Дунай-1968: история о свободе, которую так легко потерять и так трудно приобрести

Те, кому удалось вырваться в Прагу, были восхищены. Прилавки заполнены товарами. Никаких очередей. Чехи и словаки не только обеспечивали себя, но и успешно поставляли свою качественную продукцию в разные уголки мира. Славилась своим качеством чехословацкая обувь, за которой выстраивались огромные очереди в советских магазинах. Долговечные чешские трамваи до сих пор колесят по улицам некоторых городов России.

5 января 1968 года от руководства Коммунистической партией Чехословакии был отстранён причастный к репрессиям 63-летний консерватор Антонин Новотный, занимавший пост главы КПЧ 11 лет. Новотный совмещал два поста – президента страны и руководителя правящей партии.

Его место на посту главы КПЧ занял сравнительно молодой 46-летний Александр Дубчек. Кандидатура этого человека не вызывала опасений у советского правительства. Детство и юность Дубчека прошли в СССР, где он прожил 18 лет. Кандидат на пост главы КПЧ был уважаемым человеком, участником антифашистского восстания, коммунистом, отучившимся в московской партшколе, лидером компартии Словакии.

Дубчек ни разу не был уличён КГБ в антисоветских настроениях. Напротив: как полагали «наверху» и в кулуарах Лубянки, это был человек с «советской закалкой». А в предлагаемых обстоятельствах 1968 года это было особенно важно. США проигрывали войну во Вьетнаме. В Советском Союзе напряглись, посчитав, что «янки» могут отомстить за обидное поражение на качественно другом участке советско-американских баталий — в одной из стран социалистического лагеря. В Чехословакии, например.

Социализм с человеческим лицом

Дубчек немало удивил советских партийных руководителей своим первым заявлением. Он предложил построить особый вид социализма — «с человеческим лицом». Пока что в Кремле не совсем понимали, о чём идёт речь, но не на шутку испугались, когда на чехословацком ТВ появились очень смелые передачи. А в газетах пропала цензура и стали обсуждаться болезненные темы.

Везде висели прежние трафареты, гласившие, что советская школа, советский образ жизни и даже (!) советский карандаш является образцом для чехов и словаков. Но в этой «нарочитой подобострастности» вдруг начал прослеживаться элемент сатиры. Над Советским Союзом издевались?

В печати, на радио и на ТВ начала просачиваться критика советского строя, на что немедленно отреагировали комитетчики, сидевшие в посольстве СССР в Чехословакии. О происходящем сообщили в Москву

В феврале 1968 года дорогой Леонид Ильич в срочном порядке засобирался в Чехословакию. Повод был! 20-летие прихода к власти чехословацкой компартии. Помимо Брежнева в Прагу поехали и другие товарищи, руководители коммунистических партий стран Варшавского договора. Тревогу по поводу «распоясавшейся» Чехословакии испытывал не только Брежнев. Но последнее слово было именно за ним.

Дубчек вёл себя крайне осторожно и едва ли не на крови клялся в верности советскому строю и преданности идеалам коммунистической партии. Выступая перед товарищами, и сам Леонид Ильич назвал происходящее в печати и на ТВ «внутренним делом Чехословакии». А вот его приватные диалоги с Дубчеком были напряжёнными. Глава советского государства несколько часов достаточно строго беседовал с главой КПЧ, пытаясь понять, чем же на самом деле он «дышит»? И чего от него стоит ждать?

Прежний руководитель КПЧ Антонин Новотный оставался «номинальным» президентом Чехословакии вплоть до 22 марта 1968 года. Но роль первой скрипки в стране играл Александр Дубчек. 22 марта Новотный освободил пост президента, уступив его генералу Людвику Свободе, человеку, воевавшему в составе РККА и прошедшему с боями от Харькова до Праги. Однако пока что его функции сводились к представительским. Кроме этого Свобода был главнокомандующим вооружёнными силами Чехословакии.

Фаворитом чехов и словаков был Дубчек, популярность которого росла день ото дня. Он был лидером, не только подарившим нации глоток живительной свободы, но и прекрасным оратором, выступавшим без бумажки, танцевавшим с людьми на майских праздниках национальный танец — чардаш.

Глава Компартии пытался сохранить хоть какой-то баланс между двумя лагерями президиума ЦК КПЧ. Одна из групп боролась за реформы, тяготея к построению «буржуазной Чехословакии». Вторая была чётко ориентирована на политику СССР и стран социалистического лагеря.

