Как в Африке местное население травят ядохимикатами животных

Несколько недель подряд два льва из парка Амбосели нападали на коров и коз. Терпение масайских скотоводов иссякло.

«Решите эту проблему к Рождеству, — обратились масаи в Службу охраны природы Кении (KWS) в конце декабря прошлого года, — или мы решим ее сами». Обстановка на собрании общины накалилась, и один юноша прямо заявил: «Мы умеем убивать львов».

Он имел в виду не только копья, которые они с соплеменником прихватили с собой: речь шла о яде — именно этот вид оружия теперь все чаще выбирают скотоводы, для которых львы отнюдь не символ нации, оберегаемый Службой охраны природы, а угроза их благополучию.

Кеннет Оле Нашуу, старший инспектор KWS, решил, что лучшим выходом из положения будет перемещение львов из Осевана (района на севере национального парка Амбосели), где они живут рядом с пастбищами домашнего скота, в соседний национальный парк Цаво-Уэст. Для этого животных требовалось временно погрузить в сон.

Ночью в сочельник к Оле Нашуу и другим рейнджерам присоединился масаи Люк Маамай из природоохранной организации Lion Guardians («Хранители львов»). На джипе они доехали до расчищенной среди кустарника площадки и при свете большой яркой луны затаились в ожидании львов — пары молодых братьев.

Люк поставил динамик на крышу машины и включил запись блеяния раненого теленка буйвола — львы не могут устоять перед этим звуком. Уже через 15 минут из тени показалось крупное животное. Когда Оле Нашуу вновь включил фары, мы увидели львицу — одну из двух сестер, примкнувших к братьям, но не состоявших с ними в родстве. Самка находилась метрах в десяти перед машиной и осторожно двигалась к небольшому деревцу, где Люк привязал козьи потроха для приманки. Оле Нашуу подал сигнал ветеринару, сидевшему во втором джипе с ружьем, заряженным дротиком с транквилизатором…

Велев своим людям затащить уснувшую львицу в клетку, Оле Нашуу поздравил всех с успешным выполнением задачи. Он посчитал, что удаление самки внесет разлад в прайд, и львы прекратят нападать на домашний скот. Странное утверждение, если учесть, что именно молодые самцы — главные виновники всех бед — пока еще оставались на свободе.

Позднее, когда мы с моим гидом Саймоном Томсеттом, ведущим экспертом по хищникам в Кении, пытались уснуть в его джипе, послышались громкий рык и ворчание — сначала вдалеке, потом ближе. Похоже, львы пытались отыскать самку. Рейнджерам удалось поразить дротиком и поймать одного из братьев. Второй ускользнул. Отловленных зверей позднее выпустили в Цаво-Уэсте. К сожалению, уже имеющийся опыт показывает, что выжить им вряд ли удастся: когда молодых львов выпус-кают на территорию другого прайда, хозяева видят в них чужаков — таким уготована скорая смерть.

«Мы пытаемся предоставить им второй шанс», — объясняет Фрэнсис Гакуйя, глава ветеринарной службы KWS, отвечающий за состояние диких животных в Кении. Однако, по мнению многих экспертов, в таких случаях было бы гуманнее сразу убивать львов — возмутителей порядка.

Между тем разлада в прайде, вопреки предположениям рейнджера, не случилось — оставшиеся лев и львица продолжали охотиться на домашний скот. На сей раз скотоводы — вероятно, не из здешних мест — не стали обращаться за помощью: они отравили самца и самку, подсыпав смертельный яд в тушу козы или коровы. (Точно установить это не удалось: к тому времени как в KWS узнали о происшествии и отправили ветеринара для расследования, и туша, и трупы львов уже сгнили.)

На месте ветеринар также обнаружил останки стервятников и гиены — возможно, это далеко не все жертвы отравленной приманки. Такая «смертельная пищевая цепочка» выстраивается при использовании ядов против животных в природе. К сожалению, ветеринар не взял образцы на исследование, несмотря на то что некоторые ядохимикаты остаются в организме достаточно долго. А те, кто знает, что именно убило львов, меньше всего хотели бы говорить об этом.

