Анатомия охоты за нацистами: крысиные тропы, католики против коммунистов и еврейские Мстители

Они редко действовали сообща, но их объединяло стремление привлечь к ответу избежавших наказания нацистов — на этом сходства заканчивались. Одни охотники собирали улики и передавали властям, другие устраивали самосуд, третьи лично вступали в конфронтацию с пособниками Гитлера.

Краткая справка: наиболее известные охотники за нацистами

Симон Визенталь — австрийский еврей, после спасения из концлагеря Маутхаузен сотрудничал с Бюро по расследованию военных преступлений, основал Центр еврейской документации и возглавил Центральный еврейский комитет в городе Линце. Ходили слухи о его сотрудничестве с Моссадом, но ни одна из заинтересованных сторон не подтвердила их официально.

Тувья Фридман – польский еврей, бежал из оккупации и посвятил жизнь поиску ушедших от наказания нацистов. Помог израильской разведке задержать ответственного за «Окончательное решение еврейского вопроса» Адольфа Эйхмана. После войны руководил Институтом документации преступлений нацистов в Вене, позже переехал в Израиль. 

Ян Зейн – польский следователь немецкого происхождения. Подготовил первый детальный отчет по деятельности Освенцима, допрашивал коменданта лагеря Рудольфа Хесса и уговорил того описать нацистскую деятельность в автобиографии. 

Фриц Бауэр – немецкий судья и прокурор, организатор Освенцимских процессов. Добился реабилитации участников покушения на Гитлера, тайно передал Моссаду сведения о местонахождении Адольфа Эйхмана. 

«Нокмим» – террористическая организация еврейских беженцев и активистов, которые устраивали самосуд над нацистами и мстили немцам за военные преступления.  

Илай Розенбаум – сотрудник, а позднее руководитель Управления специальных расследований при минюсте США. Выяснял подробности о прошлом иммигрировавших после войны нацистов, среди которых оказались и немецкие ученые, завербованные американским правительством в рамках операции «Скрепка». 

Беата и Серж Кларсфельды – немка и француз, занимались не только сбором данных, но и напрямую выслеживали беглых военных преступников (в том числе руководителя парижского гестапо Курта Лишку и Лионского мясника Клауса Барбье). Прославились масштабными акциями, за которые несколько раз оказывались под арестом. 

Эфраим Зурофф – руководитель иерусалимского офиса Центра Симона Визенталя. Последний из действующих охотников за нацистами, стремится привлекать к ответственности даже пожилых преступников, которые рискуют не дожить до суда.

«Моссад» – израильская разведка, в 1960-м похитила в Буэнос-Айресе и вывезла из Аргентины скрывавшегося под вымышленным именем ответственного за геноцид евреев Адольфа Эйхмана в рамках операции «Финал».

Когда 5 мая 1945 года танк под американским флагом въехал в австрийский концлагерь Маутхаузен, Симону Визенталю не хватило сил сделать несколько шагов, чтобы прикоснуться к бронированной машине и убедиться в реальности происходящего своими глазами.

Он весил меньше 50 килограммов, выглядел и чувствовал себя, как обтянутый кожей скелет. Спасители накормили его теплым супом – мужчина с замирающим от восторга сердцем съел полную тарелку, но через пару часов скорчился от боли. Привыкший к репе и коркам черствого хлеба организм не воспринимал нормальную пищу.

Визенталю повезло – многие узники концлагерей скончались уже после освобождения от истощения, боли и стресса. Выжившие справлялись со страшным опытом по-разному: кто-то никогда не распространялся о лагерных кошмарах даже наедине с близкими, другие описали нацистский ад в биографиях и добились популярности. Симон относился к последним, хотя творчеством не ограничился – после спасения он поставил цель задокументировать преступления и привлечь виновных к ответу.

Еще до отъезда из лагеря он нетвердой походкой дошел до наскоро собранного отдела военных преступлений и предложил американцам помощь в расследованиях и задержаниях. Взяли со второй попытки – Визенталь был еще слишком слаб, но иностранцы оценили его упорство. В том же году еврей из города Бучач, который в его детстве относился к Австро-Венгрии, а сейчас — к Украине, задержал первого эсэсовца. Визенталь еле дошел до квартиры на третьем этаже – преступник легко убежал бы от выдохшегося преследователя, если бы его самого не охватил ужас. Нацист с готовностью сдался и заверил Симона, что на самом деле ни в чем не виноват. 

Почти никто из пособников гитлеровского режима в послевоенные годы не признавал вины. Оказалось, что даже среди самых отъявленных нацистских палачей не было садистов, а убийства, пытки и эксперименты совершались от необходимости. Все оправдывались по-разному: одни просто следовали приказам, другие на самом деле старались помогать заключенным, третьи боялись наказания за отказ подчиниться начальству. Никто не ненавидел евреев, никто не разделял идеологию рейха, многие даже не слышали о концлагерях, а работавшие в них не подозревали о существовании газовых камер. 

