Как казаки против большевиков в Великую Отечественную воевали

Повторился печальный факт, имевший место во время гражданской войны: на многотысячном пространстве фронта не прозвучал ни один национальный выстрел в сторону большевиков.

И только верные сыны Дона, Кубани, Терека с той же непреклонной волей вступили во Вторую войну со своим заклятым врагом — большевиками. Одни мы остались на защиту родной земли, не с иностранным оружием, а со своим, отбитым у врага. Нет на нашей земле доблестных корниловцев, ставших с нами плечо к плечу с первоначала борьбы с большевиками в 1917—1918 гг., не придут герои дроздовцы на помощь в решительный час битвы за Новочеркасск, как пришли в 1918 году. Но казак, сознавая свое одиночество и то, что немцы не несли с собой освобождение народам, не выронил из рук оружия. При всех обстоятельствах в прошлом, настоящем и будущем большевизм есть всегда враг номер один.

Одна из причин трагедии миллионов добровольно сдавшихся российских солдат заключалась в том, что они не доросли еще до казачьего понимания общечеловеческой свободы, порождающей великую жертвенность, и оказывали только пассивное сопротивление большевикам. Не был проявлен в это время национальный дух, о котором так хорошо сказал русский поэт А. Блок: «Родиться русским слишком мало, им надо быть, им надо стать».

Неприятельские цепи очерчивают смыкающееся кольцо окружения Новочеркасска. Прошлой ночью советские части перерезали железную дорогу между Новочеркасском и Ростовом, но были отброшены казачьим отрядом.

Немногие казачьи сотни на окраинах города напряженно ожидают сигнала для атаки наступавших советских гвардейцев. Во время казачьего восстания против советской власти в 1918 г. красные занимали Новочеркасск, а казаки наступали там, где теперь идут красные. Переменились места, а историческая суть осталась одна и та же. И тогда и теперь казачество было одиноким и почти безоружным на своей территории, оставленной немцами, и тогда и теперь дает неравный бой своими силами, дабы не сказала история, что донцы убоялись врага.

Тихо, как будто застыв в прерванном движении, стоит атаманская группа на командном пригорке. Лишь золотистый дончак порою нетерпеливо бьет копытом и мерит глазом даль вторично плененного Дона, куда устремлен орлиный взор его хозяина, символизирующего великую дерзновенность казачества, во имя утверждения своего исторического бытия, идущего наперекор победоносной стихии второй мировой войны, стирающей государства и народы на своем всесокрушающем пути. Суровая складка озабоченности легла между сжатых бровей, волнующие чувства или молитва коснулись на секунду задрожавших губ, резче стали восточные черты на лице атамана. Думы, облетевшие в эти минуты далекое прошлое казачества, остановились на одном волнующем вопросе: «Выдержит ли в такой ответственный момент истории экзамен казачья молодежь, четвертое казачье поколение?»

И вот, как бы в ответ на эти думы, как доброе предзнаменование, всплывает в памяти светлое воспоминание одного из множества героических эпизодов боя с красными на этом же самом месте в 1918 году.

Броневой автомобиль красных резал огнем своих пулеметов казачью конницу, отражая ее атаку во фланг красногвардейской пехоты. Артиллерии у казаков не было, и броневик действовал безнаказанно. И вот казачья сотня, под командованием есаула М. Н. Сафронова, пошла в атаку на броневик. Отдельные очереди пулеметов слились в огневую ленту выстрелов. Редела, но неудержимо мчалась сотня навстречу огню пулеметов. Стала извилистой, неровной казачья лава. Вырвались вперед десяток казаков с командиром. Струсили пулеметчики, глядя на сверкающие клинки, несущие верную смерть, хотели дать тягу, но колесо броневика завязло в глубокой борозде пахоты. Сплошная струя смертельного свинца как будто поперхнулась и затихла. Клинки блеснули над башнями броневика.