В Кении, как и во всей остальной Африке, ядом пользуются досточно широко: не только для незаконного промысла слонов и носорогов, но и для добычи других животных, чьи органы используются в народной медицине. Наконец, отраву применяют против львов и гиен, нападающих на домашний скот, или против слонов, уничтожающих посевы. Как правило, выбор падает на пестициды — эти ядохимикаты дешевы, доступны и… смертельны.

«Отрава — это большая проблема», — вздыхает Фрэнсис Гакуйя. И, судя по происшествию в Осеване, решение пока не найдено. Отравить зверей могут когда и где угодно, но уличить злоумышленников непросто.

Охраняемые районы Кении, включая основные заповедники и парки на юге (Масай-Мара, Амбосели, Цаво-Уэст и Цаво-Ист) обложены буквально со всех сторон. Быстрое строительство шоссе и железных дорог, электростанций и линий электропередачи, а также развитие тяжелой промышленности, высокотехнологичных центров и рост городов — все это меняет природу безвозвратно. Ожидается, что численность населения Кении к 2050 году превысит 80 миллионов. Поэтому все больше свободных земель отводят под сельхозугодья, не оставляя диким животным коридоров для миграций. Слонам и другим крупным зверям, использующим эти коридоры для сезонных переходов между парками в поисках пищи, воды и мест для рождения потомства, натиск цивилизации грозит катастрофой.

Кения сегодня на перепутье. «Наши земли больше не рай для животных, — говорит Саймон Томсетт, имея в виду ускоренный рост кенийской экономики. — Мы пытаемся стать африканским Дубаем». Кажется, что он сгущает краски, но сложно не верить цифрам.

Скажем, лев — символ Кении, однако по всей стране осталось менее двух тысяч этих диких кошек, притом что всего 50 лет назад насчитывалось около 20 тысяч. За это время область распространения львов сократилась на 90 процентов, и эксперты полагают, что через 20 лет популяция львов уменьшится до масштабов зоопарка, а условия их жизни будут практически такими же, как в неволе.

А теперь царей зверей еще и травят…

Люди с давних времен прибегали к помощи ядов для охоты на животных и убийства врагов. Так, столетиями использовалось снадобье из дериватов растущей в Восточной Африке акокантеры, способное даже в небольших дозах остановить сердце крупного млекопитающего. Применение стрихнина для уничтожения «насекомых» стало столь обыденным, что даже известный защитник природы Джордж Адамсон, которого в Кении с трепетом называли Baba ya Simba («отец львов» в переводе с суахили), травил этим ядом чересчур назойливых, по его мнению, гиен.

Однако по-настоящему судьбоносным изменением стало изобретение синтетических ядохимикатов — пестицидов и гербицидов — для нужд сельского хозяйства. В начале 1980-х начался взрывной рост численности населения в Африке, усиливший борьбу за земли и источники пищи. Земледельцы и животноводы обнаружили, что ядохимикаты действуют и на хищников (львов, леопардов, диких собак, шакалов), и на падальщиков (гиен и стервятников), и на слонов, наносящих ущерб посевам. А кроме того, люди стали использовать «химию» для добычи уток и других птиц — чтобы продавать их на мясо.

Национальное движение в ответ на использование ядов началось, когда в Nature Kenya, старейшей африканской организации, занимающейся охраной природы, узнали о том, что на севере страны травят львов. Сотрудник Nature Kenya Дарси Огада тщательно отслеживала ход расследования, чтобы оценить масштабы проблемы, и, поскольку от отравы часто страдали птицы, привлекла к работе орнитолога Мартина Одино.

Одной из областей, на которой сосредоточили внимание исследователи, стали рисовые чеки Буньяла в котловине озера Виктория. По неофициальным данным, здешние жители травили птиц пестицидом Furadan 5G, производимым американской компанией FMC, штаб-квартира которой находится в Филадельфии. Furadan 5G содержит карбофуран — нейротоксин, настолько мощный, что его использование ограничили или вовсе запретили в Канаде, Европейском союзе, Австралии и Китае. Однако в Кению данный ядохимикат все еще поставляется.

