Кто был настоящим виновником московского пожара 1812 года?

«Москва превратилась в бездну, в океан огня; пламя шло с севера к центру, и оно достигало самого неба; куски кровельного железа падали с колоколен и домов с грохотом на широкие мостовые…» — вспоминал пожар 1812 года офицер наполеоновских войск Дьёдонне Риго. «Самый великий, самый величественный и самый ужасный спектакль, какой я видел за свою жизнь», — годы спустя, уже в ссылке, описывал пылающую Москву Бонапарт. Пожар бушевал четыре дня, со 2 по 6 сентября (здесь и далее даты по старому стилю), были разрушены почти три четверти построек, каменных и деревянных, погибли тысячи людей.

Бедствие началось в тот же день, когда покинутую русской армией и большинством жителей Москву заняли французские войска, и сразу же пошли слухи о злонамеренных поджигателях. Города нередко горят в ходе боевых действий, но кто и зачем мог сознательно уничтожить древнюю столицу, оставленную без борьбы?

Версия первая: французские захватчики

Российская общественность послевоенных лет не сомневалась: город спалили враги. «Они сожгли Москву, а мы сохранили Париж», — за глаза обвинял французов дипломат в отставке Семен Воронцов. Император Александр I возлагал ответственность за катастрофу на Наполеона. Действительно, чего ждать от захватчиков в доставшемся им на разграбление городе? К тому же Наполеон был в гневе, когда вместо делегации представителей московской власти с ключами от древней столицы его встретили пустые улицы.

Однако пожар 1812 года чуть не стоил жизни самому Бонапарту. Въехав в Москву 3 сентября, император обосновался в Кремле. И уже на следующий день еле выбрался из окруженной пламенем резиденции по подземному ходу. Наполеон проделал опасный путь сквозь горящий город и укрылся в Петровском путевом дворце, в те времена находившемся за пределами Москвы.

В первые часы бедствия французское командование винило своих солдат, разводивших бивуачные костры вблизи деревянных построек и занимавшихся мародерством. Затем в разных районах Москвы были замечены поджигатели из местных. Пожар принял угрожающий масштаб, и французам после попыток потушить горящие здания пришлось перебраться за город. Поджигать столицу, в которой Наполеон рассчитывал расквартировать части своей армии, было бы бессмысленно и опасно. Получается, французские войска скорее сами пострадали от пожара. Значительный урон архитектуре Москвы Наполеон нанес позже: в октябре, когда армия покидала город, он приказал взорвать кремлевские стены и постройки (к счастью, они не были разрушены полностью).

Столичные пожары
Нерон не виноват

Знаменитый пожар в Риме случился в 64 году н. э. во время июльской засухи. Он начался в торговых рядах, где продавали масло и другие горючие жидкости, и бушевал шесть дней. Пострадали 80 % городских построек, а три квартала полностью выгорели. Пошли слухи, будто Рим приказал поджечь император Нерон, чтобы освободить место для новой резиденции. Вряд ли они были обоснованны — пожар начался далеко от места запланированной стройки, зато дворец императора существенно пострадал в пламени. Однако за Нероном на века закрепилась репутация поджигателя собственной столицы. Чтобы отвести от себя подозрения, император обвинил в бедствии христиан и устроил показательные казни. Часть денег, собранных на восстановление города, он потратил на возведение дворца, изумлявшего современников роскошью и размерами, — так называемого Золотого дома.

Версия вторая: генерал-губернатор Москвы Федор Ростопчин

«Это они сами!.. Какое необыкновенное решение! Что за люди! Это скифы», — восклицал Наполеон, наблюдая зарево пожара. Ему докладывали, что среди задержанных поджигателей немало московских полицейских: значит, диверсия организована властями. Главным подозреваемым в глазах французов стал генерал-губернатор города граф Федор Ростопчин. 20 сентября Наполеон писал Александру I: «Прекрасный и великий город Москва более не существует. Ростопчин ее сжег». В пропагандистских бюллетенях Великой армии (Бонапарт диктовал их сам) сообщалось о тысячах уголовников, которых градоначальник якобы выпустил из тюрьмы и снарядил на диверсии и поджоги.

