Сын человека, умевшего «оконфузить на людях»
Производство на Сысертском металлургическом заводе началось в 1773 году, а до той поры в окрестностях будущего производства и города были лес и речка Сысерть, у которой казаки добывали железную руду и плавили ее в малых печах. В этих местах, в семье рабочего пудлингово-сварочного цеха Петра Васильевича Бажева, 27 января 1879 года родился будущий писатель. Потом «е» в его фамилии случайно заменится невнимательным писчиком на «о».
Бажов-старший умел «оконфузить на людях» — любил выпить и был человеком трудного характера, заводские хозяева порой «проветривали» Петра Васильевича, по несколько месяцев не давая ему никакой работы. Семья в такие периоды жила на заработок матери, занимавшейся рукоделием «на заказчика», а Павла Петровича под опеку брала бабушка по отцовской линии. От нее он впервые услышал истории о полумифическом Урале.
В семь лет Бажова отдали в «циферную» школу при заводе. Там мальчик познакомился с Пушкиным и впервые почувствовал любовь к стихам. Уважения к поэту прибавилось, когда на одном из уроков рассказали: Пушкина убили по политическим мотивам, а дуэль была заговором. Подлость дворян даже по отношению друг к другу поразила маленького Павла и показала ему, что буржуа, владелец завода, едва ли может быть честным человеком.
Бажов был прилежным учеником с отличной памятью: однажды он прочел учителю сборник стихов Некрасова наизусть
Педагог поразился и поспешил рассказать о сысертском вундеркинде своему екатеринбургскому приятелю — ветеринару и краеведу Николаю Смородинцеву. Тот решил принять участие в судьбе мальчика.
Родители Павла Бажова не могли придумать, где их сын сможет продолжить образование, потому что на гимназию денег не хватало. Смородинцев посоветовал им Екатеринбургское духовное училище, где образование было качественное и сравнительно недорогое. И добавил: в Екатеринбурге мальчик может жить у него. Потом Бажов будет называть Смородинцева своим «первым революционным учителем».
Рассказы деда Слышко
Екатеринбургское духовное училище Бажов окончил с отличием и в 1893 году продолжил обучение в Пермской духовной семинарии. На лето он приезжал в родные места.
В 1892–1895 годах Павел Петрович часто бывал в Полевском — небольшом заводском городке недалеко от Сысерти. Там жил Василий Алексеевич Хмелинин, который приходился Бажову троюродным дедом. В округе он имел славу отличного рассказчика и знатока местного фольклора. Иногда Хмелинина звали «дедом Слышко» — потому что все свои истории он начинал с присказки «слышь-ко». События большинства сказов деда Слышко разворачивались вблизи Полевского — у Гумешевского медного рудника и горы Азов.
Свои истории разным людям Слышко рассказывал по-разному: развлекая заводских хозяев, он делал Хозяйку медной горы не слишком симпатичной фигурой. И наоборот: мальчишки, узнав о Хозяйке от Василия Алексеевича, мечтали когда-нибудь ее повстречать. Истории были яркими — Павел Петрович Бажов запомнил их на всю жизнь.
Товарищ педагог
Учась в Пермской духовной семинарии, Павел Петрович познакомился с трудами марксистов и анархистов. У семинаристов было небольшое собрание запрещенных книг, где среди сочинений народников были и марксистские тексты. Павел Бажов как человек ответственный был поставлен заведующим библиотекой — на этой должности он провел три года и успел прочитать работы Прудона, Чернышевского, Кропоткина, Маркса и Энгельса.
В 1899 году Бажов окончил семинарию третьим по сумме баллов. Его отец к тому времени уже умер, так что деньги на учебу приходилось зарабатывать самостоятельно: Павел Петрович репетиторствовал, подрабатывал в местной газете и разгружал вагоны. К тому же на нем одном оставалась больная, почти слепая мать. Словом, денег Бажову не хватало, и поэтому он не смог поступить в Томский университет: в семинарии его считали «неблагонадежным» из-за периодических просрочек оплаты обучения. Идти в Киевскую духовную академию за государственный счет — то есть обязательно принимать сан — Бажов не хотел. Не имея иного выбора, он отправился преподавать, через несколько месяцев после начала педагогической карьеры попал в родное Екатеринбургское духовное училище и вступил в учительский профсоюз.
В 1906 году Павел Петрович начал преподавать алгебру, русский и церковнославянский в Екатеринбургском епархиальном женском училище. Девушкам нравился молодой улыбчивый преподаватель. У епархиалок была традиция — на литературных вечерах прикалывать атласные ленточки любимым учителям. На пиджаке Павла Петровича никогда не оставалось свободного места. Одной из выпускниц, Валентине Иваницкой, он сделал предложение сразу после выпускного бала. Тогда, в 1911 году, девушке было 19 лет, а учителю — 32 года. Вместе они прожили 40 лет.
