Кустарь-самоучка без мотора
Как и у многих выдающихся оружейников XX века, в биографии Аймо Лахти очень трудно отыскать следы какого-то специального конструкторского образования. В детстве Лахти не любил учиться и с трудом осилил лишь шесть классов начальной школы, после чего в 13 лет устроился работать на Вийальский стекольный завод (посёлок Вийала — ныне часть города Акаа. — Прим. ред.). Но вот интерес к оружию — в отличие от учёбы — у него имелся с детства.
На первую зарплату в пять марок Лахти купил старую винтовку Бердана и свёл знакомство с местным кузнецом, Юхо Сатером, который среди прочего занимался ремонтом оружия. В итоге Лахти решил, что карьера стекольщика — это всё же «не его» и до призыва в армию сменил ещё несколько мест работы, от железной дороги до электростанции.
Зато в молодой финской армии привычка Аймо ковыряться во всяких стреляющих железяках оказалась очень даже к месту. Начав службу рядовым, Лахти вскоре получил направление на офицерские курсы с «оружейным» уклоном и в 1921 году стал оружейным мастером в резервном полку, дислоцированном в центральной Финляндии.
К этому времени финская армия не без помощи немецких учителей познакомилась с некоторыми новейшими образцами стрелкового оружия — в частности с пистолетом-пулемётом Maschinenpistole 18/I.
На молодого финна творение Гуго Шмайсера особого впечатления не произвело — наоборот, он был уверен, что сможет сделать лучше.
Первый прототип, созданный им в 1922 году при помощи Юхо, был изготовлен под слабый пистолетный патрон 7,65×17 мм и являлся скорее «демонстратором идеи», чем реальным оружием. Ни этот, ни следующий образец интереса у финского министерства обороны не вызвали. Убедить в перспективе своего детища Лахти удалось лишь нескольких офицеров собственного полка. В 1924 году они, пустив шапку по кругу, создали ЗАО Konepistooli Osakeyhtiö.
Как деликатно пишут финские историки: «У новой компании было много вдохновения, но очень мало финансов». Акционерам пришлось довольно долго ждать прибыли, пока наконец в 1931 году фирма Tikkakoski не выкупила права на очередную модель пистолета-пулемёта, ставшего в итоге известным как Suomi M / 31.
Человек и половина пулемёта
Параллельно с доводкой пистолета-пулемёта Лахти получил совет от командовавшего полком генерала Хейнрикса подумать «в сторону» лёгкого ручного пулемёта. В финской армии в тот момент этот вид стрелкового вооружения был представлен «шошами» и «мадсенами», при этом второй был довольно дорог и сложен, а первый с большим отрывом претендовал на звание худшего оружия Первой мировой. Также в количествах имелись немецкие МГ 08/15 и 08/18, однако нормальными «ручными» пулемётами назвать их было довольно тяжело во всех смыслах.
Помогать Лахти вызвался лейтенант А. Э. Салоранта, который только что вернулся с оружейно-технического курса, проводившегося в Дании.
Работа в соавторстве завершилась созданием ручного пулемёта Lahti-Saloranta M-26, принятого на вооружение финской армии, но оба соавтора остались взаимно недовольны друг другом. Салоранта утверждал, что основные идеи принадлежали ему, а Лахти только «подавал инструменты». Лахти, в свою очередь, ворчал, что вмешательство Салоранты испортило его оригинальную конструкцию. Тем не менее, именно Салоранта помог Лахти получить вознаграждение за создание оружия — скуповатые чиновники поначалу вообще отказывались что-либо выплачивать конструктору.
В любом случае пулемёт Picakivaari m 26 и в самом деле получился «не очень», а желание финских военных «сэкономить копеечку» ухудшило дело. Хотя специально для него разработали несколько типов магазинов различной ёмкости, барабанные «должны были быть выпущены» для зенитных пулемётов, и на фронте их фактически не видели. Зато в стандартных 20-патронных магазинах требовалось унести по 1200 патронов на каждый пулемёт — для чего в расчёт (кроме самого пулемётчика и его второго номера) включили четырёх подносчиков боеприпасов и командира для руководства всем этим воинством.