Подобное лицемерие сильнее всего мотивировало Визенталя и его коллег. Они перерывали архивы в поисках данных об именах и количестве жертв, информации об исполнителях приговоров и идеологах холокоста. В историю они вошли как охотники за нацистами, хотя разобраться в подлинном значении этого термина непросто: массовая культура создала образ бесстрашных евреев, которые разъезжают по миру и бьются с озлобленными военными преступниками не на жизнь, а на смерть. Их истории полны опасностей и напоминают шпионский триллер, а их противники втайне возрождают нацизм где-то в латиноамериканских джунглях.

Рассказы Визенталя и его коллег доказывают, что реальность сильно отличается от фильма «Мальчики из Бразилии» с Грегори Пеком и Лоуренсом Оливье, где немецкий врач планирует клонировать Гитлера, и от прошлогоднего сериала «Охотники» с Аль Пачино, где за нацистами охотятся то ли коммандос, то ли супергерои, а последователи Гитлера проникли во все американские госструктуры.

Довольно точно о деятельности Визенталя и других энтузиастов устами одного из персонажей высказался журналист и писатель Алан Эльснер устами одного из персонажей в романе «Охотник за нацистами»: 

«Я никакой не искатель приключений, не секретный агент и даже не частный детектив, а обыкновенный юрист. Ношу темные костюмы с неброскими галстуками, роюсь в архивах, смотрю микрофильмы. Нацисты, с которыми я имею дело, вовсе не похожи на суровых военачальников. Обычно это неприметные старички, которые живут скучной жизнью в пригородах». 

Впрочем, даже в реальной жизни поиск военных преступников был далек от офисной рутины, а главным героям все-таки приходилось выбираться из архивов. В истории о настоящих охотниках за нацистами полно неожиданных поворотов и трагичных развязок. А еще в ней нашлось место похищениям, взрывам, одной звонкой пощечине и нескольким подозрительным самоубийствам.

«Хватит уже об Освенциме»: почему многие нацисты остались на свободе

В конце войны, когда поражение Германии было уже неизбежно, перед союзниками встал вопрос: как поступать с нацистами? Освобождавшие лагеря военные столкнулись с кошмаром. Им открылись последствия издевательств, пыток и массовых убийств. Они видели, во что превратились пленники после долгих лет в ужасных условиях, и слышали истории тех, кто лишился всего: семьи, надежды, смысла жизни. Неудивительно, что побывавшие в Освенциме и Бухенвальде военные считали, что сотворившие подобное изверги лишились права на суд и заслуживают немедленной смерти.

Очевидцы рассказывали, как узники и охранники поменялись местами: освобожденные сами добивали палачей, а освободители не мешали им, потому что считали такой исход самым справедливым. Гражданским американцам из-за океана тяжело было оценить масштаб военных ужасов и холокоста. Наскоро организованные процессы, наоборот, казались им слишком суровыми, показательным торжеством победителей. К тому же было непонятно, как установить вину подозреваемых в конкретных преступлениях: документы почти во всех лагерях уничтожали накануне взятия, а почти все виновники ссылались на субординацию и выставляли себя чуть ли не такими же жертвами режима, как евреи, цыгане и славяне. 

Многие считали суды над нацистами ненужной тратой средств и ресурсов – в том числе и на государственном уровне. В Вашингтоне и Москве намного больше беспокоились о предстоящем разделе Германии, чем о том, чтобы отловить всех пособников нацизма до единого. Последняя задача вообще представлялась нереальной: если бы перед трибуналом предстали все, кто в 1930-х поддерживал Гитлера, работал на государство, проникся антисемитизмом и оправдывал геноцид, страна лишилась бы немалой части населения, а победители до предела ослабили бы оккупированную территорию, вместо того чтобы сделать ее инструментом в борьбе за геополитическое влияние. 

В октябре 1946-го в спортзале Нюрнбергской тюрьмы казнили десятерых идеологов нацизма. Международный военный трибунал вынес 12 приговоров, но некоторым удалось «избежать» наказания: Мартин Борман скрылся (позже выяснилось, что он погиб сразу после окончания войны), а Герман Геринг за несколько часов до повешения раскусил капсулу с цианидом. Большинство сторонних наблюдателей считали, что на этом правосудие можно считать совершенным. Даже не разделявшие нацистскую идеологию немцы слишком переживали из-за распада страны и туманного будущего, чтобы рефлексировать на тему коллективной вины. Чиновники и политики из стран-победителей мыслили прагматично: у них было слишком много насущных дел, чтобы охотиться за каждым охранником.

Исключениями стали молодые американские прокуроры Уильям Денсон и Бенджамин Ференц – первый вел процессы Дахау, в результате которых казнили 97 нацистов, второй инициировал суд над командирами айнзацгрупп — немецких эскадронов смерти. Денсон сделал акцент не на конкретных действиях, доказать которые было невозможно, а на преступном сговоре. Ссылка обвиняемых на субординацию и подчинение приказам не сработала. Самым громким успехом Денсона стал суд на сорока надзирателями, каждого из которых признали виновным, а 36 приговорили к повешению. 

