Как смотреть фильмы Андрея Тарковского

Ключевые слова в отзывах на фильмы Тарковского — «долго», «скучно», «слож­но». И при этом он был и остается важнейшей культурной константой, на которую ориен­тируются десятки востре­бованных режис­серов — от Инь­ярриту и фон Триера до Содер­берга и Звягинцева. Именно с Тарков­ским, наряду с Эйзенштейном, Кулешовым, Довженко, Параджановым, Бондар­чуком, ассоцииру­ется российский кинематограф за грани­цей. С чем связан этот парадокс и почему одни считают его фильмы сверхценными, а другие обесцени­вают? 

Главный ответ — в устройстве этих фильмов. Обычно в экспозиции зритель знакомится с главными героями и хочет разглядеть их. Но, например, в «Жертво­прино­­шении», последнем фильме Тарков­ского, первая склейка появляется на 15-й минуте, а первый крупный план — на 22-й. Создавая именно такое начало, режис­сер говорит: я не приближусь, и не на­дей­­ся; хочешь смотреть — вглядывайся. Не только в этом, но и в других своих фильмах Тарков­ский требует от зрителя внутренней — эмоциональ­ной или интеллек­туальной — работы. И если вклю­­читься в этот процесс, фильм затягивает, как воронка. А если нет — наоборот, отталкивает зрителя каждой сценой, репликой, деталью.

С чего начать

Кадр из фильма «Солярис». Режиссер Андрей Тарковский. 1972 год

Первое знакомство лучше начинать с фильма «Солярис» (1972) по мотивам одноименного романа Станислава Лема. Тарковский не лю­бил развлекатель­ное, так называемое жанро­вое кино, но именно в этом фильме, пожа­луй, ближе всего подошел к жанровому канону. Он не только работает с элементами научной фантастики, но и выводит сайфай в кино на философский, экзистен­циальный уровень. 

Все фирменные черты его стиля здесь явлены в полной мере: тягучее повест­вование и длинные кадры, метафизические мотивы и этические проблемы, образы природы (фильм начинается с легендарного кадра колышущихся водорослей) и отсылки к мировому искусству (Венера Милос­ская, Рублев, Брейгель, Рембрандт, Бах). Как всегда у Тарковского, образы, которыми наполнен фильм — дождь, потоки воды, дорога, лошади, яблоки, дым, — не означают что-то конкретное. Это не аллегории с однозначным толкованием (лиса — хитрость, заяц — трусость), а символы с множеством значений.

При всей этой сложности у фильма есть вполне понятный сюжет: космический психолог Крис (Донатас Банионис) отправ­ляется на загадоч­ную планету Солярис, где расположе­на орбитальная научная станция, чтобы принять решение, продол­жать ли исследования. Помимо своих коллег (Юри Ярвет и Анатолий Солоницын), он обнаружи­вает на станции еще нескольких человек. Выясняется, что это не люди, а так назы­ваемые «гости». Разумная плазма, покры­вающая планету, создает точные копии тех, перед кем космонавты испытывают нестер­пимое чувство вины. Той же ночью появля­ется Хари (Наталья Бондарчук), выглядящая как жена Криса, погибшая на Земле несколь­ко лет назад. 

Для Тарковского научно-фантасти­ческий сюжет становится поводом к разговору о природе человека, универсальных катего­риях человечес­кого сознания — муках совести, побеге от себя, постыдных воспо­минаниях и попытках исправить то, что исправить уже нельзя.

Что смотреть дальше

Кадр из фильма «Иваново детство». Режиссер Андрей Тарковский. 1962 год

После фантастического «Соляриса» можно вернуться на десять лет назад и посмотреть два исторических фильма. «Иваново детство» (1962) — полнометражный дебют режиссера, посвященный войне и удостоен­ный «Золотого льва Святого Марка», главной награды Венециа­нского кинофес­тиваля. «Андрей Рублев» (1966), рассказывающий об отноше­ниях художника и власти в средне­вековой Руси, получил приз Между­народной федерации кинопрессы ФИПРЕССИ в Кан­нах. В обеих картинах уже отчетливо слышен голос Тарковского, но еще нет сложности и многознач­ности, характерных для его фильмов 1970-х.

