Что такое ар-деко, или Как опознать советскую архитектуру 1930-х годов

В 1932 году, когда проводился конкурс на главное сооружение страны, Дворец Советов, не без участия Сталина были сформулированы новые прин­ципы советской архитектуры. Среди прочего значилось: «Не предрешая определенного стиля, Совет строительства считает, что поиски должны быть направлены к использованию как новых, так и лучших приемов классиче­ской архитектуры, одновременно опираясь на достижения современной архитектурно-строительной техники».

Так началась травля конструкти­визма и мучительные поиски настоящей «со­ветской архитектуры», продол­жавшиеся с 1930-х до «борьбы с излишества­ми» конца 1950-х. Долгое вре­мя советская довоенная архитектура остава­лась в тени, с одной стороны, ярких проектов эпохи авангарда, а с другой — крупномасштабного строи­тельства 1940–50-х годов. Тем не менее с 1933 го­да по 1936-й вся страна, от Ар­хангельска до Хабаровска, была застроена жилыми домами, кинотеатрами, школами, домами культуры, больницами, клубами в странном, довольно экстравагантном стиле, совсем не похожем на сталинский ампир, а скорее напоминавшем западные примеры ар-деко. Что это было и как опознать советский аналог ар-деко — постконструкти­визм? Попробуем понять на при­мере нескольких характерных зданий и приемов.

1. Квадрат и куб: Военная академия им. Фрунзе

Военная академия им. М. В. Фрунзе. Фотография 1935 года

Москва, пр. Девичьего Поля, 4

Лев Руднев, Владимир Мунц; 1932–1937 годы

В первой половине 1930-х архитекторы во всем мире стремились к монумен­тальности, под­черкивая незыблемость и мощь госкорпораций и коммерческих компаний — основных заказчиков того времени. «Ни одна эпоха не обладала в такой полной мере этим правом на монументальность, как наша», — провозг­лашал советский искусствовед Давид Аркин. Главной архитектурной формой стано­вится куб — наиболее устойчивый объем, символ покоя и порядка. Неслучайно в это время возник интерес к мастабам Древнего Египта, восточ­ным мавзолеям, утопиче­ским проектам «говорящей архитектуры» ХVIII века Клода Николя Леду и Этьена Луи Булле. Стороны куба, квадраты, заполняли поверхности стен, превращаясь в оконные проемы (очерченные выступающи­ми рамками, напо­минавшими классические кессоны), вентиляционные отверстия на чердаках, декоративные элементы, рельефные вставки. Квинтэс­сенция этого образа — Военная академия им. Фрунзе, спроектированная Львом Рудневым и Владими­ром Мунцем в 1932 году. Архитектор-монументалист Руднев всегда стремился к мощным, массивным объемам, кубическим формам. Став в Москве главным архитектором Наркомата обороны, он не только создал стиль своего ведом­ства (помимо академии, Руднев спроектировал два основных здания Нарко­мата), но и выразил основные принципы постконструк­тивизма.

Здесь можно обнаружить и монументальный параллелепипед на мощном цо­коле, расчерченный на клетки окнами-кессонами, и вынесенный отдельно и поставленный асимметрично куб — основание памятника-танка, и квадрат­ные декоратив­ные врезки с рельефными изображениями серпа и молота. Притом что сама структура здания еще сохраняет признаки конструктивизма (разные функции заключены в самостоятельные объемы, выявленные на фаса­дах и в плане), в целом это уже намертво спаянный монолит. Именно в этой амбивалентно­сти — сохранении отчетливо различимой функциональной структуры при усложнении оболочки здания — кроется основной признак советского ар-деко.

2. Новый ордер: электроподстанция Московского метрополитена

Электроподстанция Московского метрополитена

Москва, ул. Большая Никитская, 7/10, стр. 1

Даниил Фридман, 1934–1937 годы

В то время как архитекторы Алексей Щусев и Иван Жолтовский, придерживаю­щиеся классической традиции, с энту­зиазмом копировали (на языке современ­ных строительных материалов) антич­ные и ренессансные фасады, вчерашние конструктивисты были заняты освое­нием классики во имя создания своего, невиданного ранее стиля. Как говорил главный советский тео­ретик искусства Иоганн Маца, «нам не нужно переоде­вание в классические одежды… Эпоха социализма насыщена величайшим энту­зиазмом и героикой, а это обеспечит нам создание своей классики». Своя клас­сика, вполне в духе европейского ар‑деко, рождалась в странных и неожидан­ных сочетаниях клас­сических, неклас­сических (идущих из египетской, вави­лонской, готической, барочной или древ­невосточной архитектуры) и модер­нистских элементов. Самое любо­пытное здесь — эксперименты с традицион­ной ордерной системой. Один из самых изобретательных архитекторов пост­конструктивизма Даниил Фрид­ман для проекта первой тяговой электропод­станции Московского метро­поли­тена предложил невиданные колонны с ворон­кообразными капителями, напо­ми­нающие элементы электротехнического обо­рудования. Помимо эффектных колонн, в здании много и других причудливых деталей, любимых архитекто­рами второй пятилетки: полукруглые ниши (гигантские с колоннами и малень­кие пустые, размещенные в верхнем ярусе здания); поверхности, заполненные рядами круглых окон, балкон в виде антаблемента, барельефы.