Ференц ввел в широкое употребление понятие геноцид и обвинил нацистов в массовом истреблении «больше чем миллиона невинных и беззащитных мужчин, женщин и детей, вызванном не военной необходимостью, а извращенной теорией о высшей расе». Правда, триумф получился горьким – в ходе подготовки к суду юрист осознал, что невозможно привлечь к ответственности всех, кто заслужил наказания за холокост. «Три тысячи членов айнзацгрупп ежедневно расстреливали евреев и цыган, – заключил он. – Мне удалось подготовить обвинение для двадцати двух, 13 из которых приговорили к смерти, и лишь четыре приговора привели в исполнение. Остальные уже через несколько лет вышли на свободу. Оставшихся никто не призвал к ответу, хотя они каждый день убивали людей».

Журналист Эндрю Нагорски в книге «Охотники за нацистами» приводит цитату недовольного постоянными процессами американского генерала Джорджа Паттона, служившего военным губернатором в Баварии: «То, что мы делаем, уничтожит единственное более-менее современное государство Европы, чтобы Россия могла поглотить его без остатка». Победители считали, что лучше поскорее забыть о войне, разобраться с ее последствиями и двигаться дальше, чем разрабатывать утопическую стратегию денацификации. Поэтому французы заново нанимали уволенных за лояльность нацизму учителей, британцы – сотрудников автомобильных заводов. 

В секретной телеграмме, разосланной странам Британского Содружества в июле 1948-го давалось указание завершить все открытые трибуналы против военных преступников и не начинать новые. На главном Нюрнбергском процессе рассмотрели дела 24 членов верхушки НСДАП и главных идеологов холокоста – от занимавшегося пропагандой геноцида и расизма редактора еженедельника Der Stürmer Юлиуса Штрейхера до личного архитектора Гитлера и рейхсминистра военной промышленности Альберта Шпеера. Однако даже несмотря на масштабное освещение суда и последующие «малые» Нюрнбергские процессы над нацистскими врачами, судьями, военачальниками и лояльными бизнесменами, многим влиятельным сторонникам режима удалось избежать внимания правосудия. 

Так, генерал полиции и один из лидеров СС Эрих фон дем Бах-Зелевски выступил свидетелем обвинения и так и не был наказан за военные преступления. В 1951-м его приговорили к 10 годам принудительных работ, но в итоге освободили от повинности. И.о. рейхсминистра внутренних дел и рейхсминистра науки, воспитания и народного образования Вильгельм Штуккарт, который предлагал стерилизовать всех неарийцев, отсидел меньше четырех лет и даже возобновил политическую карьеру. Чрезмерная мягкость наказаний верхушки рейха часто лишала жертв надежды на правосудие. Что уж говорить о простых охранниках или капо (сотрудничавших с начальством концлагеря привилегированных заключенных), на которых организаторы Нюрнбергских процессов не обращали внимания. 

 В США пересматривали уже вынесенные приговоры – и многим нацистам смягчили наказание, в том числе известной жестокостью Ведьме Бухенвальда Ильзе Кох (впоследствии приговор все-таки сменили с четырех лет на пожизненное, после чего жена коменданта концлагеря повесилась в тюрьме). Из 1416 обвинительных приговоров по процессам в Дахау назначенный руководителем наблюдательных советов генерал Люсиус Клей отменил 69, по 119 изменил меру наказания, а по 138 снизил сроки. 

Еще больше преступников так не добрались до суда, несмотря на показания очевидцев. Некоторые воспользовались бюрократическими уловками и из убийц превратились в свидетелей, другие сбежали и сменили личность, третьи скрылись в послевоенной суматохе и исчезли из поля зрения следователей. То же самое касалось местных жителей оккупированных территорий, многие из которых с радостью помогали немцам преследовать евреев. 

«Это был бы бесконечный поиск, – объяснил специалист по холокосту из Лондонского университета Давид Чезарани, почему переловить нацистов оказалось невозможно. – Только Бельзенский процесс занял девять месяцев, а это один из 70 лагерей, в каждом из которых работали сотни людей. Это даже без учета офицеров гестапо и членов айнзацгрупп. Союзники в отчаянии разводили руками». По прошествии 15 лет ситуация усугубилась – в середине 1960-х при упоминании о новых преступниках облеченные властью лица не радовались возможности восстановить справедливость, а оценивали, как очередной процесс ударит по бюджету. 

