Почему началась Крымская война?

Как пишут о начале Крымской войны в учебниках? Вот, например, цитата из «Истории России» за девятый класс авторства А. Ф. Киселёва: «После подавления венгерской революции Николай I считал, что наступил благоприятный момент для кардинального решения восточного вопроса. В реализации своих планов он надеялся на поддержку Англии, считал Францию недостаточно сильной для вмешательства в войну на стороне Османской империи, а Австрию рассматривал как своего надёжного союзника, чью империю он спас от распада во время венгерских событий. Последующие события показали, что российский император утратил чувство реальности и не учёл изменений международной обстановки».

Конечно же, постоянно упоминают о споре из-за ключей в Вифлеемский храм, которые султан передал французам, ответив отказом Петербургу, — после чего «император Николай ввёл русские войска в находившиеся под властью султана автономные княжества Молдавию и Валахию (…) в залог, доколе Турция не удовлетворит справедливым требованиям России».

«Восточный вопрос» и «турецкое наследство»

Если почитать не только русские, а ещё и английские, французские, немецкие исследования — дело выглядит совершенно по-другому. И начать тут стоит вот с чего. В 1844 году Николай I посетил Великобританию с дружественным визитом. Визит был именно дружественный, поскольку Англия и Россия были одними из гарантов соблюдения в Европе пунктов Венского конгресса.

Естественно, в Лондоне Николай провёл множество переговоров, в том числе затрагивалась и проблема Турции. Разговоры эти велись кулуарно, с премьер-министром Англии Робертом Пилем, министром иностранных дел Джорджем Гамильтоном-Гордоном (графом Абердином) и герцогом Веллингтоном. Николай I и глава МИД России Карл Нессельроде договорились о следующем: надо сохранять статус-кво Турции сколько возможно, однако, если её падение будет казаться неизбежным, стороны обменяются мнениями о возможном разделе Османской империи.

Главная ошибка русского царя в этих переговорах — именно кулуарный характер соглашения. По идее, Пиль и его министры были должны вынести этот вопрос на обсуждение в Парламент, но… тогда само начало переговоров не осталось бы тайной ни для Турции, ни для других стран, и «восточный кризис» мог бы возникнуть без согласия и участия Англии и России.

Русские же, видя, что в Англии разговоры о разделе Турции восприняты благосклонно, уверились в том, что когда придёт время, Лондон поддержит Петербург.

В декабре 1852 года Николай увидел возможность продолжить диалог с Британией по «восточному вопросу». Дело в том, что балканскую часть Османской империи сотрясали восстания — сначала взбунтовалась Герцеговина, потом начала мятеж Черногория, продолжала бурлить Сербия. Казалось, распад Турции начался. Более того, после смерти Пиля новым премьер-министром Англии стал Абердин, участвовавший в обсуждении вопроса раздела Порты. Именно поэтому Николай I в беседах в английским послом Сеймуром затронул тему «восточного вопроса».

В этих приватных беседах император честно сказал, что хотел бы предотвратить распад Турции, но не знает — как. Но более всего не хотелось бы, чтобы из-за дележа «турецкого наследства» началась большая европейская война. Поэтому, продолжал император, давайте сразу договоримся, как будем делить. Царь предлагал следующее: передать Англии Египет и Крит; Австрии — аннексировать Боснию и Герцеговину; Франции — занять поселения и получить торговые преференции в Сирии и Леванте; Россия же, по мысли Николая I, должна была получить Дунайские княжества и протекторат над Сербией. Также создавалась бы независимая Болгария, которая занимала бы земли между Сербией и Румынией до Адрианополя включительно. От Константинополя Петербург отказывался, и это логично, имея подконтрольную Болгарию, — оттуда всего пара переходов до проливов.

Сеймур обратился с этими предложениями к новому министру иностранных дел Британии Расселу, и тот ответил, что, с точки зрения Лондона, распад Турции — слишком отдалённое событие, чтобы его всерьёз обсуждать. К тому же попытки договориться по разделу с большой степенью вероятности спровоцируют большую войну, а не предотвратят её.

Конечно же, эти разговоры не прошли даром, и Лондон начал подозревать Россию в нечистой игре. К тому же в дело включилась Франция, которая хотела восстановить своё влияние на востоке. Да и сами русские наделали множество ошибок.

Просчёт русского императора

Тот же Николай говорил Сеймуру: «Лучшее средство обеспечения стабилизации Османского правительства состоит в том, чтобы не предъявлять ему чрезмерные требования, оскорбляющие и уничтожающие его независимость». Но как только в Стамбул прибыла дипломатическая миссия под началом Меншикова, Россия начала переговоры именно с угроз и чрезмерных требований. Словами дело не ограничивалось: в Эпире, Боснии, Герцеговине, Черногории, Сербии, Болгарии вовсю орудовали русские эмиссары, которые доставляли в эти турецкие провинции оружие и порох, координировали действия повстанцев, призывали к мятежу и обещали поддержку России.