3. Экспрессионизм: первый дом Ленсовета

Первый дом Ленсовета. Фотография 1934 года

Санкт-Петербург, наб. Карповки, 13

Игорь Фомин, Евгений Левинсон; 1931–1935 годы

Дом Ленинградского совета в 1935 году был воспринят как совершенно новый пример комфортабельного социалистического жилья, абсолютно отличного от вызывавших раздражение конструктивистских «трафаретных домов-коро­бок». Однако на самом деле архитекторы Игорь Фомин и Евгений Левин­сон продолжали развивать принципы столь раскритикованного властями сти­ля. Архитектура сере­дины 1930-х свободно обращается не только с классиче­ским наследием, но и с недавним прошлым: наследием, по словам архитектора Моисея Гинз­бурга, можно считать все — от шалаша дикаря до полета страто­стата. В доме на Карповке можно обнаружить и развитие формы дома Нарком­фина на Но­винском бульваре в Москве, выстроенного Гинзбургом (та же вытя­нутая лапи­дарная форма на колоннаде в данном случае поднимается на цоколь и изги­бается вслед за линией реки). С другой стороны, вогнутая линия выхо­дящего на набережную фасада, ритм лоджий и квадратных окон — монумен­тальный парафраз «дома-подковы» в Берлине, спроектированного Бруно Тау­том в 1925 году. Однако подчеркнутая динамика форм, острые углы, вызывав­шие корабельные ассоциации у критиков, свободно стоящие без опор лестни­цы, далеко отодвинутые от фасада, — все это уже выходило за рамки привыч­ной рациональности и строгости форм конструктивизма в понимании того времени. Высокое качество строительства, отделка натуральным камнем, про­думанность всех узлов и деталей до мелочей, скульптурные вставки, оформ­ленные дорогими материалами интерьеры — то есть, проще говоря, «сделан­ность» дома — тем более не допускали никаких сопоставлений с недавним авангардом.

4. Коллаж: дом Наркомтяжпрома

Дом Наркомтяжпрома. Фотография 1936–1937 годов

Москва, Б. Сухаревская пл., 14

Ханс Ремеле, Дмитрий Булгаков; 1930–1935 годы

Относясь к оболочке здания как к ширме, некоторые из опытных архитекторов могли позволить себе и игру, манипуляции с деталями на фасадах. Вводимые классические элементы внезапно появлялись в неожидан­ных местах, транс­формировались. Такой подход часто был продиктован зада­чей, стоявшей перед архитекторами: в первой половине 1930-х огромное коли­чество конструктиви­стских зданий, уже выстроенных или только строившихся, нужно было быстро оформить в духе новых требований. По сути, придумать футляр для уже со­зданной коробки. Яркий пример такой практики — дом ино­странных специа­листов Наркомтяжпрома в Москве. Построенный в 1930 году немецким архи­тектором Хансом Ремеле в духе конструктивизма, через пять лет он был от­дан Дмитрию Булгакову для обогащения фасадов элементами классического наследия. Булгаков составил неожиданную супрематическую композицию из фрагментов ордерной системы, кусков карнизов, гипертрофи­рованных кронштейнов, превратившихся в балконы, из эркеров, арок. Благодаря контра­стной, яркой окраске деталей фасадов дом выглядел нарочито коллаж­но, и критики не преминули назвать его беспредметным, что к середине 1930-х было уже одним из самых жестких обвинений.

Ирония и свободная игра не понравились современникам, однако подобного архитектурного «джаза» середины 1930-х по всей стране можно обнаружить много, а еще больше его осталось в чертежах и рисунках. Благодаря силь­ной конструктивистской школе, пройденной архитекторами, эти проекты ин­те­реснее и смелее традиционного ар-деко и во многом предвосхищают экспе­рименты постмодернизма 1970–80-х годов.

5. Рама-портал: баня № 4 Дзержинского райкомхоза

Городская баня № 4 в Нижнем Тагиле. Фотография 2016 года

Нижний Тагил, ул. Ильича, 49

«Горстройпроект» (мастерская Моисея Гинзбурга), 1934 год

Архитектура 1930-х борется с любой прозрачностью, неустойчивостью, дина­микой, условностью стены-«ширмы», то есть с тем, что было характерно для конструкти­визма. Вымирают ленточные окна и дома на ножках. Зда­ние должно казаться выросшим из земли, массивным и даже монолитным. Поэтому окон­ные и дверные проемы не могут свободно «разрезать» стену вдоль и поперек или даже заменять ее, как это было в архитектуре авангарда. Теперь подчерки­вается сопротивление массы здания, его пассивная тяжесть; прорезание окна как буд­то бы сопряжено с трудностями и усилием, и это пластически выража­ется ступенчатыми порталами (как в средневековых храмах), наличниками-рамами, выделением проема, место которого неслу­чайно и жестко ограничено. Харак­терны гигантские глубокие порталы у кино­театров (когда сам фасад пре­вращается в экран), обрамленные рамками окна, двери, скульптурные фризы. Зда­ние бани в Нижнем Тагиле напоминает вави­лонские или древнеегипет­ские ворота. Форма фасада повторяется в уменьшен­ном виде в раме витража и за­тем — дверей, подчеркивая глубину и монумен­тальность входа.