Когда в 1959-м генеральный прокурор земли Гессен Фриц Бауэр получил от журналиста Томаса Гнилки документы с данными о расстрелах в Освенциме, большая часть его соотечественников была недовольна тем, что им до сих пор напоминают о позорном прошлом. Больше полутора лет во Франкфурте решали вопрос о виновности 22 бывших нацистов, среди которых оказались обершарфюрер СС Вильгельм Богер (привязывал заключенных вверх ногами к двум вертикальным столбам и бил хлыстом), санитар Йозеф Клер (сделал как минимум 475 смертельных инъекций и поучаствовал в убийстве более тысячи человек) и капрал Освальд Кадук (стоял на заключенных, пока те не задыхались).

Несмотря на детали жутких преступлений, ни возмездие, ни справедливость, ни искупление не вдохновляли обывателей, которые мечтали о возвращении к нормальной жизни. Опросы в медиа показали: в 1958 году 34 % немцев считали, что стране не нужны процессы, а в 1965-м против суда над военными преступниками высказались уже 57 % респондентов. В газету Abendpost прислали такое обращение: «Хватит уже об Освенциме! Неужели вы думаете, что кто-то поверит, будто вам нужна правда? Вам и вашим соотечественникам нужны только дешевые сенсации».

Пример равнодушного отношения к опыту Второй мировой за пределами Германии – запрет к показу на территории США документального фильма «Нюрнберг: Его урок сегодня», который основывался на материалах Международного военного трибунала. К моменту, когда производство фильма завершили в 1948 году, Вашингтон уже не хотел настраивать граждан против немцев и лишний раз напоминать о военных ужасах. «Назревала Холодная война, – напоминает дочь сценариста и режиссера «Нюрнберга…» Сандра Шульберг. – Мы всячески стремились возродить Германию и вернуть ее в европейское сообщество. Было неудобно тыкать людей носом в Нюрнбергский процесс и зверства нацистов». 

Однако официальную позицию разделяли далеко не все, и Визенталь был не единственным пострадавшим от нацизма, кто решил восстановить справедливость. На фоне общественного равнодушия и попыток замолчать масштабы трагедии выделились люди, которых журналисты прозвали охотниками на нацистов.

Крысиные тропы и операция «Скрепка»: как нацисты сбегали благодаря Ватикану и помогали американцам в космической гонке

Когда бывший комендант концлагерей Собибор и Треблинка, гауптштурмфюрер СС Франц Штангль наконец добрался до Рима транзитом через Грац, Мерано и Флоренцию, ватиканский сановник Алоиз Худал поприветствовал его как старого друга. Обвиняемого в гибели миллиона узников австрийца упустили сразу после войны, а три года спустя он наконец воспользовался знаменитыми крысиными тропами – отступными маршрутами, с помощью которых нацисты сбегали от правосудия. Один из таких тайных путей пролегал в самом сердце католической церкви – из Ватикана лояльные церковные чиновники помогали военным преступникам перебраться в Южную Америку. 

Другие крысиные тропы пролегали через Данию, Швецию или Испанию, а конечным пунктом почти неизменно служила Аргентина – последняя страна, которая разорвала отношения со странами Оси. Даже после капитуляции Германии, когда жуткие преступления раскрылись, в Буэнос-Айресе находились люди, готовые помочь бывшим слугам рейха. Известный нацистскими взглядами Худал часто организовывал для известных беглецов гуманитарное сопровождение от лица Ватикана. Точное число скрывшихся с помощью католиков установить невозможно – слишком много архивов засекречено. Согласно одной из теорий заговора, о крысиных тропах знал даже папа Пий XII, которого еще в годы войны заподозрили в безразличии к чудовищным преступлениям.

В 1930-х, когда глава католической церкви был еще кардиналом, он обсуждал с представителями гитлеровской Германии поиски Святого Грааля, а в 1940-х отказался по просьбе союзников осудить массовые убийства в Киеве и Львове. Главная причина симпатий некоторых высокопоставленных священников к нацизму, видимо, заключалась в страхе перед коммунизмом. Даже геноцид казался не таким страшным событием для тех, кто больше всего боялся Красной угрозы. 

«Вполне вероятно, что церковь была разделена на две части, – говорил Визенталь. – Одни священники считали Гитлера антихристом и взывали к христианскому милосердию, другие видели в нацистах высокоморальных борцов против большевизма. Одни помогали евреям во время войны, другие – прятали нацистов после». Стандартный маршрут большинства беглецов пролегал через Альпы. Оказавшись в Италии, они прятались в монастыре Тевтонского ордена в Мерано, в монастыре монахов капуцинов недалеко от Брессаноне или в монастыре францисканцев под Больцано. Некоторые проводили в убежище несколько лет, прежде чем осмеливались двинуться дальше в Рим. 

«Крысиные тропы не образовывали единую структуру, – считает историк Даниэль Шталь. – Они состояли из отдельных компонентов и институтов, которые вступали в спонтанное взаимодействие после Второй мировой». Визенталь рассказывал, что в послевоенном хаосе британцы и американцы больше беспокоились о нелегальных перевозках беженцев в Палестину, чем о прятавшихся у них под носом нацистов. 

