно поняла, что увы, работник руками из неё так себе. Разряд как токарь смогла получить плохонький, второй. А приносить пользу хотелось очень! Агния уехала на запад, пыталась устроиться военным корреспондентам, читала детские стихи солдатам — те слушали порой со слезами на глазах, ведь эти самые стихи они недавно читали своим малышам… Но на фронте Агния оказалась не нужна, и она вернулась к семье.
Барто не могла остановить войну, как-то помочь приблизить победу, но она смогла бороться с войной — с тем, что она натворила. Как-то поэтесса написала поэму «Звенигород» о жизни детского дома. Стихи впечатлили одну из читательниц настолько, что она решилась написать Барто: у женщины в годы войны потерялась дочь Нина, и как было матери теперь радостно надеяться, что Нина, быть может, растёт в такой же дружной компании в детском доме, как ребята из «Звенигорода».
Поэтесса Агния Барто (слева) вместе с редактором радиопередачи «Найти человека» Мариной Новицкой (справа) прослушивает запись своих новых выступлений.
Агния приняла историю близко к сердцу и решила попробовать разыскать девочку Нину. Получилось! Мать и дочь воссоединились. Так родился новый проект Барто — «Найти человека». Поэтесса собирала воспоминания ребят в детдомах, придумав новый подход. Семьи малышей не смогли найти официальные лица, потому что многие не помнили фамилии, имена родителей, адреса родного дома. Агния старалась уцепиться за другое. Расспрашивала буквально всё, что только мог вспомнить ребёнок, и выбирала такую деталь, которую наверняка вспомнили бы родственники.
Во что была одета девочка, когда потерялась. Как мальчик сам вырывал зуб младшей сестре. Какую дома держали птицу в клетке, с какой игрушкой любил ребёнок дома ложиться спать. Всё, что угодно, что не примет как ориентировку милиция, но смогут узнать свои.
С рассказами детей она выступала на радио «Маяк» в передаче «Найти человека». Там же зачитывала письма от слушателей: «помогите найти девочку… помогите найти мальчика… помогите…» Передача шла девять лет, и за это время без малого тысяче детей нашли их родных пап, мам, братьев, сестёр, каких-нибудь других родственников. Это, пожалуй, было самое большое, что могла сделать Барто против войны.
Многие считают, что спасением детей Барто пыталась как-то утихомирить боль от потери сына. Умер он нелепо, на мирной улице, недалеко от дома. Юноша пришёл домой чуть раньше обычного и сказал, что пойдёт покататься на велосипеде перед ужином — очень уж погода хороша. На улице его сбил грузовик. Парнишка почти не получил повреждений. Почти. Ударился виском о бордюр. Сразу насмерть. Дочь Барто вспоминала, что мама носила боль его потери в себе всю жизнь.
Не только поэтесса для маленьких
Творчество Барто совсем не ограничивается стихами для малышей. Этические проблемы, сложные эмоции, с которыми сталкиваются дети постарше, тоже встречаются в её стихах — просто по популярности «малышовые» четверостишия значительно их обгоняют. Как пошутил про сборники вроде «Игрушек» Расул Гамзатов, общий тираж книжек Барто будет побольше населения иных континентов.
Агния стала сценаристкой для нескольких популярных в своё время детских фильмов: «Подкидыш» (тот самый, где «Муля, не нервируй меня!»), «Алёша Птицын вырабатывает характер», и двух менее известных — «Слон и верёвочка» и «Тысяча мальчиков». Она также издала две автобиографические книги — «Записки детского поэта» и «Найти человека».
Но ещё Агния Львовна была, увы, печально известна в литературной среде за участие в травле Чуковских. Сначала она присоединилась к жёсткой критике своего учителя Корнея Чуковского в тридцатых. Потом, много лет спустя, выступала за исключение из Союза Писателей его дочери, Лидии Чуковской. Притом, что поразило саму Лидию, приводила ей в пример её же отца — мол, он был добрым и светлым человеком, а вы злая… А ведь в 1944 году отец Лидии, придя с похожего заседания, где его песочили в хвост и в гриву, сказал дочери, что Барто была «ниже всех». В это трудно поверить, вспоминая, как Гагарин говорил, что первые стихи о добре были в его жизни — стихи Барто. Но из песни слов, увы, не выкинешь.