Во время первой поездки в район Буньяла Мартин выяснил, что большинство деревенских сельскохозяйственных магазинов продавали Furadan 5G любому желающему. Кроме того, Одино убедился, что браконьеры подмешивали этот яд в рис, чтобы травить уток, и посыпали им улиток, которыми питаются африканские аисты-разини. Птицы гибли тысячами, а браконьеры продавали уток местным жителям, уверенным, что отравленную дичь нужно просто уметь правильно готовить. Те, кто отведал супа, сваренного из такой птицы, признавались Мартину, что после этого ощущали слабость в коленях. Данный симптом указывает на нарушение деятельности клеток мозга. Однако никто этими случаями отравлений не занимался.

Дарси же сообщила о выявленных фактах Пауле Кахумбу, главе организации WildlifeDirect и одной из самых влиятельных защитниц природы в Кении. Та была наслышана о похожих случаях в других частях страны и привлекла серьезные силы для решения проблемы. Учредительное собрание, проведенное в апреле 2008 года, по словам Дарси, стало «переломным». «Впервые большая группа природозащитников вместе обсуждала проблему», — вспоминает она. Однако Паула осознавала, насколько трудно будет убедить правительство запретить вещество, от которого зависело развитие сельского хозяйства. «Этому ядохимикату нет более дешевой и эффективной замены», — объясняет Дарси.

После ряда изобличающих телепередач в США FMC поспешила изъять Furadan 5G с кенийского рынка и запустила программу обратного выкупа. Стратегия оказалась относительно успешной — с 2010 года местные магазинчики прекратили продажу «зелья». Однако карбофуран по-прежнему доступен, а Furadan попадает в Кению из других стран. Помимо этого рынок заполнен контрафактным ядохимикатом и схожими веществами на основе карбофурана из Китая и Индии.

Тем временем еще один пестицид производства FMC — розовый порошок под названием Marshal — стали обнаруживать на тушах, используемых в качестве приманки. Marshal содержит карбосульфан — по сути, тот же карбофуран, хотя и в более низкой концентрации. Но на сам карбофуран, несмотря на все усилия Паулы, Мартина, Дарси и других, кенийское правительство запрет все еще не ввело. Президент Ухуру Кениата обозначил продовольственную безопасность одним из приоритетов, так что при продолжающемся росте населения страны, введение запрета кажется сомнительным. По словам Паулы, потребность в продовольствии означает необходимость в новых фермах и усиленное применение ядохимикатов.

А на отправленный по электронной почте запрос о поставках Marshal в Кению представитель FMC Кори Анне Натоли ответила: «Мы впервые узнали об использовании инсектицида Marshal не по назначению от вас».

(Разрешенный к продаже инсектицид Marshal (справа) доступен по всей Кении. И этот магазинчик неподалеку от национальных парков Амбосели и Цаво-Уэст не исключение. Продавщица Фейтси Ндунгу говорит, что никогда не стала бы продавать ядохимикат покупателю, собирающемуся травить диких зверей. Однако именно Marshal был обнаружен на тушах-приманках. В американской компании FMC, производящей ядохимикат, утверждают, что им ничего не известно об использовании их продукта как отравы).

Возможно, самым ярким напоминанием о том, что в Кении продолжается бесконтрольное распространение ядохимикатов, стал случай отравления львов из прайда Marsh, происшедший почти три года назад. Эти животные необычайно популярны — их показывали в документальном сериале BBC «Big Cat Diary» («Дневник большой кошки»). В начале декаб-ря 2015 года львы из прайда, занимающего территорию болотистой местности Мусиара у северо-западной границы заповедника Масай-Мара, задрали несколько коров. В ответ скотоводы разложили отравленную приманку. В итоге одна львица погибла, вторая серьезно ослабела, и ее растерзали гиены. Позднее еще одного обессилевшего льва затоптал буйвол, и ветеринару из KWS пришлось усыпить несчастного. Вскрытие льва показало наличие следов карбосульфана, а также старые раны от копий — «боевые» шрамы, оставленные охваченными жаждой мести скотоводами.

