Цитаты из дневника Елены Булгаковой: о жизни в коммуналке, домашних спектаклях и лечении гипнозом

1. Об обыске

«<…> Миша настаивает, чтобы я вела этот дневник. Сам он, после того как у него в 1926 году взяли при обыске его дневники, дал себе слово никогда не вести дневника. Для него ужасна и непостижима мысль, что писательский дневник может быть отобран».

1 сентября 1933 года

В мае 1926 года агенты ОГПУ изъяли у Булгакова дневник, а вернули лишь в конце 1929-го (предварительно с рукописи сняли машинописную и фотогра­фи­ческую копии). Писатель уничтожил текст и сам больше не вел дневник, попросив жену делать записи вместо него.

2. О пунктиках

«<…> Для М. А. „квартира“ — магическое слово. Ничему на свете не завидует — квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него».

23 августа 1934 года

Часто герои булгаковских текстов — интеллигенты, потерявшие дом и попав­шие в атмосферу коммуналь­ной квартиры. Как и он сам. С начала 1920-х годов писатель жил в комму­нал­ках, и только в 1927 году он смог снять отдельную квартиру в доме 35А по Большой Пироговской улице в Мо­скве. Там он прожил до 1934 года, а в феврале Булгаковы поселились в доме № 3 в Нащокинском переулке (тогда улица Фурманова). Отдельные квартиры, увы, тоже имели минусы: на Пироговской было сыро, на Фурманова работать мешала чудовищ­ная слышимость. 1 октября 1935 года в письме ответственному секретарю Союза писателей Щербакову Булгаков сообщал об этих недостатках и просил заменить квартиру на четырехкомнатную, в строящемся писательском доме в Лаврушинском переулке. Однако в этой просьбе ему было отказано.

3. О нервах и гипнозе

«У М. А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества. Думает, не обратиться ли к гипнозу».

13 октября 1934 года

Советская медицина часто использовала распространенное до революции гипнотическое внушение. В записях, сделанных с октября 1934-го по февраль 1935 года, Елена Сергеевна несколько раз упоминает Семена Мироновича Берга, лечившего писателя с помощью гипноза. Так, 9 февраля 1935 года Берг признался ей, что «…счастлив, что ему удалось вылечить именно М. А.». Писатель, по его собственному определению страдавший «тяжелой формой нейростении», поблагодарил специалиста 30 апреля 1935 года: «Коротко говоря, я чувствую себя очень хорошо. Вы сделали так, что прокля­тый страх не мучит меня. Он далек и глух».

4. О елке и домашних спектаклях

«Елка была. Сначала мы с М. А. убрали елку, разложили под ней всем подарки. Потом потушили электричество, зажгли свечи на елке, М. А. заиграл марш, — и ребята влетели в комнату. Потом — по программе — спектакль. М. А. написал две сценки (по „Мертвым душам“). Одна — у Собакевича. Другая — у Сергея Шиловского. Чичиков — я. Собакевич — М. А. Потом — Женичка — я, Сергей — М. А.
     Гримировал меня М. А. пробкой, губной помадой и пудрой.
     Занавес — одеяло на двери из кабинета в среднюю комнату. Сцена — в кабинете. М. А., для роли Сергея, надел трусы, сверху Сергеево пальто, которое ему едва до пояса доходило, и матроску на голову. Намазал себе помадой рот. <…>
     Успех. Потом ужин рождественский — пельмени и масса сластей».

24 декабря 1934 года

Булгаков всю жизнь, с детства, участвовал в домашних спектаклях. Вот как вспоминала об этом его сестра Надежда Земская: «<…> В доме у нас все время звучали музыка и пение и — смех, смех, смех. Много танцевали. Ставили шарады и спектакли. Михаил Афанасьевич был режиссером шарадных поста­новок и блистал как актер в шарадах и любительских спектаклях». В юности он играл в спектаклях «Царевна Горошина», «По бабушкиному завещанию», «Юбилей», «Предложение» и других постановках. А вот как вспоминала домаш­ний маскарад, в котором писатель участвовал в 1929 году, Владимира Уборевич, дочь друзей Булгаковых: «<…> …на нашем большом дубовом буфете (если быть точной — на казенном буфете) сидит Михаил Афанасьевич в халате, в чалме по-турецки, а все гости безудержно хохочут. В Ташкенте я спросила у Елены Сергеевны, что это была за игра. Она сказала, что Булгаков затеял шарады и было безумно весело».

5. О Станиславском и его системе

«М. А. приходит с репетиций у К. С. измученный. К. С. занимается с актерами педагогическими этюдами. М. А. взбешен — никакой системы нет и не может быть. Нельзя заставить плохого актера играть хорошо.
     Потом развлекает себя и меня показом, как играет Коренева Мад­лену. Надевает мою ночную рубашку, становится на колени и бьет лбом о пол (сцена в соборе)».