Ирония заключалась в том, что маршрут жертв и мучителей часто совпадал: евреи также пересекали Альпы и стягивались в итальянские порты. Вряд ли правда об участии католиков в побеге нацистов когда-либо выяснится. Возможно, Пий лично дал указания насчет помощи военным преступникам, но с такой же долей вероятности священники могли помогать людям с поддельными документами из христианского милосердия, а в огромном потоке евреев случайно попадались немецкие и австрийские националисты.

Невольным соучастником массового побега нацистов сразу после войны выступил Красный Крест. Гуманитарное движение помогало пострадавшим получить документы, чтобы покинуть разрушенные территории и иммигрировать в другие страны, но этой возможностью воспользовались не только евреи. По данным получившего доступ к архивам Красного Креста Геральда Штайнахера из Гарварда, в 1947-м только Великобритания и Канада приняли 8000 бывших эсэсовцев. Почти 120 тысяч человек получили от организации временные удостоверения, по которым смогли отправиться в Рим или Геную.

При выдаче проездных удостоверений Красный Крест опирался на рекомендации Ватикана, что можно считать еще одним косвенным доказательством заинтересованности священников в помощи врагам СССР. Впрочем, на массовый исход нацистов повлияла не только странная политика католической церкви. Свою лепту внесли Штаты – в рамках операции «Скрепка» американцы в первые месяцы после войны завербовали множество немецких ученых, чтобы вырваться вперед в предстоящей гонке вооружений. Миссию назвали в честь канцелярских принадлежностей, которыми скреплялись досье нацистских иммигрантов.  

«Американцы легко находили общий язык с высокими голубоглазыми немцами, потому что те выглядели прямо как американские офицеры в фильмах, – рассказал Визенталь. – У нацистов было еще одно секретное оружие – фройляйн. Естественно, молодые парни больше думали об очаровательных девушках, а не об эсэсовцах, которых хотелось забыть как дурной сон». 

Самым заметным участником операции «Скрепка» оказался Вернер фон Браун, который выступил одним из ключевых разработчиков программы высадки на Луну «Аполлон» в конце 1960-х. В годы войны конструктор лично посещал Бухенвальд и отбирал узников для работы на ракетном производстве, что не помешало ему получить американское гражданство, а в 1977-м еще и Национальную научную медаль за вклад в космонавтику США. В том же году фон Браун умер от рака, а несколько лет спустя прошлое титулованных немецких иммигрантов заинтересовало Управление специальных расследований при минюсте.

Молодой и амбициозный агент этой организации Илай Розенбаум особенно пристально изучил прошлое спроектировавшего ракету «Сатурн-5» Артура Рудольфа. Оказалось, что получивший высшую награду NASA – медаль «За выдающую службу» – пионер американской космонавтики управлял производственным комплексом при концлагере Дора-Миттельбау, где погибли 20 тысяч человек. Свидетели утверждали, что ученый не только занимался разработкой ракет, но и присутствовал при некоторых казнях. Под давлением Розенбаума в 1984-м Рудольф отказался от гражданства США и был депортирован в ФРГ, где умер 12 лет спустя. 

Погоня за расползавшимися по всему миру нацистами представляла запутанную этическую дилемму. Победители не выявили единого критерия для определения виновности подданных Третьего рейха, так или иначе участвовавших в военных преступлениях. С одной стороны, все осведомленные о геноциде должны были понести ответственность. С другой, попытки привлечь к ответственности отдельных лиц отдавали лицемерием, поскольку услугами бывших нацистов пользовались все союзники.

Автор книги «Операция «Скрепка»: Секретная программа разведки, которая привела нацистов в Америку» Энни Якобсен уверена, что правительство не питало иллюзий о прошлом завербованных немцев и австрийцев: «Было невозможно занять высокий пост в ракетной промышленности, не являясь сторонником нацистской идеологии. Вы же не поверите, если руководитель хедж-фонда в США будет утверждать, что он против капитализма?»

К январю 1946-го в США переехали 160 нацистов с семьями: «красная» угроза и предстоящая гонка за космос к тому моменту беспокоила руководство страны намного больше, чем абстрактная справедливость и тонкости биографии талантливых ученых. Охотники за нацистами придерживались другого мнения – для них каждый отдельный случай имел значение, а каждый погибший из-за холокоста заслуживал того, чтобы замучить допросами наследников гитлеровского режима.

Какими были охотники: редко работали вместе, постоянно спорили и присваивали чужие заслуги

История охотников на нацистов развивалась нелинейно. Не было ни единого движения, ни общей стратегии, которая объединяла бы отдельных активистов и организации по всему миру. «Они часто не ладили друг с другом, были склонны к ревности, соперничеству и взаимным упрекам, хотя и преследовали общие цели», – рассказывает Нагорски. Охотники отличались методами и мотивацией: кем-то двигала месть, кто-то сражался за справедливость, одни ради высокой цели нарушали закон, другие допрашивали нацистов по всем правилам.  

