Бабье лето болгарских коммунистов 1923-го

Проигравшая везде

Болгарии не повезло — и без того небогатая, маленькая страна, она ещё и умудрилась выбрать не ту сторону в Первой мировой. Причём полезло молодое государство в конфликт без особых упирательств, не в последнюю очередь из-за желания взять реванш над Сербией за обидное поражение во Второй балканской войне.

Результат был убийственный. Тяжёлые потери усугублялись репарациями, эквивалентными стоимости 650 тонн золота. И всё это на небольшую аграрную страну. К тому же болгары потеряли ряд территорий, отошедших в пользу Греции и КСХС — предшественницы Югославии.

Словом, обстановка для смуты была практически идеальная.

Правый поворот

В 1919 году правительство Болгарии возглавил Александр Стамболийский — человек левых (но не настолько, как у тех же коммунистов) взглядов. Во время войны он попал в тюрьму за пропаганду против союза с Центральными державами, а теперь стал премьером — во многом по этой же причине.

Стамболийский решил сгладить тяжёлое положение дипломатическими усилиями. Обладая возможностями Болгарии образца 1919-го, сделать это можно было лишь одним путём — политикой уступок. Его потуги даже принесли кое-какие результаты — например, страну взяли в Лигу Наций. Но за всё требовалось платить. Это резко раздражало правоконсервативные круги, которые были особенно недовольны левой аграрной политикой Стамболийского: правительство изымало у крупных землевладельцев неиспользуемую землю и передавало её крестьянам.

Результатом стали уличные столкновения между «Оранжевой гвардией» Стамболийского и «Народным сговором» («соглашением»), львиную массу членов которого составляли ветераны войны. Основная претензия — ненавистная патриотическим чувствам политика соглашательства на «внешнем контуре».

В июне 1923 года это противостояние дошло до наивысшей точки — в Софии случился военный переворот. «Оранжевая гвардия» не смогла организовать серьёзного сопротивления, сам премьер-министр попал в плен и был расстрелян. Правительство возглавил его тёзка — Александр Цанков, лидер «Народного сговора».

Прогрессивная реакция

Это был идеальный момент для болгарских коммунистов. Для них, не испытывающих особой любви к недостаточно левому Стамболийскому, теперь буквально открылось окно возможностей. Новая власть, пришедшая в результате военного переворота, ещё не успела укрепиться. Стоило приложить усилие, и маятник политической нестабильности мог качнуться в другую сторону, давая коммунистам шанс.

В софийском подполье началась разработка восстания. Планированием занимались эмиссары Коминтерна и видные болгарские коммунисты. Самый знаменитый из них — Георгий Димитров, известный ныне как автор красивого, но не всегда совпадающего с исторической реальностью определения фашизма. Ему, впрочем, ещё доведётся порулить Болгарией между 1946 и 1949 годами.

А в 1923-м ставка болгарских коммунистов делалась не на советские танки, а на отвлекающий манёвр. Планировались восстания по всей стране, но главный удар следовало нанести в Софии. Особые надежды возлагались на спецотряд, переодетый в юнкерскую форму, — он должен был занять ключевые пункты и добраться до самого царя.

Белогвардейский фактор

Действующие фигуры на болгарской шахматной доске вовсе не ограничивались коммунистами, оставшимися на свободе сторонниками Стамболийского или людьми Цанкова. В стране имелась ещё одна сплочённая и вооружённая сила — подразделения армии Врангеля, эвакуировавшиеся из Крыма осенью 1920 года.

Белогвардейцы всё ещё лелеяли надежду вернуться в Россию как целостная, дисциплинированная армия, вес которой окажется достаточным, чтобы добиться при благоприятных условиях полной победы антибольшевистских сил. При этом Врангелю были не нужны возможные проблемы в других странах, где были расквартированы подразделения его армии. А в том, что проблемы появятся, если белогвардейцы начнут принимать активное участие во внутренней политике других стран, сомневаться не приходилось. Поэтому общая линия руководства состояла в сохранении вооружённого нейтралитета.