Граф Ростопчин столичный пожар не застал. Получив 1 сентября около 8 часов вечера сообщение, что город оставят без боя, генерал-губернатор отдал необходимые распоряжения, а утром 2 сентября выехал из Москвы, чтобы вернуться уже после ухода французов.

Ростопчин не раз высказывал желание оставить врагу руины. «Если бы меня спросили, что делать, я ответил бы: разрушьте столицу, прежде чем уступите ее неприятелю», — заявил он одному из генералов. Покинув город, граф демонстративно сжег свое подмосковное имение Вороново. Сведения о подосланных им тысячах опасных преступников историк Владимир Земцов считает пропагандистским мифом французского командования: на деле по приказу графа выпустили примерно полторы сотни узников Временной тюрьмы — в основном это были несостоятельные должники, а настоящих уголовников под конвоем отправили в Рязань. Однако накануне отъезда граф встретился с группой горожан и стражей порядка и поручил им предавать огню склады продовольствия. А также велел вывезти или испортить все противопожарное снаряжение.

Полномочий уничтожать Москву у генерал-губернатора не было, как бы ему самому ни хотелось оставить врагу пепелище. Приказ сжечь ее мог отдать только император Александр I либо главнокомандующий Михаил Кутузов, но документов, содержащих такое распоряжение, нет. Чтобы лишить врага самого необходимого, не было нужды предавать огню город целиком — достаточно было уничтожить запасы снаряжения и продуктов. Кроме того, пожар в городе обрекал на гибель тысячи оставшихся в Москве раненых русских солдат. Если бы Ростопчин целенаправленно руководил сожжением города, это было бы явным самоуправством, а он бы выглядел хладнокровным массовым убийцей. Неудивительно, что впоследствии градоначальник всячески открещивался от геростратовой славы, хотя и называл пожар 1812 года «главнейшею причиною истребления неприятельских армий, падения Наполеона, спасения России и освобождения Европы». Граф высказывал собственную версию, кто осуществил «необыкновенное решение»: наряду с захватчиками город спалили сами москвичи.

Столичные пожары
Средство от чумы

Великий лондонский пожар случился в 1666 году. Считается, что первым загорелся дом пекаря по улице Пуддинг-Лейн, и хозяева едва спаслись через окно. Пламя быстро распространилось на запад. Сгорели постройки средневекового лондонского Сити. Лишились жилья более 70 тысяч человек, многие умерли следующей зимой от холода. Однако катастрофа имела несколько положительных последствий. Впервые появилось противопожарное страхование. С уничтожением ветхих построек в трущобах связывают прекращение эпидемии чумы, которая охватила город в 1665 году. На месте сгоревших зданий возвели строения, без которых трудно представить современный Лондон, в частности собор Святого Павла.

Версия третья: общее дело

«Мы увидели зловещий свет двух, пяти, затем 20 пожаров, затем тысячу сполохов пламени, перебрасывающихся от одного к другому. В течение двух часов весь горизонт стал не чем иным, как сжимающимся кольцом», — вспоминал ночь на 4 сентября 1812 года французский офицер Бургоэнь. Малой частью очагов пожара были склады и барки с казенным имуществом, подожженные людьми генерал-губернатора. Есть свидетельства, что некоторые купцы сами спалили свои лавки с продовольствием. Жгли дома, чтобы скрыть следы преступлений, грабители, среди них были не только захватчики, но и русские. «В числе едва 10 тысяч человек в Москве жителей оставшихся, наверно, 9 тысяч было таких, кои с намерением грабить не выехали», — сгущал краски Ростопчин в отчете министру полиции. Однако в городе действительно было много бедняков и маргиналов, которые занимались мародерством. К местным присоединялись пришлые, в том числе дезертиры, — наравне с французами. Живший в Москве торговец Иоганн-Амвросий Розенштраух отмечал: «Тысячи солдат всех родов оружия и столько же простых людей в русской одежде были заняты опустошением лавок». Причиной возгораний могла быть и, по выражению Льва Толстого, попросту неряшливость «жителей — не хозяев домов».