Визенталь после освобождения из концлагеря остался в Австрии, чтобы находиться в центре событий, хотя родные уговаривали его переехать в Израиль. В Европе он собирал доказательства для американского Бюро по расследованию военных преступлений, основал Центр еврейской документации и возглавил Центральный еврейский комитет в городе Линце. Кроме кропотливой бумажной работы, самый известный охотник за нацистами прославился благодаря нескольким громким противостояниям. 

С конца 1950-х он пытался выйти на след эсэсовца, арестовавшего Анну Франк. Известно было только, что часть фамилии офицера содержала сочетание Silber – слово «серебро» по-немецки. Поиски увенчались успехом лишь в 1963-м в Амстердаме – оказалось, что некий Карл Зильбербауэр до сих пор служит в местной полиции. Уголовное дело против него так и не возбудили, зато экс-нацист лишился работы, а дневник депортированной и погибшей в Освенциме Анны Франк снова привлек внимание всего мира. 

С таким же усердием Визенталь принялся разыскивать Гермину Браунштайнер по прозвищу Кобыла, надсмотрщицу в лагере Майданек. В конце 1940-х она получила три года тюрьмы по делу о работе в другом лагере, но не за издевательства над заключенными. Походив по бывшим соседям Гермины, Визенталь узнал, что у нее есть родственники в Калифорнии. Молодой помощник Симона под прикрытием связался с оставшимися в Австрии родными Кобылы и рассказал, как его дядю несправедливо осудили за преступления в годы войны. Это позволило втереться в доверие и узнать, что Браунштайнер вышла замуж за американца по фамилии Райан, а сейчас живет в канадском Галифаксе. Оттуда расследование привело Визенталя в Нью-Йорк – сам он не отправился к Гермине, но поделился сведениями с журналистами. 

Когда молодой корреспондент New York Times Джозеф Леливельд объяснил крепкой женщине средних лет цель визита, она не стала ничего отрицать, расплакалась и попыталась разжалобить гостя. Выяснилось, что при иммиграции женщина не рассказала о прежней судимости. Когда ФРГ потребовала ее экстрадиции, американские власти не противились второму процессу над Кобылой: на этот раз ее признали виновной и приговорили к пожизненному за убийство 80 человек, соучастие в убийстве 102 детей и содействие в гибели 1000 человек. Очевидцы рассказывали, как Браунштайнер специально разделяла детей с родителями перед отправлениями в газовой камеру и избивала узников обитыми сталью сапогами.

Кроме Кобылы на скамью подсудимых попали еще 15 охранников Майданека – интерес Визенталя запустил самый длительный и дорогой процесс в истории Германии. С ноября 1975-го по июнь 1981-го в Дюссельдорфе состоялось 474 заседания, по итогам которых Браунштайнер приговорили к пожизненному, а ее семерых экс-сослуживцев отправили за решетку. В 1996-м Кобылу освободили по состоянию здоровья, три года спустя она скончалась. Именно расследования Симона, которые он подробно описал в многочисленных книгах, сформировали классический образ охотника за нацистами: отчаянного и довольно пафосного смельчака, одержимого мстителя. Критики и другие охотники обвиняли его в хвастовстве и стремлении приукрасить реальность. 

В одной из историй расстреливавшие пленных украинские солдаты чудом не дошли до Визенталя, потому что их отвлек звон церковных колоколов. В 1961-м он опубликовал книгу под названием «Я выследил Эйхмана», хотя по свидетельствам тогдашних руководителей Моссада в поимке одного из самых отъявленных нацистов почти не было заслуги Симона. В начале 1970-х он консультировал писателя Фредерика Форсайта при работе над романом «Досье «Одесса» об организации, которая помогала нацистам бежать из Европы после войны. Главного отрицательного персонажа автор по совету Визенталя назвал Эдуардом Рошманом – в честь управлявшего рижским гетто австрийского нациста. 

В 1974-м по роману сняли фильм, а три года спустя реальный Рошман умер в Парагвае, где прятался от немецких властей. Позже Визенталь рассказывал, что ему предлагали роль в фильме, но он отказался от подобной раскрутки, хотя признание, конечно, льстило. Биограф Симона Том Сегев дал неутомимому борцу с нацизмом такую характеристику: «Человек с литературными амбициями, он был склонен давать волю фантазии и зачастую предпочитал правде историческую драму, будто не верил, что правдивая история способна произвести достаточно сильное впечатление». 

Желание Визенталя делать себя главным героем испортило его отношения с другим охотником на нацистов, евреем Тувьей Фридманом. Последний вырос в Польше, потерял почти всех родных в гетто и бежал из оккупации через канализационный тоннель. Как и Визенталь, он начал бороться с захватчиками сразу после освобождения: вступил в коммунистическую Народную Гвардию, выслеживал гитлеровцев и переметнувшихся на их сторону местных. В одном из последующих репортажей о нем была история, как Фридман надел нацистскую форму и проник в лагерь для военнопленных, чтобы отыскать офицера СС Конрада Бухмайера. 