Чего же хотелось Александру Дубчеку, колебавшемуся между двух лагерей президиума ЦК? Двух немыслимых и несоотносимых вещей: сохранить приверженность устоям социализма (читай – усыпить бдительность патриархов партийного консерватизма), и поддержать реформаторов. Дать людям жизни!

Об опасениях советской верхушки было известно. Но ввести вновь цензуру в обществе, успевшем глотнуть свободы, было невозможно, как нет возможности затолкнуть зубную пасту назад в тюбик.

Героями газет стали участники появлявшихся в стране политических клубов (ведь была провозглашена свобода слова и собраний!). В стране прошли митинги, на которых стали появляться лозунги, казавшиеся Кремлю откровенно антисоветскими:

«Чехословакия – сердце Европы, а не провинция СССР!»

Творческая интеллигенция активно поддержала оппозицию. Были опубликованы повести и романы авторов, произведения которых до этого находились под строгим запретом. Злободневные театральные постановки, фильмы, лежавшие годами на полках – всё это появилось в 1968-м. Но было интересно жителям Праги и крупных городов страны. Население Чехословакии, проживавшее в деревнях, оказалось далековато от «политической повестки».

Антикоммунистические настроения вызывали смущение у значительного количества чиновников государственного аппарата, пытавшихся намекнуть Дубчеку на то, что страны-нарушители международных соглашений бывают жестоко наказаны.

Раскол в КПЧ усиливался. Количество людей, во всеуслышание требовавших выхода Чехословакии из Варшавского договора, росло. В Москве и странах соцлагеря опасались, что ситуация начнёт развиваться по венгерскому сценарию 1956 года. Там уличные манифестации обернулись массовыми расправами над коммунистами. Некоторые из них были повешены на фонарях. В разное время нешуточные волнения были в ГДР и Польше.

Напуган был лично дорогой Леонид Ильич. Размышляя над ситуацией, он задал риторический вопрос: «Социализм с человеческим лицом! А у меня какое лицо? Нечеловеческое, что ли?!»

Наступил апрель. Партийные руководители Польши и ГДР требовали силового урегулирования ситуации в Чехословакии, опасаясь бунтов у себя.

В Болгарии и Венгрии полагали, что можно обойтись без применения силы. Но против ввода войск, если ситуация выйдет из-под контроля, не возражали даже они. А Брежнев? Поначалу глава советского государства был не согласен с использованием армии, демонстративно склоняясь к тому, что действенными могут быть и «одни лишь дипломатические меры».

В Чехословакию приезжали «на разведку» члены политбюро (например, Алексей Николаевич Косыгин). Он пытался образумить пражскую верхушку и допытывался:

«Вы за руководящую роль партии или нет?!»

Внимательно наблюдали за происходящим и политологи западных стран, понимавшие, что Чехословакия вполне созрела для того, чтобы широко шагать по буржуазно-демократическому пути.

По официальным данным 15 июля 1968 года руководство ЧССР было вызвано на ковёр в Варшаву, где собрались лидеры стран Варшавского договора, чтобы окончательно расставить «точки над i» и задать прямые вопросы Дубчеку и членам президиума ЦК, игравшим на его стороне. Вроде бы чехи не приехали. Но Дубчек утверждал, что его и членов чехословацкого политбюро никто и никуда не приглашал.

А стоило ли? Можно ли представить себе этот бессмысленный диалог с партийным руководством страны, где бешеный воздух свободы носился по улочкам Праги, а народ давно требовал досрочных выборов, чтобы отнять в предлагаемых обстоятельствах многопартийной системы роль первой скрипки у компартии?

Брежнев, выступавший первым, предложил объявить Чехословакии экономическую блокаду. Лидеры ГДР и Польши возразили, сказав, что нужно вводить войска. Брежнев «немного потянул», предложив направить ЦК КПЧ письмо-ультиматум с требованием объяснить позицию. Письмо было доставлено референтом Леонида Ильича на его личном самолёте.

В кратчайшие сроки был подготовлен ответ, в котором руководство КПЧ требовало двусторонних переговоров с КПСС, без вмешательства стран Варшавского договора. И Брежнев предложение принял.