«Город уже грабят, а так как нет пожарных труб, то я убежден, что он сгорит», — написал Ростопчин жене перед отъездом из Москвы. Он знал, как «помочь» столице запылать в условиях нетипично жаркой и сухой погоды конца августа — начала сентября 1812 года. Историки сходятся во мнении: приказ о вывозе противопожарного снаряжения стал самым опасным, может быть, роковым для Москвы решением. Кроме того, перед отъездом граф сознательно распалял ярость погромщиков. В начале прошлого века историк Сергей Мельгунов охарактеризовал Ростопчина как «представителя того боевого национализма, который, в конце концов, неизбежно приводил к побуждению самых низменных шовинистических чувств». Летом 1812 года градоначальник выпустил множество прокламаций, написанных нарочито простонародным языком; возбуждал в обществе паранойю кампанией против иностранцев и «опасных вольнодумцев» из числа соотечественников, доносы на подозреваемых в профранцузских настроениях всячески поощрялись. Он обратился к горожанам с патетическим призывом собраться 31 августа, чтобы вместе защитить Москву от приближающегося врага, сам в условленное место не явился, однако, по свидетельству очевидца, это объявление вызвало «ужасное волнение в народе, волнение самое убийственное: стали разбивать кабаки; питейная контора на улице Поварской разграблена, на улицах крик, драка; останавливали прохожих, спрашивая: где неприятель?». Утром 2 сентября народ, взбудораженный последними известиями, собрался у дома градоначальника. Ростопчин произнес пламенную речь и бросил на растерзание толпе юношу, обвиненного в измене лишь за то, что перевел для себя письмо и речь Наполеона из зарубежной газеты. Сам же вышел с заднего крыльца и покинул Москву. «Я поджег дух народа, — заявлял он впоследствии, — а этим страшным огнем легко зажечь множество факелов».

«Главная черта русского характера есть некорыстолюбие и готовность скорее уничтожить, чем уступить, оканчивая ссору сими словами: не доставайся же никому». Так рассуждал — впрочем, не имея в виду себя, — Федор Ростопчин о причинах поджога древней столицы соотечественниками в брошюре «Правда о пожаре Москвы». Этот труд был написан и опубликован во Франции, где бывший градоначальник жил, удалившись от дел, с 1817 года.

Москва после пожара

Москва после пожара 1812 года. Линия отмечает границу Москвы в 1812 году. Цветом выделены выгоревшие районы

Итоги

Выжженные места

«Пожар способствовал ей много к украшенью», — говорит о Москве Cкалозуб в комедии Александра Грибоедова «Горе от ума». Бедствие привело к обновлению города: улицы расширили, перепланировали кварталы, снесли ветхое жилье. Алевизов ров (1), проходивший по территории современной Красной площади, засыпало во время пожаров и взрывов, и его сровняли. Реку Неглинку (2) заключили в трубы, недалеко от Кремля возвели Манеж (3) — здание для военных упражнений. На месте древнего укрепления, Земляного вала, устроили круговую магистраль — Садовое кольцо (4). Но не случись пожара 1812 года, возможно, до наших дней сохранили бы первоначальный облик крупнейший «торговый комплекс» Москвы Гостиный Двор (5), старое здание Московского университета на Моховой (6)… В огне пострадали усадьбы и купеческие дома в центре города, после восстановления единый ансамбль улиц уже не читался. Среди потерь были и литературные памятники: в библиотеке графа Алексея Мусина-Пушкина сгорели оригинал рукописи «Слова о полку Игореве» и Троицкая летопись, споры о подлинности и содержании которых ведутся по сей день.