Откуда у чилийских военных прусский акцент

Военный гений

В 1891-м году чилийцы затеяли гражданскую войну. Учитывая тамошнюю географию — буквально «войну севера и юга». Вернее, севера и центра. На севере сконцентрировались оппозиционеры, а в центральном регионе — сторонники текущей власти.

Что не поделили? Вы не поверите, но речь шла о неких поправках в конституцию.

А конкретнее — фирменная чилийская страсть к сегрегации столкнула лбами сторонников организации армии по «французскому» и «немецкому» образцу. Так сложилось, что за «французскую школу» ратовали консерваторы и элита, которым эта самая сегрегация была комфортна, а за «немецкую» — условно прогрессивные элементы общества, заседавшие в конгрессе. Последние понимали, что стране нужны хоть какие-то социальные лифты: в частности, речь шла о едва начавшей действовать школе младших офицеров, куда попадали представители «низов» — и в итоге обучались практически тому же, чему и курсанты Военной академии, юноши из влиятельных семей.

Основана школа была по инициативе и рекомендации иностранца — прусского офицера по фамилии Кёрнер, которого чилийское правительство выписало в 1885 прямо из Пруссии непосредственно для реорганизации армии.

Собственно, Кёрнер и оказался во главе повстанческого войска, состоявшего в основном из шахтёров селитряных копей и моряков, принявших сторону оппозиции. Моряки на суше воевать не умели, а шахтёры вообще воинскими навыками не обладали; и те и другие с трудом воспринимали непривычные команды на испанском (а уж тем более на немецком!). И тем не менее одержали победу, совершив марш-бросок в несколько сотен километров и выиграв ключевую схватку с консерваторами в местечке под названием Конкон.

Президент Бальмаседа, который так и не сумел сделать выбор в пользу одной из сторон, с расстройства застрелился в здании аргентинского посольства. Его место занял капитан первого ранга Хорхе Монтт, а Кёрнер получил звание бригадного генерала и возглавил чилийский генштаб — что позволило ему продолжить выполнение миссии, возложенной чилийским правительством изначально. Требовалось от него всего ничего — привести армию в божеский вид, повысить статус военных как социального института. Ну и конечно, обучить чилийцев тем военным премудростям, которые сам Кёрнер освоил в Императорской военной академии и в артиллерийских войсках на франко-прусской войне.

Разброд и шатание

То, что с армией нужно что-то делать, стало очевидно в 1884 году, когда закончилась Тихоокеанская война. Победить-то в ней чилийцы победили, но только потому, что перуанцы с боливийцами выступили ещё хуже. Прибывший в 1885-м году Кёрнер столкнулся с тем, что подготовка офицерского состава была слабой, вооружение — недостаточным и устаревшим, но главное — это ситуация с солдатами. Речь шла не просто об отсутствии армейской дисциплины.

Подавляющее большинство не умело читать и не имело элементарных гигиенических навыков. Барышень, невестившихся со служивыми, общество автоматически зачисляло в «пропащие».

В Военной школе будущие командиры учились фехтовать на шпагах, но понятия не имели, как управляться с технологической новинкой — скорострельным карабином. Выправка оставляла желать лучшего, знание точных дисциплин — и того хуже.

Покопавшись в причинно-следственных связях со свойственной немцам дотошностью, Кёрнер, как и его соотечественник Карл Маркс, пришёл к выводу, что «разруха в головах» является результатом плохо отлаженной экономики… Но это слишком далеко выходило за пределы его компетенции.

Гвардейцы против мушкетёров

Первый собственный контингент численностью аж в две тысячи бойцов был учреждён на территории Чили пятого декабря 1606 года. Задачей его была защита побережья от пиратов и конкурирующих метрополий.

Служить губернатору или кому бы там ни было местное население желанием не горело. Было оно преимущественно сельским, неграмотным, и такие слова, как «гражданский долг», «независимость», «Испания», «республика» звучали для индейцев, метисов и немногочисленных белых пейзан слишком абстрактно.

Массовое дезертирство было в порядке вещей, а ещё дезертиры сбивались в шайки и выходили на большую дорогу…

Одной из самых известных стала банда братьев Пинчейра, промышлявшая в южных Андах в период с 1817 по 1832 год.

Так и повелось, что гражданское население стало считать солдат разбойниками и развратниками, а чтобы хоть как-то их контролировать, власти решили по примеру французов учредить собственную Национальную гвардию (преимущественно из гражданских лиц с громкими фамилиями). Дальнейшее противостояние между феодальным истеблишментом и «низами» превратилось в конфликт «гвардейцев и мушкетёров» — если условно считать «мушкетёрами» весь тот сброд, что официально состоял на службе Перуанского вице-королевства, а потом и правительства Республики Чили.

Прусские козыри

В общем, отвоевав себе приличный кусок пустыни Атакама на севере и лишив боливийцев выхода к морю, чилийцы осознали, что им просто необходима нормальная армия. Ведь оставалась ещё Аргентина, с которой в южных пампасах тоже имелись некие территориальные разногласия.

Французская модель, которой придерживалось большинство соседей-латиноамериканцев, имела существенные недостатки в контексте колониальных реалий. Британская была больше ориентирована на флот, а вот прусская — особенно на фоне недавней победы над французами — выглядела вполне убедительно.