Об руку смело идем мы вперед,Крепкую веру храня, —
Стихотворение П. П. Бажова на день свадьбы
Рано иль поздно, а все же взойдет
Русского счастья заря.
Если же нам суждено не дойти,
Оба погибнем на честном пути.
К началу Первой мировой войны у них было уже трое детей, началось строительство дома в Екатеринбурге. Из-за болезни матери Павла Петровича Бажовы переехали в Камышлов — ближе к родителям Валентины. На фронт главу семейства призывать не стали: многодетный отец и учитель, он был нужен в тылу. А добровольцем Бажов идти не собирался, был слишком занят политическими делами.
Под псевдонимом Деревенский
До осени 1917 года Бажов не вступал ни в какие политические партии, а после Февральской революции его избрали сначала председателем исполкома Камышловского Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, а потом — городским главой. Вокруг него стали группироваться камышловские большевики.
С началом Гражданской войны Бажов отправился добровольцем в Красную армию, где успевал редактировать газету «Окопная правда» и под псевдонимом Деревенский публиковать статьи в районной газете «Известия».
В конце 1918 года, отступая к Перми, Павел Петрович попал в плен к колчаковцам, но через пять дней бежал и вступил в партизанский отряд. Под фамилией Бахеев он вел подпольную деятельность в районе Усть-Каменогорска Семипалатинской губернии.
Там, в районе Казахстана, Бажов оказался одним из 28 городских коммунистов — и самым деятельным. Есть документы, подтверждающие, что в то время Павел Петрович руководил отрядами продразверстки и был членом выездной сессии губревтрибунала. Потом, вспоминая о 1917–1920 годах, он записал: «Это была наиболее трудная, напряженная и самая эффективная полоса моей партийной работы».
Весной 1921 года Бажов вернулся на Урал — то ли из-за малярии, то ли из-за разногласий с местными большевиками. Сначала он приехал в Камышлов, где начал редактировать газету «Красный путь» и сотрудничать с новым краеведческим музеем, записывая местные частушки и песни. В 1923 году обком партии вызвал Павла Петровича в Екатеринбург — работать селькором в «Уральской областной крестьянской газете».
«Товарищ редактор! Будьте добры, поместите в газетку»
Написание текстов Павел Петрович никогда не считал банальной, рядовой задачей: журналистика была для него партработой. Себя же он называл «советским журналистом первого призыва». В Свердловске — так с 1924 года стал называться Екатеринбург — Бажов занимался крестьянскими письмами.
За год в редакцию газеты приходило 44 пуда писем — 720 килограммов. Каждое нужно было прочесть, отредактировать и по возможности опубликовать. Иногда Бажова так и просили: «Товар. редактор! будьте добры поместите в газетку куда не набудь на уголок…»
Бажов ездил по деревням и опрашивал крестьян: все-таки некоторые из них оставались неграмотными, а решить свои проблемы хотели. 10 мая 1929 года в «Крестьянской газете» Павел Петрович опубликовал заметку «Тезисы северного делегата» о выступлении некоего Зенцова, ханта по национальности. Свои тезисы делегат нарисовал, а выступил так: «У нас надо построить школу. В магазине нет рыболовных снастей. Плохо дело с охотничьими ружьями. Если будут снабжать лесом, мы построим себе избы и перейдем с кочевого житья на оседлое».
Под впечатлением от крестьянских рассказов Бажов начал заниматься литературой. Свои повести он отсылал в журнал «Товарищ Терентий», названный так в честь рабочего, изображение которого печатали на обложке. В «Товарище Терентии» иногда публиковался даже Маяковский, но главным образом другие свердловские литераторы.
В мае 1924 года в журнале появилось девять бажовских очерков «Из недавних уральских былей». Это были первые фрагменты будущего сборника «Уральские были», который стал предвестником «Малахитовой шкатулки». Там Бажов как бы делился на два персонажа: Бажова-писателя и Бажова-мальчика, который сам появлялся в некоторых рассказах как действующее лицо. Сборник реалистических рассказов о дореволюционной жизни рабочих тепло приняли на Урале, но знаменитым писателем Бажов тогда не стал.
В 1929 году Павел Петрович отправил в журнал «Наши достижения» очерк «Потерянная полоса», в котором рассказывалась история выжившего из ума старика-кулака Михайлы, чья жена и невестка ушли в колхоз. Втайне от автора очерк отправили Максиму Горькому в Сорренто. Тот вернул текст обратно, добавив со свойственным ему энтузиазмом несколько десятков правок карандашами разных цветов. Бажов был несколько огорчен, но не удивлен.