Вспомнилось атаману и то, как на этом железном коне ходил он впереди казачьих полков на красную пехоту и косил ее ряды пулеметным огнем. Как бы хорошо иметь в этом бою хотя бы один такой броневик против отборных частей советской гвардии, вооруженной автоматами.

Взгляд атамана переходит на маленькую танкетку, тихо вздрагивающую от работы моторов, как будто от нетерпения в ожидании боя, на чубатые головы молодых казаков, не только сохранивших духовную суть своих отцов, но не потерявших и во сне их давний облик. Чубатые головы над танкеткой, над конями, не склоняются в тяжелом раздумье перед смертным боем, нет, их волю к борьбе и победе не сломить ничем, ибо они дети народа, подымавшегося на вершины мировой военной славы, народа, осмелившегося вступить в единоборство с интернациональной силой, положившего первоначало истории борьбы с коммунизмом. С ними не смеет скрестить клинки советская бутафорная кавалерия. Казачьи бинокли напрасно ищут на линии фронта силуэты конников. Если бы казаки в этой войне были на стороне красных, то никакая сила не остановила бы их стремление ринуться в прорыв фронта на освобождение донской земли и ее столицы. Советская кавалерия не смеет показаться на Дону, где каждая казачка осмеет этих «переплетчиков» в казачьей форме.

На казачьи земли наступают отборные гвардейские армии, вооруженные автоматическим оружием, и кавалерийская атака на них невозможна с точки зрения военной науки.
— Время настало. Благослови, Боже! Слуша-а-ай команду!
— Пики к бою, шашки вон! — понеслась из улицы в улицу, из переулка в переулок, от взвода к взводу старая казачья команда, когда-то приводившая в трепет маршалов кавалерии в войска Наполеона.

Сотни раз отразился солнечный луч на взметнувшихся в едином взмахе казачьих клинках. Сильнее зарычал мотор танкетки. Единственный железный конь, слегка поднявшись на дыбы, продвинулся вперед.
— В атаку! — взлетел кверху атаманский клинок для сигнала.

Сотни клинков повторили взлет атаманского клинка.
— Марш! — сделал взмах клинок атамана.
— У-ра-а-а-а!
— Ура-а-а-а, — повторил по-своему железный конь и помчался вперед, срезая вражьи цепи огнем очередей.
— Тах, тах, тах, — послала ураганный беглый огонь в колонны неприятеля противотанковая пушка с новочеркасской горы. Десятки снарядов, опережая атакующий, рвали дальние цепи советской гвардии.

Вылетела на простор, развернулась на скаку казачья лава, смяла, раздавила передние ряды красных автоматчиков. Мечут молнии казачьи клинки, вонзаются в ряды бегущих казачьи пики.

— Казаки!!! — понеслось по рядам врага страшное наименование лучшей конницы в мире, приводившей в страх и трепет неприятеля на поле боя во все времена. Казалось всем, что за этой, страшной своей безумной отвагой, конницей идет какая-то несметная, непобедимая стихия. Все смешалось, все побежало.

Разгром лучших передовых частей 2-й гвардейской армии красных и 360 пленных были наградой донцам за их неустрашимый подвиг во славу Тихого Дона и в память павших на этом поле отцов и старших братьев в 1918 г.

— Это невозможно, — говорил впоследствии походному атаману друг казачества, полковник Левених, — будучи почти в окружении, идти в кавалерийскую атаку против вооруженной современным оружием пехоты, сбить ее клинками и пиками — это непостижимо! Пиками! А что же я удивляюсь? Ведь видел же я картину, как казаки чуть не захватили в плен Наполеона на виду у его армии. Спасло его только то, что они посчитали его за простого офицера и предпочли ему взятие французских батарей, иначе не видать бы Наполеону Москвы. Германские офицеры знают казачью историю и, видя теперь вас на своей стороне, несомненно поддержат ваше требование о признании суверенитета казачества.