Кроме того, пулемёт — точнее, ударно-спусковой механизм — оказался чувствителен к смазке и холоду. В довоенном уставе финской армии его попросту запрещалось разбирать в полевых условиях — делать это могли только мастера-оружейники. Понимание, что на войне «случаи разные бывают», пришло не сразу — инструкцию по разборке УСМ у Picakivaari m/26 финны выпустили только в 1942 году. Впрочем, к этому времени у них было уже более чем достаточно трофейных ДП-27, ставших одним из самых массовых пулемётов финской армии.
Самое забавное, что ещё в 30-е годы всё тот же Лахти уже самостоятельно разработал новый лёгкий пулемёт L-34, который был легче, проще (всего 58 деталей по сравнению с 118 у Лахти-Салоранта), дешевле в производстве и, как показали испытания, значительно надёжнее. Но… на вооружение финской армии он так и не попал.
…и немножечко шить.
В 30-е годы у финнов всё чаще начинала болеть голова при попытке смотреть на восток. Донесения разведки говорили, что «у Советов есть танки», «у Советов много танков», «ой, у СССР как-то совсем дофига танков». Конечно, Карельский перешеек по тогдашним представлениям был далеко не идеальной местностью для применения бронетехники, но на пролив не тянул.
Лучше всего, конечно, было бы завести в ответ собственные танки или хотя бы противотанковые пушки в количествах. Бронетехники финны смогли прикупить совсем немного, да и производимые соседями-шведами 37-мм «бофорсы» стоили по меркам экономных скандинавов как-то дороговато. Вот если бы ружье, да ещё и своё…
Впрочем, некоторых финских военных заносило ещё дальше. Они хотели не противотанковое ружье, а сразу противотанковый пулемёт.
Сам Лахти придерживался мнения, что оружие, способное хоть как-то стрелять по воздушным целям, будет «очень не очень» в роли противотанкового. Однако на то, чтобы переспорить всех офицеров в отделе вооружений, у него не было времени и желания. Вдобавок после поездок уже в качестве известного оружейного конструктора по Европе у Аймо Лахти появилась привычка «закладывать за воротник». Как скромно писали финны: «Зачастую длительные переговоры приводили к интенсивному употреблению алкоголя».Если бы этот пулемёт ещё сумел бы немножечко пострелять по воздушным целям, было бы вообще замечательно.
Впрочем, среди финских военных Лахти был далеко не чемпионом в этом национальном виде спорта, и, когда маршалу Маннергейму доложили, что главный финский оружейный конструктор в очередной раз того-с, Густав Карлович просто махнул рукой со словами: «Да пусть пьёт, лишь бы работал!».
По итогам всех споров и «переговоров» к началу Зимней войны успели сделать всего два прототипа 20-мм противотанкового ружья, из которых, по финским данным, в ходе испытаний удалось подбить четыре советских танка. Развернуть массовое производство ПТР L-39 финны смогли только после заключения перемирия. Но, хотя перерыв между первой и второй войной с СССР оказался небольшой, лёгкие советские танки, против которых ПТР Лахти ещё было эффективно, довольно быстро кончились, а против Т-34 и тем более КВ 20-мм их стало уже откровенно мало. Зато для стрельбы по воздушным целям их вполне хватало, так что финны не только развернули производство зенитной спарки 20ItK 40 VKT — фактически тех же L-39, только с возможностью стрельбы очередями, — но и переделали часть ранее выпущенных ПТР в «зенитные винтовки» L-39/44.
Перековать мечи
К 1944 году Аймо Лахти был вполне состоявшимся конструктором, имевшим в «багаже» практически всю линейку стрелкового оружия — от пистолета до зенитки. Кроме создания перечисленных выше образцов он также принимал участие в модернизации под нужды финской армии винтовки Мосина и пулемёта «Максим», разработал свой вариант станкового пулемёта Sampo L-41, «тяжёлый пистолет-пулемёт» AL-43 под свой патрон 9×35 мм, а также спортивную винтовку 22 LR Finnish Lion Rifle. Если же считать ещё и нереализованные «в железе» проекты, то их число перевалит за полсотни.
Однако все эти достижения не впечатлили — или, наоборот, слишком впечатлили — союзную контрольную комиссию. По их требованию Аймо Лахти отстранили от работы над военными проектами.
Получив генеральскую пенсию, он открыл мастерскую в небольшом городке Ювяскюля и продолжил заниматься изобретательством, но уже гражданским — до самой смерти в 1970 году.