То заплачет, то замечтается
Девочка по имени Лида Воронова родилась зимой 1875 года под Санкт-Петербургом, в семье военного инженера. Мать Лиды умерла в родах. Девочку воспитывали сёстры матери. Позже отец женился опять, и у Лиды появились братья и сёстры, но она оказалась как будто лишней в этой появившейся новой семье. Этот мотив будет не раз прослеживаться в её книгах позже.
Девочкой Лида была очень чувствительной, ранимой до болезненности, всё время витающей в странных грёзах; удивительно ли, что она писала стихи. Это вечная взволнованность и оторванность от мира только усугубились тем, что в одиннадцать её отдали учиться в Павловский женский институт. Женскими институтами в дореволюционной России называли средние школы-интернаты для девочек.
В этих школах царила очень своеобразная атмосфера.
Девочки оказывались существенно оторваны от внешнего мира, замкнуты в бедном впечатлениями мирке и оттого всякое событие этого мирка, будь то доброе слово или косой взгляд, раздувалось до невероятных размеров в воображении учениц: мозг искал пищу для чувств и размышлений. Условия жизни были очень спартанские, куда суровее, чем в военных училищах для мальчиков, и болезненные девочки становились только слабее и болезненнее.
Кроме того, в женских институтах распространена была травля — она даже поощрялась учительницами и воспитательницами, как дисциплинарная мера. Сами воспитатели с той же целью использовали публичное унижение. Например, от холода в спальнях и гнетущей атмосферы в целом многие девочки первые годы страдали от энуреза. Их выставляли с мокрыми простынями на шее в столовых на погляд всей школе.
Прилюдное высмеивание взрослыми детей в классе тоже было делом обычным.
В таких условиях эмоциональная, непрактичная Лида стала ещё эмоциональнее, ещё оторванее от жизни. Как-то справляться с чувствами помогал дневник, который она начала вести в пятнадцать лет. Позже часть записей из этого дневника она издаст отдельной книгой.
Жизнь после института: всё не так, как обещали
Институтская жизнь никак не учила девичьей осторожности. Напротив, там пестовалось странное убеждение, что бывает только два сорта чувств: или неприязнь, или любовь навсегда. Удивительно ли, что после выпуска Лида вышла замуж за первого, кто проявил к ней интерес и к кому она сама интерес почувствовала? Откуда ей было знать, что любовь выглядит не так? Впрочем, с её чувствительностью интерес моментально перерос в безумную, болезненную влюблённость, обожание сверх меры.
Избранником будущей писательницы стал ротмистр жандармов Борис Чурилов. Но после рождения сына Борис разом охладел к ставшей теперь такой скучной — всё время уставшей и встрёпанной — жене и попросту ушёл. Официально они оформили развод только в 1901 году, когда Лидии Чуриловой было уже двадцать шесть. С оформлением развода в дореволюционной России вообще всё было очень непросто (из этого происходит, собственно, половина трагедии Анны Карениной).
Нельзя сказать, что с ребёнком на руках Лидия осталась совершенно без средств к существованию: отец выдавал ей деньги. Но принимать эти деньги было стыдно, ведь содержать ему приходилось не только старшую дочь и внука. Молодая женщина стала искать заработка, благо, в самом конце девятнадцатого века это стало непредосудительно.
Мечтательная, непрактичная Лида решила стать актрисой и жить искусством. Реальность встретила её довольно жестоко.
Никакого опыта, кроме любительских спектаклей в институте, у Лиды, конечно, не было, так что сначала она потратила ещё немного отцовских денег, чтобы закончить драматические курсы. Под псевдонимом Чарская она стала играть в Александрийском Императорском театре.
Увы, у неё не было ни особого таланта, ни покровителей, которое могли бы её продвинуть и со средним дарованием; всю свою театральную карьеру она за копейки играла в массовке или роли с парой слов за весь спектакль. Денег по‑прежнему не хватало. Жить хотелось по‑прежнему искусством. Удивительно ли, что Чурилова-Чарская решила попробовать писать книги?
Всероссийская слава
Она садилась работать поздней ночью, после спектаклей, когда сын Юра спал. Первую книгу быстро сделала на основе старого дневника. Ниша книг для девочек и книг о взрослении девочек была фактически незанята и притом уже давно востребована. «Записки институтки» пошли на ура. Среди причин их успеха было и желание поностальгировать многочисленных выпускниц закрытых школ. Большой мир смеялся над их воспоминаниями и институтскими манерами — книга Чарской представляла их нормальными.
Издательство завалили письмами с восторженными отзывами и просьбами о продолжении темы женских институтов. Стало ясно, что открылся новый литературный Клондайк. Чарской заказали следующую книгу. Ею стала «Княжна Джаваха», трагическая история о гордой грузинской девочке, которая умирает от туберкулёза.
Сюжет был очень жизненный — заразившиеся где-нибудь «на воле» девочки в школе стремительно слабели. В женских институтах у многих критично снижался иммунитет на фоне дисциплинирующих холода, недосыпания и недоедания. Разве что умирать их обычно вывозили домой.
Почти все дальнейшие книги Чарской строила по более-менее общей схеме и они расходились, как горячие пирожки.
Издательство богатело, а вот сама писательница даже не знала, что популярные авторы могут требовать хороших гонораров и продолжала писать буквально за копейки. Писательство не давало ей возможности оставить театр, театр — бросить литературную подёнщину, а без свободного времени ей было невозможно расти ни в литературе, ни как актрисе. У Чарской просто не хватало сил.
Из общей канвы выбивались немногие книги Чарской, например, повесть о перевоспитанном диком цыганском мальчике. Родная семья мальчика описана писательницей очень неприязненно. Неудивительно, если знать, что в десять лет слишком мечтательная Лида решила, что уйдёт кочевать с табором, и прибилась к абсолютно незнакомым людям.
Кочевать ей так и не довелось: у неё под предлогом оплаты дороги (она хотела вернуться к тётям в Санкт-Петербург) забрали вещи. Лида сбежала обратно домой. Именно после этой странной истории её отправили в институт, то ли в наказание, то ли пойдя навстречу её желанию мачеху не видеть.
После революции хоть и нелёгкая, но всё же сносная жизнь Чарской закончилась.
Книги её не просто перестали быть популярными — их объявили вредными для детей, прививающими дурной вкус, раскачивающими эмоционально без меры. Из театра её также уволили. Сын погиб в Гражданской войне.
Чарская жила за счёт помощи своих выросших читателей, навещавших её с продуктами и лекарствами: у неё развился туберкулёз лёгких. Девочки из соседней школы, зачитывающиеся неактуальными, казалось, историями постоянно навещали писательницу и тайком ей оставляли денег.
Как ни странно, без работы и с болезнью она прожила ещё очень долго — спасибо верным читателям. Умерла Чарская в 1937 году. Наследство после неё получать было некому, да, в общем, и нечем: старые кровать, стол, стул, кухонная утварь и немного заношенной одежды…