Земли, граничащие с охраняемыми территориями, стали гораздо опаснее для диких животных, но особенно плохо дела обстоят на востоке области Мара. Здесь за пределами заповедника поголовье домашнего скота быстро росло, а свободные площади сокращались, и масаи стали загонять все больше животных на выпас в заповедник.

В засуху на львиную территорию незаконно сгоняются тысячи голов скота. И хищники быстро ощутили беззащитность беспечных медлительных животных и принялись задирать скот как в заповеднике, так и за его пределами. Скотоводы в долгу не остались. А так как в Кении сложно обзавестись оружием на законном основании, они прибегают к испытанным средствам: копьям и яду. «Ночами творится полный беспредел», — так Саймон Томсетт описывает то, чего не видят туристы.

Осознавая, что для прекращения браконь-ерства или хотя бы для уменьшения его масштабов необходимо взаимодействие с местными жителями, неправительственные организации опробовали новый подход к охране природы — на уровне общин, чтобы случаи отравления из мести и другие проявления жестокости по отношению к диким животным Кении хотя бы не участились.

Наиболее успешные организации выработали схожие стратегии, среди которых уничтожение самодельных силков — дешевого и эффективного орудия ловли зебр и других копытных на мясо (тем самым подрывая кормовую базу диких хищников); компенсационные выплаты владельцам скота за потерянных из-за хищников коров, буйволов и коз, а также помощь в возведении более надежных загонов, «бома», как их тут называют, ограждающих скот по ночам. С 2010 года фонд Анны Кент Тейлор укрепил около 800 загонов в области Мара, и почти в каждом случае число нападений на скот снизилось, а значит, у скотоводов не осталось поводов травить хищников из мести.

Одной из самых многообещающих стратегий стало привлечение местных жителей на службу рейнджерами — для урегулирования спорных ситуаций, а также в качестве защитников природы. «Охрана окружающей среды подразумевает работу с населением», — уверен Ричард Бонем, один из основателей фонда Big Life и руководитель его африканского подразделения.

Подход хорош и потому, что в национальных парках Кении не хватает сотрудников, а у тех, кто есть, недостаточно знаний. Ветеринары зачастую перегружены работой, ведь по закону они обязаны лечить любую травму, причиненную дикому животному человеком, даже небольшую царапину от силка. Из-за этого они не успевают расследовать случаи массовых отравлений зверей. «У нас просто руки опускаются», — жалуется Фрэнсин Гакуйя из KWS. И везде не хватает машин и топлива для их заправки.

Еще один штрих к мрачной картине (на это вообще мало обращают внимания) — роль полиции и судей. Рейнджеры из Mara Conservancy поймали двоих подозреваемых в отравлении львов из прайда Marsh. Однако их соседи внесли залог, и мужчин отпустили. На этом все и закончилось: суда не было, к ответственности никого не привлекли. «Первое, что нужно сделать, — это начать наказывать виновных», — уверен орнитолог Мартин Одино. И его мнение разделяют все те, кто считает отношение общества к подобным преступлениям слишком легкомысленным.

А отравления продолжаются. Карбофуран по-прежнему пользуется популярностью, преступники не гнушаются и других «подручных средств» — лишь бы те были смертельными. (Всего один пример: 40 стервятников погибло в результате инцидента в Масай-Мара в этом году — почти наверняка они стали жертвами мести львам.) Используются и традиционные смеси, их предпочитают браконьеры, охотящиеся на слонов в Цаво-Ист, где почти половина убитых гигантов пала от отравленных стрел — 15 особей только за прошлый год. Скажем, контрабанда стрихнина из Танзании на мотоцикле — дело совсем несложное. А работники цветоводческих хозяйств могут продавать новые инсектициды на черном рынке.

