Лиля Брик писала про них так:
«Синяковых пять сестер. Каждая из них по‑своему красива. Жили они раньше в Харькове, отец у них был черносотенец, а мать человек передовой и безбожница.
Дочери бродили по лесу в хитонах, с распущенными волосами и своей независимостью и эксцентричностью смущали всю округу.
Все пятеро были умны и талантливы. В их доме родился футуризм. Во всех них поочередно был влюблен Хлебников, в Надю — Пастернак, в Марию — Бурлюк, на Оксане женился Асеев».
Ксения Синякова, или, как ее называли, Оксана, была женой поэта Николая Асеева, а в почтенном возрасте — музой андеграундного художника Анатолия Зверева. Со всех сторон положительный Асеев, лауреат Сталинской премии, воспевал молодость Оксаны:
Я не могу без тебя жить!Мне и в дожди без тебя — сушь,Мне и в жару без тебя — стыть.Мне без тебя и Москва — глушь.
Асоциальный Зверев рисовал ее старость. Он видел в этой старой даме красивую голубоглазую девушку с длинными косами, по которой сходили с ума поэты 20-х годов, ревновал ее, мучил и совершенно не мог без нее обходиться.
Асеев
Ксения Синякова родилась в 1892 году в Харькове и училась в музыкальном училище, когда в Харьков приехал Николай Асеев, поступать в университет. Она была прекрасна. А он,
Он был в сером костюме, гладко причесан, бледный, голубоглазый. И такой вежливый, что мне показалось, будто бы он подошел ко мне почти на цыпочках!
Асеев узнал, что в доме Синяковых любят искусство и стал к ним заходить. Окончив музыкальное училище Оксана уехала в Москву, поступать в консерваторию. Через несколько лет Асеев сделал ей предложение. Обвенчались в маленькой деревенской церкви, преодолев сопротивление священника: больно уж молода невеста. С Асеевым Оксана прожила почти 50 лет, была очень счастлива и бесконечно любима. В разлуке он писал ей вот такие письма:
«Вот я надел твой халат, и ты меня будто обняла. И я хожу по комнате, слушая последние известия. Люблю тебя так, как никогда. Люблю тебя, люблю в тысячу раз больше, чем можно это написать…».
Оксана во всем поддерживала мужа, всегда о нем заботилась и была идеальной писательской женой. Асеев и она — это была, и правда, чудесная пара. На фоне многих писательских семей они выделялись порядочностью и достоинством: сторонились интриг и склок, не писали доносов, не предавали себя и других, и всегда были друг для друга надежным тылом.
Зверев
После смерти Николая Асеева Оксана держалась с большим достоинством. В ней и на ее восьмом дестяке была видна красавица и светская дама. Она никогда не болтала с соседками на лавочке своего писательского дома, была со всеми по‑королевски вежлива и очень добра. Занималась литературным наследием мужа и, кажется, ничем больше особенно не заинтересовалась.
И вот по Москве поползли слухи — эта Прекрасная Дама начала роман с художником Анатолием Зверевым, который был на 39 лет моложе/
Был это роман, или все дело в сострадании доброй души к погибающему таланту, никто точно не знает. Вроде бы все началось так: два пьяных богемных художника решили зайти в гости к известнойт всей Москве Ксении Михайловне Асеевой. Пожилая дама встретила их с доброжелательным любопытством, пригласила в свою квартиру, набитую антиквариатом и картинами в солидных рамах, усадила за прекрасно сервированный стол. Тридцатисемилетний Зверев, одетый в какие-то лохмотья, смотрел на нее во все глаза и вдруг воскликнул:
«Старуха, я тебя люблю!».
Так начались эти поразительные отношения.
Через пару дней даже ангельское терпение Оксаны лопнуло, она отправила художника идти, откуда пришел. Вскоре он вернулся, засел у нее под дверью, как в засаде, кричал, что не может без нее жить. Оксане было стыдно перед соседями, и она снова пустила пьяного гения к себе. Весной увезла его на дачу. Там гений стал гораздо меньше пить и гораздо больше работать. Он бесконечно рисовал Оксану, рисовал какие-то странные дачные натюрморты, автопортреты… Осенью вернулись в Москву, и Оксана снова поселила художника у себя.
Они не хотели никого эпатировать и ничего не придумывали. Они и правда были нужны друг другу. Зверев писал Оксане трогательные стихи:
Здравствуй, солнышко, мой свет,голубая с тенью.У любви один ответ —здравствуй, Ксения.…Здравствуй, розочка и цвет,незабудка милая.Мой всегда тебе советвзять меня из Свиблова.
Но, конечно, эта пара была идеальным поводом для сплетен. За ними шпионили, о них говорили, ханжески поджимая губы, ахая и закатывая глаза. Тем более, что художник демонстративно и дико ревновал Ксению Михайловну к памяти Асеева, устраивал дикие дебоши, выбрасывал в окно его портреты и книги.
Соседи вызывали милицию. Оксана трогательной старушкой бежала за милиционерами, просила обращаться со Зверевым помягче:
— Он великий русский художник, пожалуйста, не делайте ему больно, берегите его руки!
Иногда Оксана не выдерживала и выгоняла художника, иногда он надолго исчезал сам, но всегда возвращался, изрядно потрепанный и опустившийся. Ксения Михайловна возвращала его к жизни и преданно заботилась о нем, как когда-то о больном Асееве.
Как-то раз за одну ночь Зверев написал своей Музе пятьдесят писем и потом шел по городу, опускал их во все почтовые ящики, которые попадались по дороге.
Когда Ксения Михайловна в 1985 году умерла, Зверев страшно горевал. Она была самой большой привязанностью в его богемно-анархической жизни, и они были вместе 17 лет. Художник пережил свою Музу только на год и умер в 55 лет, оставив более 30 тысяч работ. Зверева называли русским Ван Гогом, символом нового, свободного искусства и одним из самых ярких художников-авангардистов ХХ века. Ему трудно было справиться с жизнью, а без Оксаны стало и вовсе невозможно. Художник говорил про нее:
«Она для меня как Богородица, и мать, и жена, и дочь».