Операция «Альберих»

Таинственное исчезновение

Вечером 22 февраля 1917 года британский лейтенант Фрэнк Лукас тревожно всматривался в разбитый войной пейзаж из мёрзлого окопа. Что-то было совершенно неправильное в воздухе. По всей долине реки Анкр — гиблому месту, где во время битвы на Сомме погибли десятки тысяч, — царила странная, гнетущая и непривычная тишина. Лукас приподнялся над парапетом и начал вглядываться в сумерки через линзы бинокля, но рассмотреть что-либо ему было не под силу.

Лейтенант Лукас был не робкого десятка и, дождавшись, когда ещё немного стемнеет, в одиночку пошёл на разведку. Англичанин медленно подполз к проржавевшему за зиму немецкому проволочному заграждению — по-прежнему ни единого звука со стороны немцев. Сжимая свой револьвер, лейтенант пролез сквозь заграждение и заглянул во вражеский окоп.

Ни единой души.

Спрыгнув в окоп, Лукас увидел одинокого немецкого солдата, который вылез наверх из противоположного конца траншеи, а потом дал дёру в сторону руин ближайшей деревни. Лукас вернулся на свои позиции прогулочным шагом и всё, что смог написать в рапорте, — что немцы таинственным образом растворились в воздухе.

К вечеру следующего дня подобных рапортов уже были десятки — с практически всех участков фронта на Сомме.

Тупик

Почти сразу после своего прихода к власти дуэт Гинденбурга и Людендорфа признал, что как раньше Германия больше вести войну не сможет. К осени 1916-го Второй рейх дошёл до опасного предела. Сражения на Сомме и при Вердене измотали немецкие дивизии на Западном фронте, а на Восточном немцы окончательно стали незаменимой подпоркой под кренящейся Австро-Венгрией, которая к тому же требовала всё больше германских частей для балканского и итальянского фронтов. Дивизий на всех не хватало, более того — из-за серьёзных потерь, которые становилось почти невозможно восполнять, качество частей всё заметнее проседало.

Никто не сомневался, что в следующем году союзники вновь будут неустанно давить со всех сторон, и германцы начали готовить самые разнообразные ответные меры. От тотальной мобилизации промышленности и населения до изменения армейской тактики и строительства новых, ещё более мощных оборонительных полос.

Уже в конце октября 1916 года британская авиация в районе Арраса и французская в окрестностях Суассона стала отмечать признаки большого немецкого фортификационного строительства, но тогда этому не придали значения.

Большая стройка

Реальный размах немецких планов казался огромным: было запланировано строительство новых полос обороны на почти 500-километровом протяжении фронта, от побережья Северного моря до местечка Понт-а-Муссон на реке Мозель. Каждому из участков строительства давали имя — согласно небогатому, но пафосному воображению немецких военных. Например, участок в районе Лилля назвали линией Вотана, Гуннская линия — между Перонной и Этеном, а участок от Арраса до Суассона стал линией Зигфрида.

Оборона должна была проходить по обратным скатам высот, чтобы вражеская пехота, пересекая гребень, немедленно попадала под огонь невидимой до этого артиллерии и пехоты. Первая полоса обороны — «передовая зона» — состояла из отдельных пулемётных гнёзд, позиций наблюдателей и корректировщиков. За предыдущие годы немцы получили много болезненных уроков на тему того, что неважно, сколько ты держишь пехоты в ближайших к противнику окопах и блиндажах — всех перемелет вражеский огонь. Поэтому в передовой зоне должно было находиться минимальное количество солдат.

Позади неё строилась «боевая зона» — она состояла из цепи опорных пунктов, перекрывших друг друга огнём так, что даже захват нескольких из них не избавил бы противника от огня с флангов. Наконец, следующей шла «тыловая зона» c ещё одной полосой опорных пунктов и усиленных убежищ для пехоты, готовой к контратакам, а также многочисленные позиции для артиллерии.
Все линии обильно утыкались железобетонными дотами и укрытиями, между ними (и даже между полосами внутри зон) устанавливались проволочные заграждения глубиной до 20 метров.

Каждый населённый пункт превращался в отдельную крепость, где доты маскировались среди руин и существующих строений, а всю систему обороны связывали между собой сетью подземных ходов.

В ночь на 18 февраля 1917 года один из пленных сбежал и смог пробраться на нейтралку. Возле английских окопов его окликнули часовые, и он начал кричать по-русски. Услышав незнакомую речь, англичане приняли его за немца и открыли огонь. Бедолага погиб всего в нескольких метрах от свободы. Его тело достали и похоронили с воинскими почестями, когда разобрались в ситуации. С тех пор он так и лежит во французской земле, на одном из британских военных кладбищ в Аррасе.

Линия Зигфрида строилась на хорошем удалении от существовавшего фронта, позади сформировавшегося ещё в 1914 году Нуайонского и образовавшегося по итогам битвы на Сомме Альбертского выступов. На протяжении зимы немецкие военачальники спорили, следует ли предпринять отход, оставив оба выступа. В итоге было принято решение отходить. Линия фронта сокращалась на 40 километров, высвобождалось более дюжины дивизий и множество артиллерии — всё это отчаянно требовалось в других местах.