После освобождения Польши Тувью с несколькими сослуживцами перевели в Данциг (нынешний Гданьск), где он допросил тысячи пленных нацистов. Затем воссоединился с выжившей в Освенциме сестрой Беллой и на несколько лет обосновался в Вене, где продолжал охоту, а в 1952-м переехал в Израиль. «Визенталь и Фридман, которые изначально искали возмездия, довольно быстро осознали ценность судов, – объяснил в одном из интервью Нагорски. – Они позволили документам и свидетелям рассказать историю». 

В столице Австрии Фридман открыл Институт документации преступлений нацистов – еще одно сходство с Визенталем. Именно в те годы польский еврей зарекомендовал себя так, что позже к нему обращались за помощью в поимке беглых гитлеровцев организации со всего мира. Однажды в руки Тувьи случайно попали письма служившего в Украине эсэсовца Вальтера Маттнера беременной жене – тот хвалился, как в Киеве расстреляли почти 30 тысяч евреев, а в Могилеве – 17 тысяч. Фридман передал документы полицейским, а те скоро выследили преступника в австрийской глухомани и доставили в Вену. 

Как и другие нацисты, Маттнер оправдывался тем, что вовсе не испытывал неприязни к евреям и оказался во власти гитлеровской пропаганды. Охотников мотивировало и одновременно злило, что десятки тысяч подобных убийц расползаются по миру намного быстрее, чем могли действовать разрозненные силы порядка. В первые годы после войны в Австрии судили больше 28 тысяч человек, из них признали виновными 13607. Затем пыл утих. «Не меньше половины австрийских полицейских участвовали в нацистских программах, направленных против еврейских общин, особенно на территории Польши – жаловался Тувья. – Я начал чувствовать негативное отношение к себе и к Институту документации». 

Визенталь и Фридман были энтузиастами, но среди официальных лиц тоже нашлись охотники. Одним из таких стал Ян Зейн, польский следователь немецкого происхождения. В годы войны его брат Юзеф оказался в попавшей под оккупацию деревеньке, зарегистрировался в качестве фольксдойче (этнического немца) и помогал нацистам в поисках евреев. После освобождения страны он исчез – сбежал в глушь, работал лесником и прятался от правосудия. Вероятно, именно грехи брата мотивировали Зейна подготовить первый подробный отчет о работе Освенцима и устроить процесс над комендантом лагеря Рудольфом Хессом.

Следователь учтиво вел себя с организатором массовых убийств и подробнейшим образом расспрашивал о творившихся в Аушвице зверствах. В 1947-м Хесса казнили, но перед этим Зейн уговорил его написать автобиографию, чтобы преступник рассказал, как возглавил фабрику смерти. Среди прочего, экс-комендант описал, как за работой лагеря следил ответственный за «Окончательное решение еврейского вопроса» Адольф Эйхман, один из главных нацистских беглецов. 

Главная заслуга Зейна состоит именно в сборе данных – он олицетворяет ту сторону деятельности охотников, которую редко освещают в художественных фильмах и литературе. Однако среди охотников были не только тактичные архивариусы, передававшие данные о нацистах полицейским и в прокуратуру. В последние месяцы войны в немецком подполье образовалась тайная организация «Нокмим» («месть» на иврите). В нее вошли чудом выжившие в лагерях и гетто евреи, а также добровольцы из входившей в состав британской армии Еврейской бригады. В их распоряжении были данные разведки и транспорт, они могли свободно перемещаться по Европе и начали масштабный проект по отмщению за свой род.

Еврейские Мстители: похищали нацистов и выносили приговоры, отравили 300 пленных эсэсовцев и однажды чуть не убили шесть миллионов немцев

«Они чрезвычайно эффективно выслеживали нацистов и устраивали самосуд, но держали рты на замке и уносили секреты в могилу», – рассказывал профессор Лондонского университета Давид Чезарани. Несмотря на скрытность Мстителей, со временем обрывки информации все-таки просочились на свет. Некоторые из участников «Нокмим» общались с прессой на условиях анонимности, служивший позже в Моссаде Моше Тавор дал откровенное интервью, а журналисты Рич Коэн и Майкл Элкинс написали по мотивам их операций книги «Мстители» и «Выкованные яростью». 

«Мы злились все больше и больше, – вспомнил Тавор. – Многие из нас чувствовали, что простого участия в войне недостаточно. Мы не питали иллюзий насчет того, что сможем переловить всех виновных, но хотели поймать хотя бы некоторых». Участие профессионалов помогло Мстителям выработать четкий алгоритм отлова и казни. Евреи заранее выбирали уединенное место в лесу или на пустыре, изображали перед обезумевшими от страха жертвами-преступниками процесс и зачитывали приговор. Иногда обвиняемые даже получали последнее слово.