Среди них «Сталкер» (1979), в котором режиссер снова заходит на территорию научной фантас­тики. В отличие от «Соляри­са», где сюжет романа Лема хоть и пере­осмыслен, но все-таки сохранен, здесь от «Пик­ника на обочине» братьев Стругац­ких остались только общие очертания. Все элементы сюжета нагру­жены философ­скими и религиозными символами, апокалипти­ческими и мизантропи­ческими мотивами. Тарковский говорит со зрителем загадками, ключи к которым имеет смысл искать не столько в фильме, сколько внутри себя.

Еще более сложную форму Тарков­ский выбирает для своего главного фильма — исповедального «Зеркала» (1974). Здесь он не просто говорит загадками, но наме­ренно запутывает зрителя: Маргарита Терехова играет и жену героя, и мать в его воспоми­наниях; Игнат Данильцев — сына героя и самого героя в тех же воспомина­ниях; бабушка, роль которой досталась матери режис­сера Марии Ивановне, почему-то не узнает внука; внук при этом разговаривает с несуществу­ющими жиль­цами квартиры. Логика в этих несостыков­ках появляется, когда понимаешь, что фильм воспроизводит работу памяти — с ее обры­воч­ностью, искажениями, подме­нами и белыми пятнами. Именно из-за сложней­шей работы с изображением психической реаль­ности «Зеркало» входит в списки самых значимых фильмов в истории мирового кино, а имя Тарковского ставят в один ряд с Феллини, Антониони и Бергманом.

Семь классических кадров из фильмов Тарковского

Кадр из фильма «Иваново детство». Режиссер Андрей Тарковский. 1962 год Война, показанная через искалеченное сознание ребенка

С каких фильмов не стоит начинать знакомство с Тарковским

Кадр из фильма «Ностальгия». Режиссер Андрей Тарковский. 1983 год

С «Ностальгии» (1983) и «Жертвоприношения» (1986). Эти фильмы, снимавшиеся в Италии и Швеции, во многом повторяют главные мотивы и приемы Тарков­ского, а «Жертво­прино­­шение» еще и является его творческим завеща­нием. Так что смотреть их имеет смысл, уже когда просмот­рены первые пять фильмов режиссера. В этом случае больше шансов, что образы свечи и воспла­менения, чистоты души и скверны мира, приближа­ющегося апока­липсиса и рациональной ловушки техничес­кого прогресса, нравствен­ного тупика мужчины и греховной, но спаси­тельной природы женщины будут не раздра­жать, а восприниматься как часть картины мира Тарковского.

С кем работал Тарковский

Режиссер Андрей Тарковский (сидит) во время съемок фильма «Андрей Рублев». 1966 год

Тарковскому непросто давалось общение с коллегами: на съемочной площадке многие считали его деспотом и тираном. Поэтому он старался всегда работать с одной командой, где все понимали друг друга с полуслова. «Иваново детство» и «Андрея Рублева» он сделал с великим оператором Вадимом Юсовым. Тар­ковский собирался работать вместе и дальше, но Юсов, про­читав исповедаль­ный сценарий «Зеркала», отказался снимать фильм — история показа­лась ему слишком автобиографичной. Все пять фильмов Тарковского, снятых в СССР, монти­ровала Людмила Фейгинова — это она придумала поставить в начало «Зеркала» знаменитый эпизод «Я могу говорить».

Во всех советских фильмах Тарков­ского снимался Николай Гринько, вопло­тивший очень важную для режиссера фигуру отца: в «Ивановом детстве» он играет полковника Грязнова, в «Андрее Рубле­ве» — иконописца Даниила Черного, в «Соляри­се» — отца Криса, в «Зеркале» — директора типографии, в «Сталкере» — Профессора. В трех фильмах («Андрей Рублев», «Солярис», «Зеркало») в эпизоди­ческих ролях снялась мосфильм­овский организатор кинопроиз­водства Тамара Огород­никова, работавшая дирек­тором на «Андрее Рублеве»: Тарковский ценил ее аристократи­ческий образ и ахма­товский профиль. Музыку к «Соля­рису», «Зеркалу» и «Сталкеру» написал Эдуард Артемьев, экспериментатор в области синтеза звука и электронного саунд-дизайна.