Этот нейтралитет соблюдался к правительству Стамболийского, не испытывавшему восторга по поводу пребывания в Болгарии белых. Врангелевцы (чего не скажешь о ряде «гражданских» русских эмигрантов) не участвовали в перевороте Цанкова, но в случае открытого коммунистического бунта сдерживать себя не могли и не собирались. Все понимали, что в случае победы коммунистов для белых речь шла бы о простом самосохранении.

Тем более что невинными овечками белые эмигранты не были — отдельные генералы отправляли морем диверсантов в Советскую Россию. Что только раззадоривало Москву в её давлении на болгарские власти относительно белогвардейцев. Например, правительство Стамболийского попыталось (часть оружия удалось спрятать) разоружить белые части, чем уменьшило любые шансы на милосердие в случае успеха красного восстания.

Поэтому белоэмигранты были настороже.

Плохой старт

Восставших подвело то, с чем обычно у коммунистов меньше всего проблем, — слабая конспирация. Правительство Цанкова узнало о готовящемся выступлении и тут же приступило к арестам, начавшимся 8 сентября.

Это дезорганизовало тщательно выстроенные структуры восстания. Связь между группами нарушилась. В то время как центр лихорадочно пытался изменить план действий, мятеж начинался сам собой — нескоординированно, разрозненно, безуспешно. Лидеры на местах, боясь, что следующими арестуют их и соратников, не выдерживали и начинали дело раньше намеченного срока.

В результате восстание началось неровно, рывками, в разных местах — в промежутке с 12 по 14 сентября 1923-го. И конечно, первоначальный, отточенный, казалось бы, до мелочей план, полетел в тартарары ещё задолго до начала активных действий. Но, самое главное, — абсолютно провалилось восстание в Софии, главной цели красных.

Впрочем, на юге и северо-западе дела у коммунистов шли неплохо. Население этих регионов в целом беднее и было настроено куда левее. Но принципиально это мало что меняло: правительственные войска довольно быстро сжимали кольцо вокруг восставших. Им активно помогали русские белоэмигранты, доставшие из схронов спрятанное оружие.

Гражданская в миниатюре

Пожар гражданской войны разделял семьи. Сын подполковника Дамяна Велчева, воевавшего за правительство Цанкова, взял в плен отца — можно представить себе эту сцену! — но был убит в боях несколько дней спустя, пав от рук русских белогвардейцев. Сам подполковник Велчев, кстати, примет активное участие в перевороте 1944 года, который приведёт к власти уже просоветские силы, и даже будет приглашён на Красную площадь, на Парад Победы 1945 года.

С первых же выстрелов война приобрела жёсткий характер. Коммунисты и примкнувшие к ним члены партии покойного Стамболийского разжигали борьбу между крестьянами и «городскими». Левые шли резать правых, затем рано или поздно попадали в руки правительственных солдат — и следовала не менее кровавая «ответка». Проводимые обеими сторонами расстрелы стали обычным, даже рутинным делом, а временами доходило до чего-то и похуже.

Зато красное восстание изрядно эмансипировало женщин. Так, в Белой Слатине особой активностью прославились местные гимназистки, которые вооружились и принялись разыскивать контрреволюционеров. Выбор был роковой. Учитывая общее ожесточение, революционная амазонка могла считать себя счастливой, если в конце получала только пулю.

К последним числам сентября 1923-го восстание было в основном подавлено. Погибли около 5000 человек. По меркам небольшой Болгарии, это вполне ощутимые потери.

Спокойствия от этого в Болгарии не прибавилось. Несмотря на массовые аресты коммунистов, у левых радикалов оставалось достаточно «актива», чтобы развернуть длительную партизанскую войну. Теракты стали обыденностью. В 1925-м, например, взорвалась бомба в Софийском соборе — погибли 213 человек. На политической стабильности можно было поставить крест — вся история Болгарии до 1944 года представляет собой череду путчей и заговоров. Неизменным был только царь Борис III, переживший все политические флуктуации и два покушения в 1925 году.

А политическую стабильность в Болгарию принесли уже только русские танки.