Для отравления диких животных используют даже цемент — злая ирония в стране, строительная индустрия которой переживает настоящий бум. Недалеко от Найроби я увидел плакат, рекламирующий цемент Simba кенийского производства. На нем была изображена львиная морда, а поверх набран слоган: «Король бетонных джунглей». Очень бы хотелось, чтобы величественный зверь остался не только на рекламном щите!

В один из дней я в сопровождении патруля фонда Анны Кент Тейлор отправился на сафари в недоступную для туристов зону за пределами заповедника Масай-Мара — лес Ньяквери на нагорье Сириа. Старший патруля Элайяс Каманде, молодой защитник природы, показал мне лесную зону, до недавнего времени служившую «слоновьими яслями».

«Пара сотен слоних каждый год рожала здесь в одно и то же время», — рассказывает Элайяс. Еще несколько месяцев назад тут росли пышные широколиственные деревья, сейчас земли площадью в четыре футбольных поля полностью расчищены производителями древесного угля. Прибыльный, но противозаконный угольный бизнес стал развиваться как «побочный эффект» от деления земель. Дело в том, что живущие здесь и на границах с другими охраняемыми территориями масаи разделили свои «колхозы», и каждый мужчина старше 18 лет получил долю — произошла свое-образная приватизация земель при переходе к оседлому образу жизни. Получив контроль, масаи тут же продали растущие на их участках деревья на древесный уголь.

«Через пять лет, — пророчит Элайяс, указывая на лес Ньяквери, — ничего этого не будет». Что появится взамен? Поселки, стада, посевы и множество заборов. Весьма вероятно, что слоны, львы, жирафы, гиены, буйволы, еще недавно свободно бродившие между нагорьем и Масай-Мара и бывшие частью большой экосистемы Мара, попросту исчезнут.

У Кении еще есть время спасти жизненно важные места обитания и миграционные коридоры. Успех будет зависеть от того, удастся ли создать новые охраняемые территории, и правильно ими распоряжаться — чтобы местные жители могли получать доход от кемпингов для туристов, а хозяева участков, находящихся за пределами заповедных зон, были заинтересованы в сохранении части своих земель для диких животных. Так, с созданием охраняемых территорий от Масай-Мара и Амбосели до Цаво случаев отравления стало меньше.

«Пока это только эксперимент», — поясняет Брайан Хит. И признается: сильная засуха или послабления в законодательстве могут свести все старания на нет.

В определенное время года практически все львы из Амбосели — около 200 особей — выходят за пределы охраняемой зоны, как братья-разбойники из Осевана. Пока крупные животные вроде львов и слонов имеют свободный доступ ко всем нетронутым землям, раскинувшимся на 8 тысяч квадратных километров (в 10 раз больше площади парка), их популяциям мало что угрожает. Численность этих зверей сильно падала в прошлом (их истребляли масаи в отместку за убитый скот и потравы), и популяции не восстановились бы до сегодняшней численности (около 1600 слонов), будь они заперты на небольшом «островке безопасности» — в национальном парке Амбосели. Правильное — с учетом интересов как диких зверей, так и фермеров — управление скотоводческими хозяйствами даст кенийским львам и слонам шанс на выживание.

Как бы то ни было, людям не привыкать жить без того, что в прошлом считалось незаменимым, — известный фотограф Питер Бирд описывает феномен на примере слонов. Способность этих животных «разрушать свою среду обитания, а затем приспосабливаться к собственным разрушениям с небывалой смекалкой» свойственна и Homo sapiens.

Вот и кенийцы, а также гости страны привыкают к тому, что львов осталось так мало, что теперь у каждого есть кличка, как у домашнего питомца, и даже собственный онлайн-клуб.

Нетрудно представить время, когда о ядохимикатах беспокоиться не придется — без диких животных не будет и конфликта. «Травить будет некого», — мрачно замечает Саймон Томсетт.