На советской стороне началась кропотливая аналитическая работа: цензоры высматривали крамолу в чехословацкой печати. Выбирать было из чего. Антипартийных статей и лозунгов в газетах Чехословакии было предостаточно. И в «диалоге» Леониду Ильичу было на что опереться. А вот подготовка к диспуту на чешской стороне была не настолько радужной. К единому знаменателю по поводу дальнейшего вектора развития страны в президиуме КПЧ прийти так и не смогли.

В июле 1968 года Брежнев решил встретиться с Дубчеком на границе Чехословакии, в городке Чьерна-над-Тисоу, в специальном вагоне поезда. В него посадили всё советское Политбюро.

На протяжении нескольких июльских дней 1968 года этот вагон выполнял функции Кремля. В один из таких дней Леонид Брежнев несколько часов зачитывал Дубчеку и членам президиума КПЧ ультиматум. Из него следовало: руководство Чехословакии не может или не хочет дать острастку оппозиции и навести порядок в стране

Письменной резолюции по итогам «вагонного заседания», в ходе которого кремлёвский поезд ежедневно приходил на территорию Чехословакии и ежевечерне убывал обратно на территорию СССР, не принималось. Но устно Дубчеку и его команде было вынесено «последнее китайское предупреждение». А ещё многозначительно сказано:

«Мы с вами больше встречаться не будем!»

3 августа по требованию Брежнева в словацкую Братиславу были приглашены лидеры коммунистических партий стран Варшавского договора, подписавшие соглашение о единстве и нерушимости социалистического лагеря. Подписал соглашение и Дубчек, позировавший с Брежневым перед объективами.

Могло показаться, что кризис преодолён. Но председатель Верховного Совета СССР Николай Подгорный в ходе «банкетной части заседания» поднял тост за своего коллегу — председателя Национального собрания ЧССР Йозефа Смрковского. Оказалось, что тостуемого нет в зале!

Смрковский уже давал в прямом эфире интервью. Суть его сводилась к тому, что стороны обменялись мнениями по поводу сложившейся ситуации, и Чехословакия будет жить так, как она жила: идти своим особым путём.

Если верить легенде, Брежневу в ходе этого безнадёжно испорченного выступлением Йозефа Смрковского банкета была передана записка консервативно настроенной части президиума КПЧ. В ней товарищи заявили о несогласии с политикой Дубчека. И потребовали срочного ввода войск в Чехословакию для силового урегулирования ситуации.

Советская делегация срочно покинула здание. Коммюнике о достижении консенсуса с подписями руководителей стран Варшавского договора в вечерних газетах Чехословакии так и не появилось

Три самые боеспособные советские армии, расположенные в ГДР, Польше и на Украине, привели в состояние боевой готовности. Вся бронетехника, принимавшая участие в грядущей операции, для более эффективной идентификации была помечена белыми полосами.

В ночь с 20 на 21 августа 1968 года штаб объединённых сил стран Варшавского договора отдал приказ о вводе войск на территорию Чехословакии. На Западе отреагировали на происходящее переброской подразделений НАТО к границам Чехословакии со стороны ФРГ. 65-летний Андрей Антонович Гречко, министр обороны Советского Союза, тогда сказал:

«Мы проведём операцию в Праге, даже если она приведёт к Третьей мировой войне»

Но президент США Линдон Джонсон сообщил, что Штаты не будут вмешиваться в процесс выяснения отношений двух коммунистических стран. Угроза Третьей мировой войны отпала сама собой.

В 23.30 20 августа 1968 года в эфире прозвучала команда «Влтава-666». И шесть тысяч танков с целью «сохранения социалистических завоеваний, которым угрожала внутренняя и международная реакция», перешли границу Чехословакии. В Чехословакию заходили не только советские танки, как это закрепилось в сознании обывателя, хотя масштаб вторжений 38-й танковой армии, дислоцировавшейся на Украине, был колоссален. Вторгались части польской, венгерской, болгарской армий, а также армии ГДР.

Узнав о вводе войск в Чехословакию, советский поэт Евгений Евтушенко написал пронзительное стихотворение «Танки идут по Праге»:

Танки идут по Праге

в закатной крови рассвета.

Танки идут по правде,

которая не газета.

Танки идут по соблазнам

жить не во власти штампов.

Танки идут по солдатам,

сидящим внутри этих танков.

Боже мой, как это гнусно!

Боже — какое паденье!

Танки по Яну Гусу,

Пушкину и Петефи.