7 апреля 1935 года

Если в 1920-е годы, когда во МХАТе ставились «Дни Турбиных», у руководив­шего театром Станиславского и Булгакова были хорошие отношения, то после четырех с лишним лет репетиций спектакля «Мольер» они заметно охладели друг к другу. В апреле 1935 года Булгаков был неприятно удивлен тем, что Стани­славский «всю пьесу собирается ломать и сочинять наново», а три года спустя называл его знаменитую систему шаманством. В записи, сделанной в ноябре 1938 года, Елена Сергеевна цитирует слова писателя: «Система Ста­нислав­ского — это шаманство. Вот Ершов, например. Милейший человек, но актер уж хуже не выдумать. А всё — по системе. <…> А Тарханов без всякой системы Станиславского — а самый блестящий актер!»

6. О шутках и шахматах

«<…> Вечером Дмитриев. М. А. мистифицировал его, сказал, что он — второго класса игрок по шахматам, предложил Дмитриеву фору. Дмитриев бледнел при каждом ходе, хотя играет прекрасно. Конечно, обыграл М. А. вдребезги, но выкурил от волнения пачку папирос. Когда М. А. признался ему — дико хохотал».

12 сентября 1935 года

Булгаков достаточно часто играл в шахматы. Его противниками были лите­ратуровед Николай Лямин, театральный художник Сергей Топленинов, драматург Сергей Ермолинский, хирург Андрей Арендт и другие. Писатель научил играть в шахматы и своего пасынка: «<…> Миша выучил его играть, и когда выигрывал Сергей (сами понимаете, это надо было в педагогических целях), Миша писал мне записку: „Выдать Сергею полплитки шоколаду“. Подпись».

7. О деньгах

«Сегодня в газете объявлен конкурс на учебник по истории СССР. М. А. сказал, что он хочет писать учебник — надо приготовить материалы, учебники, атласы».

4 марта 1936 года

Весна 1936 года была тяжелой: во МХАТе после нескольких показов были остановлены показы «Мольера», в Театре сатиры после генеральной репетиции запретили комедию «Иван Васильевич», в Вахтангова приостановили работу над пьесой «Александр Пушкин». В это время Булгаков работает над учебником истории СССР. В его архиве в Пушкинском Доме сохранилось несколько тетра­дей с черновыми набросками, которые Булгаков делал с марта по июнь. Сохра­нилось даже газетное объявление о конкурсе на лучший учебник для началь­ной школы по истории СССР и «с краткими сведениями по всеобщей истории». Победитель конкурса мог получить одну из четырех премий: в 25 000, 50 000, 75 000 и 100 000 рублей. Последняя цифра обведена красным карандашом (кстати, ровно столько выигрывает Мастер в лотерею).

8. Об ангине и скарлатине

«Заболел Сергей. Шапиро говорит — ангина».

13 декабря 1936 года

«Ночью М. А. определил, что не ангина, а скарлатина. Шапиро, приехавший в семь часов утра, подтвердил диагноз М. А.».

15 декабря 1936 года

Несмотря на то что в начале 1920-х годов Булгаков перестал вести врачебную практику, он не утратил профессиональных навыков и сохранил интерес к меди­цине. В ноябре 1938 года Елена Сергеевна писала, что ставит банки сыну Сергею, как научил ее Булгаков. Пишет она и о том, как актриса Марика Чимишкиан просила писателя поставить банки ее мужу, Сергею Ермолин­скому. Последний вспоминал, что Булгаков менялся во внешности, когда возвращался к искусству исцеления: «…строгий, озабоченный, в руках чемо­данчик, из которого он извлекал спиртовку, градусник, банки. Затем усаживал меня, поворачивал спиной, выстукивал согнутым пальцем, заставлял раскрыть рот и сказать „а“…». Своему пациенту Булгаков рассказывал, что «самая подлая болезнь — почки. Она подкрадывается, как вор».

9. О смерти

«<…> …встретили Новый год: Ермолинский — с рюмкой водки в руках, мы с Сережей — белым вином, а Миша — с мензуркой микстуры. Сделали чучело Миши­ной болезни — с лисьей головой (от моей чернобурки), и Сережа, по жре­бию, расстрелял его».

1 января 1940 года

В письме к Николаю Булгакову, брату писателя, от 5 января 1961 года Елена Сергеевна рассказывала, что в 1930-х Михаил Афанасьевич несколько раз делился с ней предчувствием, что будет тяжело умирать, однако рентген и анализы показывали норму. В сентябре 1939 года врачи обнаружили у Булга­кова нефросклероз. Судьба отмерила писателю полгода жизни — за это время он вносил правки в роман «Мастер и Маргарита», а также пытался делать наброски новых произведений. 10 марта 1940 года Елена Сергеевна записала в дневнике: «16.39. Миша умер».