Тактика пруссаков отлично себя зарекомендовала — так же, впрочем, как небезызвестная жёсткая дисциплина или артиллерийский устав. Был у прусской модели и ещё один аспект, который весьма заинтересовал правительство молодой Республики Чили: социальное обеспечение военнослужащих как мотивирующий фактор для уважения к госструктурам.

Забегая вперёд, можно сказать, что в дальнейшем развитии Чили он действительно сыграл ключевую роль. Преданность чилийских полицейских — «карабинеров» — родной структуре (которая, к слову сказать, действительно обеспечивает их всем, вплоть до бесплатных ведомственных больниц и школ) давно стала притчей во языцех в Латинской Америке. Именно полное гособеспечение стало гарантом знаменитого полицейского «бессеребреничества», а также готовности стражей порядка с одинаковым энтузиазмом разбирать завалы после землетрясений и выходить с водомётами на разбушевавшихся школяров.

Похожая картина сложилась в ХХ веке в армии. Более того, благодаря «пруссификации» военного образования, армия стала своего рода «рассадником» просвещения и наиболее передовых идей… Оттуда, собственно, — склонность к военным переворотам и высокий удельный вес генералов в политике. Традиционно они «лучше знали», что надо делать в кризисных ситуациях.

Какие это были реформы? Что ж, вернёмся в конец XIX века.

«…Мы новый мир построим»

С Кёрнером чилийцам несказанно повезло. Был он потомственным военным, блестяще учился в Императорской военной академии (где потом преподавал артиллерийское дело) и к тому же успел отличиться, нюхнув реального пороху: в бою под Седаном получил ранение, а в 1870-м его батарея первой дала залп по Парижу.

В рамках последующего «повышения квалификации» Эмиль Бернхард Кёрнер объездил полмира, побывав в том числе в России, Испании, Италии и Марокко. Когда в 1885 году чилийский посланник Гильермо Матта выторговал его у Вильгельма Второго, Кёрнеру исполнилось 37. 

И был он, что называется, мужчиной в самом расцвете сил и карьеры — готовым горы свернуть и мир изменить… Не говоря уже о решении «чилийского вопроса».

Испанский язык, со свойственным немцам педантизмом, наш герой принялся изучать, едва поднявшись на пароход.

Когда Кёрнер прибыл по месту назначения и увидел, насколько всё запущено, он был озадачен, но рук не опустил. Для начала заменил старый учебный план Военной школы в Сантьяго на новый, по образцу того, что существовал в Берлинском кадетском корпусе. Теперь пехотные офицеры, кавалеристы и артиллеристы обучались разное количество лет. Были усилены спецкурсы по тактическому комбинированию оружия, баллистике, строительству укреплений, геодезии и картографии. Кроме того, в программу для старших курсантов добавились физика и химия. В качестве факультативов в программу теперь входили высшая математика и всемирная история.

Уроки фехтования Кёрнер отменил. Вместо них курсанты отрабатывали навыки рукопашного боя, стреляли боевыми патронами и толкали пушки по пересечённой местности. Кроме того, немцу удалось убедить чилийское правительство в необходимости учредить для наиболее талантливых выпускников Высшую военную академию. Таковая была основана 12 июля 1887 года и стала латиноамериканской версией Прусской военной академии (Kriegsakademie).

Учебные тексты были переводными немецкими учебниками. А ещё требовались вступительные экзамены (причём поступало не более 5% абитуриентов). Особенно много хлопот доставляла чилийцам высшая математика…

Параллельно в 1886-м был образован «Военный кружок» — что-то вроде «клуба по интересам», где кадровых военных учили пользоваться стрелковыми новинками. Чуть позже приняла первых курсантов та самая Школа младших офицеров, из-за которой впоследствии разгорелась гражданская война.

Ну а после своего фееричного дебюта в качестве полководца-прогрессиста Кёрнер получил достаточно полномочий для упразднения пресловутой Национальной гвардии и продвижения закона об обязательной воинской повинности, который был принят в 1900 году. Вместе с ним продвигалась идея необходимых социальных гарантий для военнослужащих. Помимо этого, армия взяла на себя обязанность обучать солдат грамоте и давать им дополнительные профессиональные навыки. К 1919 году уже 90% молодых людей, прошедших срочную службу, умели читать и писать.

Эпилог

Не все реформы Кёрнера увенчались успехом, но ему удалось главное — изменить систему ценностей в социуме. Иметь отношение к армии и силовикам стало престижно. Причём, не только в плане власти, но и за счёт того, что военные действительно стали наиболее образованной и прогрессивной частью общества. Ну и авторитет Чили в региональном масштабе стал практически непререкаемым. Чилийских военных консультантов и отборные части в ХХ веке ангажировали многие латиноамериканские страны, — и никто больше не рискнул ввязываться с ними в вооружённый конфликт.

До сих пор чилийские солдаты на плацу старательно тянут носочек на немецкий манер, а «немецкое лобби» в Национальном конгрессе способствовало появлению небезызвестной колонии «Дигнидад» в 1961-м году…

Впрочем, это уже совсем другая история.

Сам же Бернхард Эмиль Кёрнер в 1910 вышел в полную и безоговорочную отставку, после чего с супругой и взрослыми детьми вернулся в Берлин. В 1920 году он умер от инфаркта, и на похоронах его вздымались штандарты всех чилийских армейских подразделений. Впоследствии, однако, останки прусского генерала перевезли обратно в Чили, где они теперь и покоятся, — в мавзолее, сработанном знаменитым архитектором Густаво Монкебергом.