Страх — это хамства основа.

Охотнорядские хари,

вы — это помесь Ноздрёва

и человека в футляре.

Совесть и честь вы попрали.

Чудищем едет брюхастым

в танках-футлярах по Праге

страх, бронированный хамством.

Что разбираться в мотивах

моторизованной плётки?

Чуешь, наивный Манилов,

хватку Ноздрёва на глотке?

Танки идут по склепам,

по тем, что ещё не родились.

Чётки чиновничьих скрепок

в гусеницы превратились.

Разве я враг России?

Разве я не счастливым

в танки другие, родные,

тыкался носом сопливым?

Чем же мне жить, как прежде,

если, как будто рубанки,

танки идут по надежде,

что это — родные танки?

Прежде чем я подохну,

как — мне не важно — прозван,

я обращаюсь к потомку

только с единственной просьбой.

Пусть надо мной — без рыданий

просто напишут, по правде:

«Русский писатель. Раздавлен

русскими танками в Праге».

© 1968 Е.Евтушенко

«Заявляем народу!»

Узнав о том, что танки вошли в Чехословакию Александр Дубчек пережил шок, сообщив о намерении уйти в отставку. Но нужно было писать обращение к гражданам Чехословакии.

Кто-то же должен был воззвать к людям. Но быстрее на Пражское радио был доставлено приветствие войскам стран Варшавского договора, которое журналисты отказались передавать в эфир.

Заявление Александра Дубчека, в котором осуждалась советская военная операция, пришло только через час. Однако по приказу министра связи Карела Гофмана воззвание было оборвано после произнесения первой же фразы. Каким-то чудом радиожурналисту Яну Петранеку удалось передать призыв срывать таблички с улиц Праги и других городов Чехословакии, а также уничтожать указатели на дорогах, чтобы затруднить перемещение танков.

Таблички и указатели исчезли с поражающей скоростью, что говорит о том, как чехи и словаки были «обрадованы» экспансии

Жители страны встретили солдатов криками: «Оккупанты!». Танки пробирались по узким улочкам Праги к зданию ЦК. Указатели были сбиты, таблички отсутствовали. И «бесценное» содействие танкистам оказал советский дипломат, имя которого, увы, не сохранила история. Он сел в машину и возглавил колонну танков, шедшую блокировать Дубчека.

О том, что это был за «дипломат», ярко свидетельствует следующий инцидент: молодёжь осыпала посольскую «Волгу» и колонну танков камнями и осколками битого кирпича. Окно «Волги» открылось. На совсем молодых пражских парней полился свинцовый дождь. Погибло 11 человек…

В кабинет Александра Дубчека военные ворвались около 4-х утра. Они приказали сохранять молчание и оставаться на своих местах. У здания ЦК уже была группа молодых людей, требовавших, чтобы их пропустили к главе КПЧ. Раздались выстрелы. И молодой парень упал. Увидев это из окна, Дубчек метнулся к телефону, чтобы набрать номер советского посольства или связаться с Москвой. Но через мгновение трубка была вырвана из его рук, а телефонный аппарат был разбит о стену одним из комитетчиков.

Дубчек всё понял. И его вывели под конвоем офицеров КГБ, посадив в бронетранспортёр, который направился в сторону аэропорта. Оттуда его доставили в Москву

По телевидению успели сообщить о жертвах среди мирного населения до того, как наши танки, прорываясь через сооружённые людьми баррикады, блокировали телецентр. Сразу за телецентром офицеры с оружием в руках взяли радио.

Вероломной экспансии войск жители Чехословакии противопоставили своё ошеломляющее единство.

Пражане заполонили улицы города, заняли центральную площадь. В условиях блокады ТВ и радио раздавались листовки, в которых Васил Биляк, тот самый, передавший Леониду Брежневу записку о необходимости введения войск, назывался Иудой и предателем. Биляк отсиживался в советском посольстве, где даже спал на любезно предоставленной ему раскладушке.

Задачей представителей советского посольства было немедленное формирование временного правительства из числа верных идеалам Компартии чехов и словаков. Но такого размаха народного противостояния оккупации никто не ожидал. И формировать правительство утром было… не из кого.