В результате, когда Абердин вынес предложение о возможном разделе Турции в Парламент, оппозиция в Палате лордов прямо заявила: «У русских всегда две реальности. На словах они за мир во всём мире и умеренность и объявляют они об этом и в Петербурге, и в Лондоне. А вот на деле проводят активные спецоперации с помощью своих агентов. Если их агенты преуспевают где-то, Петербург объявляет это свершившимся фактом и говорит, что не может поступиться такими результатами, ибо это противно русской чести. Если агенты терпят неудачу, отрицается всякая их связь с Петербургом, они объявляются местными патриотами или отщепенцами, и вообще сообщается, что послали их не с тем и что они нарушили данные им инструкции».

Получилась совершенно непонятная ситуация, где премьер-министр Великобритании и часть его Кабинета поддерживали русских в вопросе раздела Турции, а Парламент и ещё несколько министров были резко против русского плана и были готовы к конфронтации с Россией. Таким образом, установилось хрупкое равновесие, которое должно было сдвинуться в одну или другую сторону.

Союз исконных врагов

И здесь катализатором всего процесса выступила Франция. Дело в том, что вся Венская система, сложившаяся после 1815 года, была настроена на то, чтобы противодействовать французам. Европа боялась новой французской гегемонии и нового Наполеона. В свою очередь в Париже с тридцатых годов XIX века одна революционная ситуация сменяла другую, слишком сильны были противоречия в обществе. После переворота, устроенного Наполеоном III, и активизации французской политики в Париже боялись, что Россия, Австрия и Пруссия двинут войска через Рейн. Настроения, царившие на тот момент во Франции, лучше всего передаёт фраза Проспера Мериме, написанная в письме своему другу: «Я изучил Россию. Вскоре мы будем разговаривать по-русски с казаками в Тюильри».

В этой ситуации Наполеон III по совету своего министра иностранных дел Виктора де Персиньи решил обострить «восточный вопрос». Персиньи в переписке указывал Наполеону: «Если мы пошлём наш флот к Саламину — англичане его тоже пошлют к Саламину. Если мы пошлём флот в Мраморное море — англичане, чтобы не отставать, тоже пошлют его в Мраморное море. Неважно, есть у нас договор с Англией или нет, англичане не будут отставать от нас, и их флот в Леванте будет всегда там же, где и наш. А далее задачка сводится к банальной дипломатии — сделать так, чтобы Франция и Англия ехали в одной упряжке». Персиньи считал, что если Франция не пошлёт флот в Левант — англичане просто объединятся с русскими. Поскольку Франция всегда и во все времена была естественным врагом Британии, «Россия и Англия просто вышвырнут нас из Средиземного моря, и это будет конец Франции, как великой державы». Таким образом, его слова сводились к тому, что необходимо послать французскую эскадру к Саламину и объединиться с англичанами против русских.

И всё же главной причиной Крымской войны, вернее — вступления в неё Франции, можно считать угрозу нового государственного переворота. Опять цитата из Персиньи: «Если вы хотите мира любой ценой, вы сгорите в собственном пожаре очередного переворота или революции. Поверьте, но наши преторианцы — они здесь, тогда как русские — они где-то там».

Так Франция послала свой флот к Дарданеллам, вслед за ней то же самое сделали англичане, а далее возник антирусский союз двух стран. К тому же в июне 1853 года русские ввели войска в Дунайские княжества, что в Лондоне и Париже восприняли как начало раздела Турции русскими, причём единолично. Собственно, именно это и сделало войну неизбежной.

Ах да, к 1853 году спор о ключах от Вифлеемского храма был уже решён. Согласно договоренностям под арбитражем Австрии Франция и Россия договорились о совместном хранении ключей от Храма Господня.

Резюмируя: Крымская война началась как из-за грубых ошибок русской дипломатии, так и из-за стремления Франции сбросить оковы Венского конгресса. Наполеону III, чтобы не дать разгореться новой революции, нужна была либо весомая дипломатическая победа, либо маленькая и победоносная война. Именно действия Наполеона III подтолкнули Англию выступить против России, и в Лондоне взяла верх «партия войны».

Ну а Николай… Царь допустил главную свою ошибку тогда, когда решил, что британское правительство может принимать решения отдельно от Парламента. Императора подвело плохое знание государственного устройства Англии.