Перед уходом, несмотря на многочисленные протесты командующего группой армий «Кронпринц Рупрехт» принца Рупрехта Баварского, германцы решили оставить союзникам «подарок».

Выжженная земля

«Вся зона между существующими позициями и новой линией должна быть превращена в пустыню», гласил официальный приказ, и, закатав рукава, немецкие солдаты взялись за дело.

Следующие события будущий великий писатель и философ Эрнст Юнгер, тогда лейтенант 73-го пехотного полка, назовёт «оргией разрушения». Полностью стирался с лица земли каждый населённый пункт, срубались даже деревья, огромными зарядами взрывчатки уничтожались железные и шоссейные дороги, мосты, стены каналов. Отравлялись колодцы и водозаборы — наиболее простым методом было кинуть туда лошадиного навоза, но использовались и ядохимикаты. Всё мирное население угонялось, за исключением небольшого количества стариков и детей.

Кроме того, уходя, немцы оставили после себя множество мин. Артиллерийские снаряды закапывались в дорожное полотно с досками на взрывателях, чтобы взорваться при наезде грузовиков или повозок. На перекрёстках дорог и в оставленных нетронутыми домах закладывались разнообразные мины с часовым механизмом. В городе Бапоме, полностью разрушенном немцами, в целости осталась лишь одна средневековая ратуша. В ней нашли и обезвредили одну мину, но это оказалось ещё не всё.

Через неделю ратуша взлетела на воздух от второго заряда, замурованного под одним из подвалов, убив несколько десятков австралийских солдат.

Казалось, мины были повсюду. К примеру, вот лишь краткий перечень типовых закладок из документов всего одного батальона:

«Заряд, висящий в печной трубе и взрывающийся при разведении огня; полдюжины гранат, прикреплённых к мешку с песком, который перекрывает вход в блиндаж; лопата, прислонённая к стене траншеи с закреплённой гранатой, взрывающейся, если попытаться её сдвинуть; заряд, прикреплённый к доске, перекрывающей вход в блиндаж — после того, как доска сдвинута, начинает работать часовой механизм, взрывающий блиндаж через 2-5 минут, чтобы похоронить внутри тех, кто в него зайдёт; куски угля с гранатными или артиллерийскими взрывателями внутри, которые взрываются при попытке развести огонь».

Отход

Подготовка к отходу началась 9 февраля 1917 года и должна была занять пять недель, но на Сомме отступление началось через несколько недель. Первыми вывезли склады и госпиталя, потом скрытно снималась с мест тяжёлая артиллерия, а затем поочерёдно резервные и фронтовые части.

Двадцать второго февраля передовая окончательно опустела. Немцы последовательно отходили с одной заранее подготовленной позиции на другую, прикрываясь арьергардами из пехоты и кавалерии.

Англичане проспали отход — как и строительство линии Зигфрида. Бо́льшая часть строительства велась за пределами радиуса полётов британской разведывательной авиации, которая к тому же была прикована к земле плохой зимней погодой и перехватившими господство в воздухе немцами. В феврале и британская, и французская радиоразведки зафиксировали сворачивание немецкой радиосети, а в ночь с 20 на 21 февраля — полное прекращение работы станций противника на Сомме.

У британцев ушло несколько суток на то, чтобы организовать преследование силами пехоты, кавалерии и бронемашин, но немцы всё время опережали их на один шаг. А полностью уничтоженная врагом местность, мины и весенняя распутица мешали преследованию.

Ещё одним неприятным сюрпризом, постигшим в большей степени британцев и в меньшей — французов, стало то, что войска за 2,5 года позиционной войны настолько привыкли к окопному сидению, что внезапный выход из траншей привёл к ступору в штабах и неуверенности командиров на местах. Всё это давало немцам дополнительную фору при отходе.

Основное отступление началось 16 марта: 35 немецких дивизий снялись с места и оторвались от союзников. В этот раз проспали в основном французы, до конца уверенные, что немцы, как и раньше, будут цепляться за любой кусок земли. К вечеру 19 марта германцы без проблем отошли на новые позиции и в последующие дни даже контратаковали вырвавшиеся вперёд французские и британские части.

Полностью снова войти в контакт с ускользнувшим противником союзникам удалось лишь через несколько дней.

Линия Гинденбурга

Именно под таким именем окончательно вошли в историю новые немецкие укрепления на Западном фронте. События февраля-марта оставили странный привкус у союзников: с одной стороны, немцы очевидно переиграли оппонентов, спокойно и с минимальными потерями отойдя на ещё более мощные позиции и вновь доказав свой фантастический уровень организации и оперативного мышления. Заодно они поломали часть планов Антанты на весну — теперь и англичанам, и французам пришлось готовить очередные наступления, попутно восстанавливая полностью уничтоженную инфраструктуру и заново осваиваясь на незнакомой местности.

С одной стороны, это отступление было ясным свидетельством того, что немецкие ресурсы далеко не бесконечны и уже находятся в стадии истощения. Ну а многочисленные разрушения лишь дополнили и без того богатую к этому времени коллекцию «гуннских зверств».

С другой, вся операция по отводу войск (за которой в итоге закрепилось общее название «Альберих», хотя это был план отхода лишь на одном из участков), стала несомненным — и крупным — немецким успехом.