В агитационные плакаты, источавшие ненависть к захватчикам, превратилась каждая витрина, каждая афиша на улицах Праги и других городов

Люди бросались под колёса танков, командиры которых не знали, что делать. Нарушая приказ министра обороны СССР Гречко, многие советские офицеры открывали огонь на поражение. Народ отвечал бутылками с зажигательной смесью.

Временное правительство удалось сформировать только днём, когда печать, радио и телевидение были взяты под контроль войсками стран Варшавского договора.

На следующий день Леонид Брежнев вызвал в Москву на переговоры «свадебного генерала всея Чехословакии» Людвика Свободу. Тот прилетел вместе с Василем Билеком. Парочку встретили по высшему разряду. При сходе с трапа Людвика Свободу страстно лобызал Леонид Ильич. Тот отвечал не менее крепкими мужскими поцелуями.

Свобода ехал по Ленинскому проспекту в Кремль. А Прага была в огне. Здесь не работал ни один вид транспорта, молчало радио, телевидение, не выходили газеты. Но подпольно печатались листовки. В этот день не работал ни один завод Чехословакии. Была общенациональная забастовка.

Отконвоированным в Москву членам президиума КПЧ предложили разработать документ, согласно букве которого будут развиваться советско-чехословацкие отношения — «азбуку преклонения перед СССР».

К работе над ней был допущен даже Александр Дубчек, у которого после общения с товарищами из КГБ был пластырь на лбу. Даже в этих предлагаемых обстоятельствах члены президиума КПЧ, остававшиеся на стороне Дубчека, сумели разработать документ, вызвавший истерику Брежнева:

«Ребята, вы написали что-то несусветное! Как будто Чехословакия оккупировала СССР, а не наоборот!» - не выдержал советский генсек

Билек осторожно намекнул на то, что, возможно, у советской стороны есть свой вариант соглашения. И через 10 секунд этот «вариант» лежал на столе.

«Московский протокол» был чудовищным настолько, что породил попытку дискуссии со стороны Дубчека, на которого с гневной тирадой обрушился президент Свобода, обвинивший Александра в том, что тот со своей демагогией довёл страну до оккупации.

Обе стороны направились в кабинет Брежнева, где Александр Дубчек, набравшись мужества, вдруг встал и сказал, что никакой контрреволюции не было, а у компартии Чехословакии было ясное представление о том, каким он должен быть — этот треклятый «социализм с человеческим лицом».

По команде Леонида Ильича все члены политбюро встали и покинули кабинет. Ситуация развивалась по сценарию, финал которого мог быть очень печален. Но перепуганные Свобода и Билек пали советскому генсеку в ноги, и возопили, что интриган и авантюрист Дубчек говорил за себя, а они готовы подписать, что угодно.

После подписания протокола чехословацкую делегацию отправили в аэропорт. И каждый из её членов пытался не смотреть в глаза своим вчерашним товарищам. Все хранили молчание, как и советовали комитетчики, ворвавшиеся ранее в кабинет Дубчека в КПЧ. Хранить его придётся долго.

А Прага? Прага жила, боролась за свободу и сопротивлялась. На стороне народов Чехословакии была правда. Она заключалась в том, что никто из чехов и словаков не хотел зла советскому народу. Хотел лишь свободы и независимости, за которую почти каждый был готов умирать так, как умирали пражские студенты, обливавшие себя бензином и превращавшиеся в живые факелы.

Но свобода в русском языке — почти ругательное слово, которое было чуждо нам тогда. Чуждо и сейчас, когда большая часть населения страны грезит «сильной рукой товарища Сталина», одобряя репрессии.

Где? Где угодно — в России ли, в Беларуси ли. Там народ выходит на улицы, чтобы бороться с кровавой диктатурой засидевшегося узурпатора власти и насилием силовиков.

Чехи и словаки в 1968-м, а белорусы сегодня, доказывают нам, русским, что свобода – вещь, с которой расстаться можно очень легко. Постепенно (в течении многих лет, как в Беларуси – капля за каплей). Либо в один день. Как тогда, в 1968-м, в результате тирании тех, кто претендовал на право распоряжаться судьбами других народов.

Но вернуть свободу бесконечно сложно. Чехам и словакам удалось это сделать только спустя 22 года после описанных событий. Когда оккупировавшая их страну империя отправлялась в небытие. Как так? В результате чего? В результате того, что её жителям понадобилась та самая свобода, и захотелось жить так, как живут резиденты цивилизованного мира.

Такая история. Ходит кругами и плачет.