Цитаты о Тарковском

Режиссер Андрей Тарковский на съемках своего фильма «Жертвоприношение». 1986 год

«Фильм, если это не документ, — сон, греза. Поэтому Тарковский — самый великий из всех. Для него сновидения самоочевидны, он ничего не объясняет, да и что, кстати сказать, ему объяснять? Он — ясновидец, сумевший воплотить свои видения в наибо­лее трудоемком и в то же время наиболее подат­ливом жанре искусства. Всю свою жизнь я сту­чался в дверь, ведущую в то прос­тран­ство, где он движется с такой само­очевид­ной естествен­ностью. Лишь раз или два мне удалось туда просколь­знуть». 

Ингмар Бергман

«Я люблю все фильмы Тарковского, его самого и его работы. Каждый его кадр — великолеп­ное изображение само по себе. Но готовое изображе­ние — ничего больше, чем несовер­шен­ное воплощение его идеи. Его идеи реализованы лишь частично. Но он должен был это сделать».

Акира Куросава

«Помню, как впервые увидел фильм Тарковского — я был шокирован. Не знал, как дальше быть. Я был очарован его кинематог­рафом, потому что неожиданно понял, что фильм может содержать такое коли­чество смыслов, о котором я и подумать раньше не мог».

Алехандро Гонсалес Иньярриту

«Просмотр „Зеркала“ был духовным переживанием, потому что передо мной открылись миры, о существовании которых я не знал, но к кото­рым сразу почувствовал симпатию».

Ларс фон Триер 

«Человек, приучивший себя к многомерности и многообразию твор­чества, не стал бы, думаю, уходить с сеанса, где демонстри­руется, скажем, „Солярис“. Во всяком случае (если исключить момент „не нра­вится“), не отка­зал бы картине в истинности и праве на существо­вание в искусстве, несмотря на то что язык ее — а следовательно, и то, что на языке сказано, — казал­ся бы непонятным.
     Конечно же, сама необычность языка не требует образованности и пуще — специальной учености. Она, думаю, требует, скорее, постепенного вхождения, привыкания».

Дмитрий Лихачев

«В каком-то смысле, я думаю, молодой режиссер хотел говорить о себе и о своем поколении. Не о тех, кто погиб, а, напро­тив, о тех, чье детство было разбито войной и ее последствиями. Я мог бы даже сказать: вот совет­ский вариант „400 ударов“, но сказать только для того, чтобы яснее подчеркнуть разницу между двумя фильмами. Ребенок отправлен в исправительную коло­нию собствен­ными роди­телями — вот буржуаз­ная траги­комедия. Тысячи детей, обездо­ленных войной, — вот одна из советских трагедий.
     И именно в этом смысле фильм представ­ля­ется нам специфи­чески русским».

Жан-Поль Сартр об «Ивановом детстве»

«Если говорить о глубине внутреннего мира художника, открывшегося на экра­не (а внут­ренний всегда отраже­ние каких-то сторон реального мира — в пустоте художник задохнется), то осо­бое впечатление произ­вело на меня искусство Андрея Тарковского. Мы гово­рим: искусство отражает мир, это верно, но отражение это особое. В искусстве полу­чается только то, что выстрадано. Состроить ничего нельзя, боюсь, что нельзя и выст­роить. Глубиной на экране обла­дает только то, что бы­ло выстра­да­но художником, состроенное распадается как карточный домик. <…>
     Режиссер показывает реальность и ее отражение искусством: внешне отражение ничем не схоже с жизнью. Он воссоздает незримые сложные связи духовной жизни человека и мира, в котором он живет».

Григорий Козинцев