В середине 30-х отдел Бажова в газете распустили, а сам он вернулся к партийной работе. В 1930 году Павел Петрович опубликовал свою первую и последнюю книгу о современных ему событиях — «Пять ступеней коллективизации». Тогда же была создана книга о крестьянском коммунистическом полке «Красные орлы», названная «Бойцы первого призыва».
В 1934 году, когда создавался Союз советских писателей, Павел Петрович в него не вступил: ему казалось, что писателем себя он называть не может, потому что не умеет писать стихи. Считая себя бесталанным поэтом, он любил Маяковского, знал Блока и других поэтов Серебряного века. Начитанность и хорошее чувство слова позволяли Бажову писать отличные рецензии.
Под разгромными статьями он подписывался как Чипонев — «читатель поневоле»
Но вообще задачу литературной критики Бажов видел не в том, «чтобы бить и добивать, а в том, чтобы поправлять и исправлять».
В 1936 году Бажов поступил в Литературный институт на заочное отделение. В письме приемной комиссии он назвал себя автором «продукции летописного порядка», которой он сам был свидетелем, и пояснил: «Настолько я все-таки грамотен, чтобы сознавать свою литературную беспомощность… поэтому хотел бы систематизировать обрывки своих литзнаний по отделению прозы». Это писал человек, к тому моменту уже выпустивший несколько десятков книг разной тематики.
Индустриализация и «Девка Азовка»
«Собирайте ваш фольклор, изучайте его» — с таким призывом Максим Горький выступил на Первом съезде советских писателей в 1934 году. В это же время в газетах стали появляться высказывания Маркса и Энгельса о сказках — оказалось, создатели марксизма читали братьев Гримм, изучали героические саги и вообще не осуждали мифотворчество. До этого же, замечал Бажов, «всякая сказка была в загоне: боялись, что с ней идет демонология, близкая к поповщине».
В 1930-х годах советской власти сказки стали необходимы: миф имперской России был разрушен, а на его месте за двадцать лет еще не появилось ничего нового. К тому же в стране шла индустриализация, которая лишала исконно заводской Урал его идентичности. Бажову нужно было создать новую версию истории, привлекательную и поддерживающую, но такую, которую можно было легко масштабировать на всю страну.
Произошло идеальное совпадение автора и темы: Бажов считал, что историю Урала раньше рассказывали неправильно
Потом, в сказе «Шелковая горка», он подчеркивал: «Всякий, кому понадобится о заводской старине рассказать, непременно с нашего завода начинает. Случалось мне, читывал. Не одна книжка про это составлена. Одно плохо, — все больше про хозяев заводских Демидовых пишут. <…> Ну, все-таки не сами Демидовы руду искали, не сами плавили да до дела доводили. А ведь тут много зорких глаз да умелых рук требовалось. Немало и смекалки и выдумки приложено, чтоб демидовское железо на славу вышло и за границу поехало. Знаменитые, надо думать, мастера были, да в запись не попали».
Первый сказ Бажова «Девка Азовка» был опубликован в 1936 году. Времени заниматься целым сборником у Бажова не было — но уже через год ему помогло несчастье: 25 января он был исключен из партии по доносу в цитировании врагов народа и уволен из редакции.
Выживать Бажовым приходилось за счет огорода и небольшой зарплаты свояченицы. Тогда Павел Петрович начал писать первые сказы, восстанавливая по памяти истории деда Слышко. Уже через год, 27 января 1938 года, Бажова восстановили в партии — его доносчик сам попал под репрессии. А писатель понял, что в 60 лет наконец-то нашел свой жанр.
В издательстве сборник предложили назвать по названию программного произведения — «Малахитовой шкатулкой». Оказалось, что потом в нее будет удобно «складывать» новые сказы. Первоначально в сборнике, вышедшем в 1939 году, было четырнадцать сказов — книгу полюбили и на Урале, и в Москве.
Правда, детской ее начали считать не сразу: критикам казалось, что тексты Бажова непригодны для детского чтения из-за сложного языка и многозначительности текстов. Но образ рабочего, мастера — сильная идеологическая подоплека — оказался сильнее оторопи перед непривычным слогом.
Иногда Бажов подписывался Колдунковым из-за того, что настоящая фамилия значила «бажить», то есть колдовать
Е. Колдунковым, например, Бажов подписал свою детскую книгу «Зеленая кобылка», которая вышла в 1940 году параллельно с «Малахитовой шкатулкой». Тогда в прессе появилась рецензия: автор горячо приветствовал «талантливого молодого писателя». Бажов прочел рецензию и заметил, что насчет талантливости судить не берется, а «что молодой — так это совершенно правильно. Первые шаги в детской литературе делаю».