«Нокмим» также занималась сбором данных и устанавливала имена нацистов с помощью документов, но решения этой организации были намного радикальнее, чем у Фридмана и Визенталя. Мстители также получали указания от сионистов в Тель-Авиве, которые одобряли жестокие расправы и обеспечивали соотечественников ресурсами. Почти всех попавшихся к евреям нацистов находили застреленными, задушенными или повешенными. Кто-то валялся на обочине дороги – тогда преступления принимали за наезд пьяного водителя. Другие болтались на веревке у себя в гараже, и следователи констатировали самоубийство.

Когда Мстители приходили к подозреваемому, они надевали шлемы Британской военной полиции и полицейские нарукавники. Нацистов просили проехать в отделение для допроса – почти никто не сопротивлялся. В машине военным преступникам объясняли, что происходит. Одни молили о пощаде и оправдывались, другие молчали. Всего жертвами отдельных акций «Нокмим» стали около 300 человек. «Мы были молодыми еврейскими солдатами и знали, что наш народ никогда не простит нас, если мы не воспользуемся возможностью убивать нацистов», – объяснил один из участников массового самосуда.

Мстители расправились с оберштурмфюрером СС Конрадом Шуманном, который выдавал себя за простого члена танковой дивизии, с помощью взрыва в машине – фрагменты тела разлетелись по всей площади маленького городка Зондерсхаузен в Тюрингии морозным январским утром 1946-го. Продвинувший идею использования газовых камер для убийства евреев и поивший узников морской водой начальник медицинской службы СС Эрнст-Роберт Гравиц формально покончил с собой с помощью принесенных домой гранат при подходе советских войск к Берлину, хотя позже ответственность за его гибель взяли на себя палачи «Нокмим». Так же подозрительно выглядит суицид Пауля Гислера, назначенного министром внутренних дел перед самым окончанием войны.

«Чаще всего мы душили их, – рассказал Тавор. – Я не был счастлив, но делал это. Я полностью осознавал, что делаю, и не пил для храбрости. Мне хватало мужества и без этого. Я знал, что мои дяди, бабушка, дедушка и другие родственники погибли в концлагерях. Нельзя сказать, что я испытывал вину за сделанное. Наоборот, я жалею из-за того, что мы с ними не сделали».  

Самой кровавой акцией «Нокмим» стало массовое отравление нацистов в лагере Шталаг-XIII. Евреи выяснили, что вся выпечка доставляется туда из одной пекарни, куда выделявшегося голубыми глазами и светлыми волосами юного Мстителя Арье Дистела устроили помощником пекаря. Доступ в цех позволил отравить предназначенную для отправки в Шталаг партию хлеба. В течение трех дней Дистел таскал на работу бутылки с ядом и прятал под полом, а в решающий момент незаметно впустил трех товарищей. Вместе они полили мышьяком 3000 буханок, которые на следующее утро отвезли пленным нацистам.

20 апреля 1946 года New York Times вышла с заголовком «1900 немецких заключенных в американском тюремном лагере рядом с Нюрнбергом слегли из-за отравленного хлеба». Точное количество погибших эсэсовцев не сообщается, но по распространенной версии возмездие настигло 300-400 человек. Много лет спустя выяснилось, что первоначальный план мести был еще масштабнее: выживший в вильнюсском гетто и впоследствии ставший известным поэтом Абба Ковнер предложил отравить водопровод в Мюнхене, Берлине, Веймаре, Нюрнберге и Гамбурге, чтобы убить примерно столько же местных, сколько евреев погибло во время холокоста – шесть миллионов.

Мстители тщательно изучили систему водоснабжения и планировали в день атаки отключить водопровод в районах, где расположились американские военные и чиновники, чтобы пострадали только немцы. План перешел в финальную стадию – Ковнер с двумя канистрами яда в британской военной форме и с фальшивыми документам уже отправился устраивать геноцид, когда его задержали за поддельное удостоверение. Будущий лауреат Государственной премии Израиля попал в тюрьму на три месяца, а когда вышел, товарищи уже разработали операцию с отравлением хлеба. Абба был в ярости и до самой смерти в 1987-м считал, что его сдал кто-то из своих.

Активность «Нокмим» после неудачи с отравлением воды пошла на убыль – к концу 1940-х большинство участников группировки либо оказались в тюрьмах по разным обвинениям, либо уехали в Израиль. Несмотря на распад Мстителей, некоторых нацистов и их пособников еще много лет казнили без официального суда и следствия. Столкнувшиеся с бюрократическими проволочками и равнодушием Запада евреи брали дело в свои руки – иногда их обидчиков не спасал даже побег в гостеприимную Южную Америку. 

Продолжение следует: Анатомия охоты за нацистами: как «Моссад» ловил Адольфа Эйхмана