«Подобные сказы я, может быть, и слыхал, но не могу сказать, когда и где»
В фольклористике термин «сказ» появился еще до Бажова: в лингвистике он определяется особым слогом, отличающимся от литературной нормы, а в литературе — обязательным наличием повествователя, который рассказывает историю разговорным языком. Сам Бажов говорил, что сказы — это не сказки, потому что в них есть практическая подоплека, связь с реальной жизнью.
Хотя все сказы Бажова «рассказаны» дедом Слышко — Василием Хмелининым из Полевского, — фольклорными они все-таки не были. Рукописи доказывают, что писатель тщательно разрабатывал характеры персонажей, выверял их, искал убедительные языковые формы. Бажов поменял характер самого Хмелинина: у заводского сторожа XIX века не было «пролетарского» самосознания, а в сказах Бажова оно выступает на первый план.
Позднейшие антропологические исследования доказали, что уральцы действительно слышали о разных персонажах Бажова. Правда, в 1981 году пожилые жители Сысерти рассказывали, что знали Хозяйку медной горы, но на подробные расспросы о ней отвечали, что исследователям стоит читать Бажова, потому что «у него хорошо написано».
«Подобные сказы я, может быть, и слыхал, но не могу сказать, когда и где», — вспоминал сам Павел Петрович
Наконец, в очерке «У старого рудника» (1940) Бажов записал: «Воспроизведенные по памяти, притом почти через полвека, сказы Хмелинина, конечно, потеряли ценность фольклорного документа». Но некоторым все-таки хотелось, чтобы истории уральского сказочника были настоящим фольклором.
Например, поэт Демьян Бедный активно убеждал общественность в том, что все сказы Бажова — настоящий фольклор горы Азов, который писатель бережно сохранил. Самому Бедному аутентичность сборника была выгодна: он мог взять фольклорный материал и переложить его на стихи, получив собственное, авторское произведение, которое планировал назвать «Горная порода. Эпопея».
Демьян Бедный работал титанически, производя от 69 до 167 стихов «дневной продукции». Но в 1940 году он узнал, что Бажов достаточно сильно обрабатывал свои сказы. «Если я пользовался Хмелининым, мой стихотворный пересказ имеет цену, — если я пересказал Бажова, грош цена моему пересказу… У меня лежат 12000 строк, уральская эпопея, а смотреть на написанное не хочется», — сокрушался поэт. После смерти Бедного «Горную породу» все-таки опубликовали.
С началом Великой Отечественной войны выдумка в сказах Бажова стала очевиднее: писатель старался создавать новые истории под военную повестку. Вспомнились уральские заводские немцы, которых не было в историях Хмелинина. Павел Петрович окончательно признал, что его произведения вряд ли можно назвать фольклорными. Всего писатель создал 56 сказов.
«Малахитовую шкатулку» почти не переводили на другие языки: бажовский слог трудно адаптировать и лингвистически, и культурно. В СССР по мотивам сказов были сняты четыре мультфильма и один фильм. Книга многократно переиздавалась с разными иллюстрациями, а сейчас к выходу готовится академическое издание сборника «Малахитовая шкатулка» — там каждой сказ будет сопровождаться небольшим комментарием филолога.
«Если бы не приближающиеся 67 лет»
После войны Павел Петрович продолжал писать сказы — одним из последних стала «Ионычева тропа» (1949). Писатель уделял меньше времени литературной работе из-за того, что в 1946 году его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР от Свердловской области.
Став депутатом, Бажов вновь начал ездить по Свердловской области: «…В этот избирательный округ входят Полевской, Северский, Ревда, Дегтярка и другие „сказовые места“. В ближайшие дни надо будет отправляться в Красноуфимск, а оттуда по районам, которых немало. Видимо, это должно дать какой-то и творческий поворот. <…> Чувствую, что все это могло бы дать материал для новой книги, если бы не приближающиеся 67 лет».
Павел Петрович Бажов умер 3 декабря 1950 года от рака легких, ему был 71 год. Скончался он в Кремлевской больнице, но тело, согласно воле усопшего, перевезли на Урал и похоронили в Екатеринбурге на Ивановском кладбище. Для выбора памятника устраивали конкурс, в котором участвовал даже Эрнст Неизвестный: его мать Беллу Бажов не дал исключить из Союза писателей.
Еще при жизни Бажова публицисты стали выпускать статьи, посвященные не столько его творчеству, сколько ему самому. После смерти почитание человека, создавшего миф об уральской идентичности «мастера», увеличилось. Сегодня в России существует литературная премия П. П. Бажова, которую ежегодно вручает Екатеринбургское отделение Союза писателей России. Лауреатами, как правило, становятся уральские авторы. Сысертский завод, в окрестностях которого рос Бажов, заброшен.